– Пойдешь к кочегарам, – продолжал свой инструктаж Ратников, – скажешь, пусть угля не жалеют, за эти дни надо температуру в казарме поднять.

– Я то скажу, но они ведь, начальником тыла заинструктированы об экономии и меня вряд ли послушают, – возразил лейтенант.

– Здесь не начальник тыла, я командир. Скажи это мой приказ. Что сейчас пережгем, в оттепели компенсируем… если получится.

Расход угля строго планировался и регулярно контролировался службой тыла полка. Но если к приезду нового комкора в казарме будет холодно, у него наверняка возникнут соответствующие вопросы. И сможет ли молодой полковник, бывший лётчик, почти никогда не сталкивавшийся с кочегарками, углем, личным составом, понять все эти трудности, которые порой невозможно никак преодолеть.

– А куда замполит пропал? – вдруг спросил Ратников.

Дежурный, недоуменно пожал плечами.

«Домой, наверное, свалил… Счастливый, может вот так плюнуть на все. А ведь для него этот визит комкора куда важнее, чем для меня, у него-то «поезд» еще не ушел, он еще может в свою академию успеть», – подумал Ратников.

Эти мысли вновь разбудили «задремавший» было гнев, который волнами подступал, вызывая неприятные спазмы в горле. Но тут же усилием воли он его подавил: «А черт с ним со всем, будь, что будет, все равно ничего не изменить, раз на роду написано». Ратников взглянул на часы – без пяти восемь. Желание вызвать замполита и переложить на него часть забот прошло. Идти домой не хотелось. Там, скорее всего, ждал неприятный разговор с женой. Потому он готов был ухватиться за любую причину, лишь бы оттянуть время. В дверь постучали…

В канцелярию вошел среднего роста непрезентабельный человек с длинными как у орангутанга руками, далеко торчавшими из рукавов меховой танковой куртки.

– Разрешите обратиться, товарищ подполковник! – четко по уставу произнес вошедший.

– Заходи Валера. Что там у тебя? – приветливо отозвался подполковник.

Тридцатидвухлетний автотехник дивизиона прапорщик Валерий Дмитриев родился в Усть-Бухтарме, а вырос уже в Новой Бухтарме, смолоду работал шофером на автобазе. Но потом, ввиду низких заработков шоферов перешел на цемзавод в «обжиг», самый вредный для здоровья цех, где платили куда больше. За пять лет такой работы Валера серьезно надорвал свое здоровье. Потому и подался он в близлежащую воинскую часть на должность автотехника, благо в автомобилях разбирался неплохо, а на дивизионе всегда имелся дефицит прапорщиков.

– Товарищ подполковник, вот я составил опись запчастей, необходимых для ремонта нашего автотранспорта, – прапорщик подал лист бумаги.

– А чего это ты мне его принес? Не знаешь, что ли как это делается? Составь официальную заявку и как положено представь в полковую автослужбу, – Ратников смотрел на прапорщика недоуменно.

– Да без толку все это. Я этих заявок в полк без счета перевозил. Но там, того что нам надо нет. Это можно достать только в поселковой автобазе, на их складе.

– Ну, так достань, ты же там работал, небось, всех там знаешь, – начал уже слегка раздражаться подполковник, как всегда, когда подчиненные, как ему казалось, хотели переложить на него выполнение своих обязанностей. Ладно, Рябинин, тебе все ясно? – обратился он к, по-прежнему стоявшему перед ним, дежурному. – Давай, иди к личному составу, у нас тут с автотехником свой разговор будет.

Дежурный козырнул и скрылся за дверью.

– Товарищ подполковник, за все это или деньги платить, или бутылки ставить надо. Даже если я свою зарплату положу, расплатиться не хватит, – нервно прояснил ситуацию прапорщик.

– Так ты, что предлагаешь, мне что ли водку автослесарям и кладовщикам на автобазе ставить?! – повысил голос и подполковник.

– Да нет. Тут надо с самим завбазой договариваться. А лучше, чтобы он нашу транспортную машину к себе в теплый бокс поставил и распорядился ей полный техосмотр сделать. Там и условия и специалисты есть, – терпеливо гнул свое Дмитриев. – Вы же сами знаете, что на ней надо коробку передач перебирать или вообще менять. Иначе, аварии не избежать.

Ратников задумался, вспомнил скрежет, с которым переключал передачи водитель. Автотранспорт всегда был одним из больных мест дивизионного хозяйства. Потому и обрадовался он, когда два года назад к нему из поселка пришел служить этот куркулеватый, невзрачный мужик. Ратников надеялся, что Дмитриев, наконец, наведет должный порядок с автотранспортом. Но чуда не произошло, автотехник сразу поставил вопрос ребром – будут запчасти, отремонтирую машины, и никак иначе, при этом сам «доставалой» он становиться не собирался.

– Так ты что же хочешь, чтобы я поехал к заведующему автобазой и уговорил его отремонтировать нашу машину? Или ты предлагаешь мне дать ему в «лапу»?

Прапорщик слегка потупился, и как-то враз стушевавшись, заговорил стеснительным тоном:

– Федор Петрович, вам надо не его просить, а Ольгу Ивановну… Решетникову.

– Решетникову… учительницу!? – изумлению подполковника не было предела. – А она-то здесь при чем?

– Видите ли, зав автобазой, он как я недавно узнал, ей вроде родней приходится. Не знаю какой родной, но дед заведующего, как только она объявила, кто она есть на самом деле, сразу всем говорить стал, что она получается им как родня, и он сам у ее матери в школе учился еще до советской власти. В общем, я думаю, если она попросит, заведующий пойдет навстречу. А вы же с ней, с Ольгой Ивановной, хорошо знакомы. Другого пути у нас все равно нет. В полковой автослужбе с запчастями полный голяк, а так, может, удастся. Попробуйте, пожалуйста, – моляще попросил прапорщик.

Ратников тупо уставился в пол. До такого сам бы он никогда не додумался, просить учительницу своего сына воздействовать на директора автобазы, чтобы тот помог ему в ремонте дивизионного автотранспорта. Не мог он и в очередной раз не удивиться, как вдруг в последние два-три года во всей округе вырос авторитет и значение, до того в общем-то скромной и малозаметной учительницы русского языка и литературы ново-бухтарминской средней школы. В связи с этим он не мог не спросить после некоторой паузы:

– А что у вас там, в поселке говорят… ну про Ольгу Ивановну? С чего это она вдруг… ну такой уважаемой стала?

– Я и сам удивляюсь. Я ведь тоже у нее учился, когда она еще Байковой была. Училка и училка, а оказалось вона как, внучка станичного атамана, родилась в Китае. Я же еще с малых лет помню, когда в Усть-Бухтарме жили, дом тот, в котором клуб помещался. Про него так и говорили, атаманский дом. И крепость помню и церковь. Колокольню, когда взрывали, смотреть бегал, мне тогда лет пять было, – рассказывал Дмитриев.

– А зачем взрывали-то, в пятидесятых вроде с религией уже не боролись? – вопросом перебил Ратников.

– Да нет, тут другое. Колокольня-то высокая, кирпичная, а там сейчас водохранилище. Чтобы пароходы случайно не напоролись, – пояснил прапорщик и продолжил свои мысли. – Если бы она лет десять назад такое отчебучила, ей бы тут не жить. А сейчас как все с ног на голову перевернулось, столько народу к ней в родственники набиваются. Будто советская власть то ли ослабла, то ли другой стала, если она из такой семьи и стала чуть не самым уважаемым человеком в поселке. Но так оно и есть Федор Петрович, поговорите с ней, ей не откажут, ей Богу. Она же и супругу вашу знает.

– М-да… чушь какая-то. О ремонте машин договариваться с учительницей. Впрочем, можно попробовать. Ну, а ты-то, Валера, как ко всему этому относишься. Ты же вырос здесь, ты-то сам кто изнутри больше красный или белый? – подполковник оперся локтями на стол и с интересом воззрился на прапорщика.

– А я сейчас никакой. Когда еще малой был, в школе учился – насквозь красный был. Но где-то лет в пятнадцать бабка мне всю историю моей семьи рассказала. Так я сначала не поверил ей. А потом… потом понял, что так оно и получается, что по родне я получаюсь никакой, ни красный, ни белый. У прадеда моего, здесь неподалеку хутор был с землей, так его и красные и белые грабили. А деда с братьями потом в продразверстку за то, что хлеб свой не отдавали, постреляли, хутор разорили. Бабка с отцом моим годовалым и его сестрой пятилетней христарадничала тут по деревням, батрачить нанималась, за кусок хлеба. А у прадеда на хуторе и коров стадо было, и бараны и пашни целых сорок десятин и лугов столько же. Кстати, один из его покосов недалеко от нашего дивизиона был. Помните родник, что меньше чем в километре отсюда, куда летом иногда за водой женщины наши ходят? Ну, так вот, там тоже была его земля, траву они там косили. Все поотбирали. А прадед за все это двадцать пять лет царю верой и правдой солдатом отслужил. И с турками воевал, Бухару и Коканд брал. Так что, получается, от той революции родня моя крепко пострадала. Но, я думаю, и они тоже были не красные и не белые, и я вот такой же. Я вообще за то чтобы ни на одну обочину не заваливаться, я чтобы по середине дороги ехать, – выражал свое кредо Валерий Дмитриев.