Литмир - Электронная Библиотека

Макс Гордон

Психушка

Из сборника рассказов «Иная реальность». (уже скоро)

То, о чем ВЫ не знаете

Сперва была Дева, и Русалка, Ведьма появились уже после них. Вы не понимаете, о чем я говорю? Что ж, это не удивительно, учитывая мой лексикон и мою грамотность, а уж тем более – мое нынешнее душевное состояние. Забегая вперед, приношу искренние извинения за мое косноязычие и манеру повествования, но поймите меня правильно и не пинайте за грамотность, ведь никто не учил меня мыслить грамотно и излагать основательно, ибо оно мне не надобно, так как я – санитар. Еще до недавнего времени штатный санитар психической больницы имени Филькина, а теперь и вовсе – сумасшедший санитар. По всей видимости, когда вы прочтете это повествование, я буду одет в больничную пижаму и занимать место среди тех бедолаг – неудачников, за которыми присматривал, само-собой, до недавнего времени. И не приведи судьба, со мной будут обращаться также, как я в свое время обращался с подобными – да что б мне повеситься! И во всех моих горестях виновата эта проклятая старуха, которую привел нам старый черт, не иначе! Прав был Русланчик, окрестив ее сразу – Ведьмой!

Ну, обо всем по порядку, итак – сперва была Дева. Нет, нельзя сказать, чтобы она сидела у нас одна-одинешенька, вовсе нет, просто так уж построено, что мозги санитаров запоминают лишь самых ухабистых, или наоборот, как Дева – покладистых. Ага покладистых (смайлик), ну, в смысле, как положишь – так она и лежит, пока ты ее в темпе вальса пол ночи в матрац вдавливаешь. Лежит – не шевелится. Пару раз было думал, что окочурилась бедняга подо мной, врезал по морде – жива, только хмурится. Иногда, когда я не в том настроении, чтоб больничных девок по углам жахать, я вхожу в палату, для таких целей мы ее и держим в отдельной, и от души бью ей пощечины. Слезы по щекам катят, раз так в раж вошел, что губу разбил, да здоровенный синяк ей поставил… Да и черт с ней, все одно, она через час и сама уже позабудет об этом, ну, а раз она-то забудет, так мне и подавно вспоминать не приспичило. Что сморщились? Сволочь я? Ну да, есть-таки малость. (смайлик). А остальные сидят лишь для виду, от них нет ни добра мне, ни худа – сплошная серая масса, не мной это сказано.

Когда появилась Русалка, мы про Деву и думать забыли. В смысле, мы – это я, Влад и Валерик, а Русланчик… так он же первым из нас ее оприходовал. Васян, наш пятый временный сменщик, так он не такой, ему, говорит, даже жаль умалишенных, – «никто не заслужил таких горестей,» – сказал же как-то, хоть стой, хоть падай. Он вообще говорить умеет, иной раз нам свой ветхий завет зачитывает и на все-то у него в голове свои мысли имеются. Такой вот заумный санитар у нас, что б его… За это мы его как-то побить хотели, да чего там хотели, уже и собрались. Пришли в его смену, вместе с Владом и Валериком, ключи-то от входных дверей у всех на руках имеются. Русланчика, правда, в тот раз с нами не было, он вообще хитрожопый жук, доложу я вам – по всей совести. Прокрались в больничку мы, а времени уже двенадцатый час было – самое то, чтобы морду бить. Васька на посту в тот момент не было, – Валерик даже пошутил, что он Деву жахает. Но нет, и на Деве его не увидели, потом оказалось, что Василий в сортире у рукомойника. Ну, доложу я вам, лучшего места для мордобоя, даже б я не выдумал. Все, думаю, абзац Василию… Как оно так вышло, мы потом всеми догадывались, но в тот вечер мордобой у нас не задался. Васька не испугался, увидев нас втроем на пороге, хотя и дурак бы догадался, зачем мы туда ночью приперлись. Да чего там дурак, Влад бы, даже тот догадался. А уж человека тупее Влада вы и представить себе не сможете! Так вот, что сказал Василий я не помню, но тон его – я такого ровного и надежного спокойствия за всю свою жизнь ни от кого даже близко не слыхивал. Таким тоном говорят попы в церкви. Нет, морду бить мы не испугались, да и чего нам втроем одного бояться-то? Но у меня лично, да и у остальных, видимо, после его слов пропало всякое желание другому человеку вред причинять. Я, как сейчас помню, – когда уходили, Валерик даже извинился. А уж что б Валерик перед кем-то извинялся, я даже перед начальством такого не припомню. Я только потом замечать стал, что имеет Василий такую черту характера, что без всяких ремней и уколов, даже самых буйных своим присутствием успокаивает. Его пару раз к параноикам в подвал приглашали, а там уже другая ситуация и другая смена на них поставлена – по четыре санитара на отделение, не то, что у нас – один человек на весь этаж. Хотя у них и работа там другая, такой работы, даже за их зарплату мне не надобно… Ну вот, опять эти приступы начинаются. Глаза открыты, а что перед собой не вижу – чудится, будто проклятая старуха мне в глаза смотрит, а в ушах ее смех висит: неприличный, противный, прилипчивый.

То, о чем ВЫ знать не желаете

Психиатрическая больница имени Филькина расположена на самой окраине города, туда даже маршрутные такси не ездят. Фактически, она находится уже за чертой города, не знаю, кто и для каких целей вынес городскую черту на эти лишние восемь километров. Конечная остановка маршрутного транспорта называется Новая Становая, от нее до больницы почти восемь километров пешком по лесу топать – вот так город отделился от психов, чего ж ругать нас, санитаров? До Филькинской только сто двадцатый автобус доезжает, да и то – когда дорога расчищена, а нет – так добирайся, как знаешь. Когда-то, говорят, что персонал больницы по домам газель развозила, но я тех времен не застал, всего третий год здесь работаю. Хотя, оно ж еще как сказать! Работа – то у нас вон какая, еще подумаешь, как будет верно – всего или уже, иной раз такая ночь выдается, что опосля пьешь запоями…

Больница стоит в отдалении, ее даже с дороги не видно, иной и огней на окнах не заметит, если не знает куда смотреть. Двухэтажное, нелепо растянутое здание, словно лебедь с распростёртыми крыльями, огорожено по периметру трехметровым забором. Забор добротный, со стальными прутьями, пожалуй, это немногое, что здесь чудом уцелело, а в остальном – уныние и разруха. Уныние ощущается уже возле входных дверей, расположенных в дальнем конце здания, парадными дверями никто не пользуется, да их на моей памяти ни разу не открывали, я вообще сомневаюсь, что они работают.

Входная дверь открывается с противным скрипом, как будто стеклом по стеклу царапают, от этого звука даже здоровый человек начнет вздрагивать, а уж какие муки душевнобольным? У меня от этого скрипа всегда мороз пробегает по позвоночнику, особенно в темное время суток. Иной раз подойдёшь к двери, перед ночным дежурством, замок откроешь и стоишь, не решаясь этим пронзительным «Иггииииггххх» тишину разрезать. Сразу за дверью начинается холл с узкими стенами и облупившейся штукатуркой. Внутри темно, хоть две лампочки и весь холл освещают. Мало того, что окна в решетках, да еще и оконные проемы снаружи кирпичом замурованы, – зачем тогда между решеткой и стеной стекла оставлены? Когда зимой на морозе дверь закроешь за собой, по длинному коридору сквозняк пролетает, отчего дальняя лампочка начинает раскачиваться и пугающие тени по стенам разбрасывать. Тени по стенам движутся, пробегают по полу, да все это под скрип дверных петель, в общем, если вас не свел с ума парадный вход с облезлыми стенами, то вестибюль уж точно добьет, – добро пожаловать в Филькинскую психлечебницу…

В вестибюле стоит пыльный стол с надписью «администрация», которой, к слову, там уже давно нет. Да чего там, у нас и врачей-то: раз, два – да обчелся. Два ежедневных врача, два дневных санитара и пятеро в ночную смену, считая Василия, который на подмене – вот и весь персонал душевной Филькинской, – говорил же я вам – разруха и уныние!

Из вестибюля нам надобно по лестнице на второй этаж подняться и ближе всего центральная лестница, но я ей не пользуюсь – мне милей боковая. Она на девяносто восемь шагов дальше расположена, углы узковаты, да и ступени вверх задраны, но по ней мне спокойнее. Центральная лестница, она ж не только наверх поднимается, она ж еще и вниз идет, а там внизу, доложу я вам, творится уж точно – настоящий ад! Там внизу опасных психов: шизофреников, параноиков держа, и плевать, что меня от них стальная дверь огораживает, толстенная и звуконепроницаемая, как в бомбоубежище. Я всего-то за три года – четыре раза видел, что за той дверью творится, но мне до конца жизни и этого хватит: крики ярости, стоны боли, мольбы и проклятия, обращенные неизвестным богам, нечеловеческое рычание и прочие звуки… мне ж до сих пор кошмары снятся, не представляю – каково там.

1
{"b":"789377","o":1}