Я собрал жидкость настолько, насколько возможно. Понюхал – пахнет пивом. И ни капли запаха истинной!

Мишаня сидел на корточках рядом со мной:

– Не расстраивайся.

Это худшее, что можно сказать под руку!

– Det var den sista ledtråden! – выпалил я на родном, а потом перевел для Мишани: – Это была последняя зацепка!

Поднял взгляд на медведя и на секунду застыл. У него что, глаза слезятся? Я слышал, что бурые – крепкие парни во всех отношениях. А оказывается, за толстой шкурой скрываются очень чувствительные натуры.

Хорошо, что я не ударил его, жалел бы потом. Он же не специально.

– Я сам хорош. Надо было тут же спрятать в полиэтиленовый пакет, чтобы максимально сохранить запах. Чем я думал?

– Нет, это нормально. Ты хотел чувствовать рядом запах пары, когда ее потерял. Это инстинкты, не ругай себя. – Рука Мишани опустилась на мою.

Молчаливая поддержка, слишком интимный жест. Совсем небольшая рука на моей лапе. Наверное, из-за его комплекции я не воспринимал его как зрелого оборотня. От другого сверха я бы не потерпел касаний, а тут даже легче стало.

Удивительно, как он меня понимал!

Когда он смотрел вот так в глаза, мне становилось легче. Будто я наконец не один в этом мире. Будто в штормовом море я встретил судно побольше, откуда мне протянули руку помощи.

Мишаня гладил мою руку и говорил:

– Если бы ты не чувствовал запаха, у тебя бы кепочка стала свистеть.

– Что?

– Ну, крыша съехала. Чердак прохудился. Ой, ну ты ж не наш. Как там это по-цивильному? Ах да, мозги бы набекрень встали.

– То есть скоро встанут, да?

Мишаня виновато посмотрел на туфлю, а потом прикусил опухшую нижнюю губу и решительно сказал:

– Я тебе помогу. Мы найдем твою истинную. Номер телефона же остался.

– Симка левая. Только купленная.

– Да нет, не может быть, – вдруг сказал Мишаня, и я удивленно посмотрел на него. Он запнулся и тут же объяснил: – Ну я так думаю. Найдется твоя… барышня. Может, молодая слишком. Испугалась.

– Думаешь?

– Наверное, тебя увидела, в шоке была от счастья. Сейчас придет в себя.

В его словах был смысл, и я немного успокоился. Почему-то мысль, что Мишаня будет со мной, подействовала как горячая ванна.

Вдруг меня пронзила мысль-кинжал:

– А если она попала в беду? Не в одной же туфельке ушла?

И я вскочил на ноги, готовый переворачивать небо и землю.

– Погоди, дружище, не нагнетай! – Мишаня положил мне руку на грудь. – Здесь торговый центр, она давно купила себе туфли и ушла. Мало ли какие у нее дела.

В районе сердца стало жарко. Так вот что значит потерять истинную, еще ее не обретя. Я даже не знаю, как она выглядит, какой у нее рост, вес.

– Если бы ей позвонили, номер бы отобразился в списке вызовов.

– Ты сам сказал, что симка левая, звонков нет. Использовала для заявки и выкинула, а звонит с другой. – Мишаня опустил взгляд на свою руку на моей груди, нервно провел острым языком по губе.

Под его пальцами у меня кольнуло, в паху резко стало жарко, и я отпрянул.

Фух, надо быстрее найти истинную, а то гормоны шалят! Не пойми что с телом творится.

Мишаня опустил голову:

– Она же из клана медведей, ты сам говорил. Завтра пойдешь к главе под предлогом ничьей по спору и для подписания договора. Осмотришься там, экскурсию запросишь. Там, глядишь, и найдешь свою истинную.

– А ты? Не устроишь мне экскурсию?

– Забыл? Я же одиночка. И не переживай, я про таблетку не скажу, раз уж твою зацепку испортил.

Я кивнул, глядя на опущенную голову парнишки. Почему-то захотелось, чтобы он снова приложил руку к моей груди и заглянул в глаза, провел языком по губе…

Шлеп! Я отвесил себе пощечину так звонко, что Мишаня подпрыгнул.

– Эй, ты чего?

– Кепочка прохудилась, или как там у вас говорят.

Аня

– Нютик-Анютик, что сегодня готовишь? – Ваня положил голову мне на плечо.

С его огромной комплекцией это было сложновато сделать, но на что только не пойдешь ради вкусной лазаньи, да?

– Если выживешь после дегустации – узнаешь.

Ваня всегда подлизывается, когда я на кухне, а как только живот набьет, так сразу растворяется в воздухе. Под два метра ростом, внушительный в ширину, он умел ходить абсолютно бесшумно. Настолько, что даже сверхи не могли услышать. Его талантом пользовался глава, Влад, поэтому Ваня в берлоге появлялся нечасто, но обязательно ел, и почему-то исключительно мою стряпню.

– А что это мы не в духе? – шепнул он, а потом убрал тяжелый подбородок с моего плеча, выпрямился и как пробасил вопрос на всю берлогу: – Кто обидел мелкую с утра пораньше?

Ах, если бы ты знал, Ваня, кто, встал бы у двери, разминая руки. И пусть повода для этого нет (сама влюбилась – сама виновата), но от мысли о защитниках стало значительно легче. От одного понимания, что сегодня Алрик переступит порог берлоги и найдет свою истинную в лице моей сестры, хотелось закрыться в кладовой и молча смотреть в темноту. Даже перспектива получения половины фонда спора за ничью не радовала.

Огромная кухня в такой ранний час уже была полна народу, поэтому вопрос Вани не остался незамеченным. Помощник главы даже стопку бумаг уронил от возмущения.

– Да кто посмеет оставить себя без вкусненького? Я таких дураков не знаю. – Женя собрал бумаги с пола и подошел к кухонному рабочему столу. – Ого, зачем столько масла? Что будет в этих огромных противнях? На всех хватит?

Может, мне остаться, чтобы помочь тебе их таскать? Ты же сломаешься, пока до духовки донесешь!

Я только замахнулась венчиком, но за меня треснул Ваня. Причем сделал это куда сильнее и совсем не в шутку, как хотела я.

– Ты один раз уже помог! Потом солянку после тебя спасали. Не мешай мелкой творить, пошли! – Ваня после подзатыльника хотел дружески положить руку помощнику на плечо и увести, но Женя был хоть и немного меньше в теле, но не менее сильным – он перехватил чужую руку и мигом заломил ее Ване за спину.

Заварушки и выяснения отношений между мужиками в берлоге – дело нормальное, поэтому я раскинула руки и скомандовала:

– Отошли от плиты! А то без завтрака останетесь!

И тут в огромное помещение кухни вошла сонная Мира.

– А что на завтрак? – повела она носом и протерла еще раз глаза. – Болоньезе мутишь? Лазанья, что ли? Она же часа два готовится. Это скорее обед. Ребята, не ждите – мажьте бутерброды. И берегите свои телефоны – систер любит бить чужую технику.

Мои раскинутые в стороны руки медленно опустились и повисли вдоль тела.

– Сожалеешь? – с вызовом заглянула мне в лицо Мира.

Венчик упал из моей ослабевшей кисти, и парни тут же перестали заламывать друг другу руки. Ваня поднял потеряшку и отдал мне.

– Нютик, ты в порядке? Что побледнела так? Давай я куплю что ты разбила, не переживай. А ты мне натурой отдашь.

Я перевела взгляд с сестры на Ваню. Пришлось задрать голову, чтобы заглянуть в лицо молодому оборотню, глаза которого забегали:

– Ну, стряпней отдашь. Едой, понимаешь. А? Давай сделку? Глава завалил работой, я могу много платить, а ты мне еду доставлять. Как тебе?

Женя стукнул стопкой бумаг Ваню по лицу.

– Губу закатай! Тоже мне, джентльмен. Даме в беде надо искренне помогать, без выгоды. Ань, давай я просто возмещу ущерб. Не расстраивайся так.

– Эй! – Мира громко вскрикнула. – Вообще-то это я пострадавшая сторона! Это мне нужна помощь!

– Так мы и предлагаем. А решить должна твоя сестра. Она же твой опекун. – Женя взял у меня из рук венчик и помыл его, вложил вновь в мою руку и подмигнул.

– Бред какой-то! Ради еды готовы ковриками стелиться! – Уголок губы Миры нервно дернулся, от вспышки гормонов и эмоций ее аж потряхивало – это видели все, поэтому на всякий случай чуть отодвинулись, готовые к обороту. – Анька, не раскатывай губу. Тебе всю жизнь, может, и приплачивать за еду будут, а вот женятся на других!