Альквиста. Родной дом. Королевство-призрак, лежащее внутри Суши, скрытое Сушью, точно так же, как грифон скрывался внутри самого Гроша. Непроявленный снимок, смутный альтер бескрайней пустыни, ждущий своего часа, чтобы выломаться из песка, как крылья грифона выламывались из лопаток короля-оборотня…

В книге рассказывалось и про Избранных. В «Истории Времен» не было картинок, но по описаниям Грошу удалось распознать несколько фигур из Музея.

А главное – он понял, что избранность ничего не значит. То есть, значит, конечно, но не для самих Избранных, и даже не для человечества как некой духовной общности, а только для тех, кто создал Агарти миллионы лет назад и постоянно поддерживал жизнь в «пробирках» с образцами. В Музее кукол, да.

Сопоставив некоторые факты, он даже смог предположить с большой долей вероятности, почему сам оказался в числе Избранных. Похоже, все дело было в генах. В уникальной чистоте крови.

С кровью была связана инициация оборотней. Эксперименты с кровью положили начало Суши, и они же должны были привести к ее метаморфозу. И его королевская кровь подходила для этого лучше всего. Именно об этом, видимо, говорил Джизус.

Открытие не задело Гроша и не смутило – все то же странное равнодушие к собственной судьбе, которое вселял в молодого короля воздух Агарти, помогало ему избежать ненужных переживаний. Даже то, что последние две недели его морили голодом, не мешало Грошу. Он и раньше не отличался аппетитом, так что поначалу даже не заметил отсутствия еды. А потом Риа объяснила, что воздержание от приема пиши – это очищение физического тела, один из этапов подготовки. Грош не стал уточнять, к чему. Ему было все равно. Впрочем, кое-какое любопытство он все же проявил, спросив у Риа, почему из двух чистокровок был избран именно он, а не его отец. Он ожидал, что Риа ответит, что Ибрис Восьмой слишком стар, но она сказала совсем другое:

– Я попросила у Энки тебя, малыш. Если тебя возьмет Сушь, ты умрешь. А мне нужно, чтобы ты был жив. Тогда Джереми ничего не будет угрожать. Для меня это важно.

– Кто такой Джереми? – спросил Грош без особого интереса.

– Твой двойник, – ответила старуха спокойно. – Приступай к медитации.

Грош очень смутно помнил разговор у пещеры, во время первой встречи с Риа. Анджело… Ракушка с ее бессвязным переводом… Все это было уже неважно теперь. Но после слов Риа о Джереми Грош стал иногда думать о своем двойнике. Хотя в последнее время его мысли не задерживались ни на чем особо, как будто тело, становясь все более легким, постепенно утрачивало связь с землей и другими человеческими существами. Все они казались призраками, такими же нечеткими, как тени, мелькавшие иногда на краю зрения во время прогулок по бесконечным тоннелям Агарти.

– Малыш?

Риа, как всегда, появилась неслышно.

– Чикуато, батанья, – машинально произнес Грош, и старуха улыбнулась всеми своими морщинками.

– Когда ты говоришь со мной по-гуамски, ты становишься совсем как Джереми. Сколько раз ты сегодня медитировал?

–Не помню, – Грош пожал плечами. – Может быть, десять. А может быть, три. Время течет так странно…

Риа удовлетворенно кивнула.

– Ты почти готов, малыш. Голода не испытываешь?

– Нет, – Грош внезапно нахмурился, как будто что-то вспомнив, и медленно произнес: – Послушай, Риа… Я бы хотел посмотреть на небо.

– На небо? – старуха озабоченно вгляделась в его лицо, взяла за запястье маленькой цепкой лапкой, потом пощупала лоб и облегченно вздохнула. – Я спрошу. Может быть, это можно будет сделать, когда ты будешь совсем готов.

Широкий подол раздулся под порывом ветра синим колоколом. Рыжая этим утром настояла на длинном платье, несмотря на гримаску, которую якобы незаметно скорчила секретарша отца, считающая, что девушки в таком возрасте не должны носить длинного.

Платье было аквамариново-синим, что очень шло к рыжим волосам Алтын. Сшито оно было довольно просто, но дорогая ткань струилась красивыми складками. А Ракушка, как ее ни уговаривали, ни за что не захотела надеть что-нибудь приличествущее случаю, и щеголяла в любимом наряде из драных черных кружев, спадающем с плеча, и вельветовой шляпе. Правда, к шляпе она в припадке кокетства приколола сорванную по пути к набережной позднюю пурпурную розу. Выглядела Анхеле, надо сказать, весьма живописно со своей блестящей копной каштановых волос, выбивающихся из-под обвисших полей, в черных кружевах и солдатских ботинках.

Чайка неожиданно вскрикнула прямо над головой, и Алтын, как всегда, вздрогнула и, как всегда, обругала себя за это. Ракушка рассмеялась, поймала норовившую улететь шляпу, и, держа ее двумя руками, посмотрела вверх, в синюю бездну неба с несколькими белоснежными перышками облаков.

– Красота, – сказала она с чувством и подмигнула Алтын. – В Альквисте сейчас зима. А тут красота-красотища!..

Белые корабли выстроились в заливе, расцвеченнные яркими флажками. На набережной играла музыка, и здесь, на палубе, тоже играла музыка, и разные мелодии сливались в какой-то неудержимо-бравурный, искрящийся то ли вальс, то ли марш. «Амбассадор», личный прогулочный катер господина регента, величаво отошел от причала, направляясь в сторону маяка. Легкие яхточки сопровождали его, точно чайки. На залив было больно смотреть – так сияла под солнцем водная гладь.

– Фабула марина, – задумчиво сказала принцесса.

– Да, – согласилась Анхеле. – А на Гуаме сезон дождей.

Алтын внимательно посмотрела на подругу. Выражение лица Ракушки не изменилось – она все так же улыбалась, глядя в небеса, но в ее тоне Рыжей почудилась грусть.

– Ты думаешь, там твоя родина? – спросила она и взяла Ракушку за руку.

Анхеле пожала плечами.

– А откуда бы тогда я знала гуамское наречие?..

Набережная постепенно удалялась, перед глазами разворачивался залив, и сделалось видно, что маяк, на который Алтын так любила смотреть, стоит на острове, соединенном с берегом мостом или дамбой – массивные сплошные опоры вырастали из воды, как стена, и видны были узкие окна высоко над волнами.

– Там кто-то живет? – с любопытством спросила Анхеле. Она уже забыла про свою грусть.

– Где, на маяке?

– Да нет, внутри моста.

– Вряд ли, – сказала Алтын с сомнением.– Хотя я не знаю. С пляжа этой постройки вообще не видно, а в той стороне я никогда не была. Возможно, там какие-нибудь технические помещения для обслуживания моста.

– Скукота, – Анхеле с упреком посмотрела на принцессу. – Вечно ты придумываешь всякие рациональные объяснения.

– А ты бы хотела, чтобы там жили привидения?

– Ну… – Ракушка призадумалась. – Например, прекрасный узник. Юный и печальный.

– Как романтично, – сказала Алтын ехидно. – Воображаю, что сказал бы Кальвин.

Ракушка сердито натянула шляпу на глаза и отодвинулась.

– Дура.

– Сама такая.

– Смотри, не поскользнись, когда будешь бежать к своему Джереми со всех ног.

– Кто, я?! – Алтын вспыхнула.

– Барышни, хотите лимонаду? – Регент Абель Рем, сменивший по случаю праздника серый френч на белоснежный парадный мундир с серебристым волчьим хвостом на плече, махнул рукой мальчишке с большим подносом, уставленным нарядными разноцветными бутылочками в форме бутонов. Мальчишка расторопно подбежал, и Алтын взяла одну из бутылок. Ракушка покосилась на нее и тоже взяла. Пробки были устроены таким образом, что, стоило их повернуть, из середины бутона выскакивала пластиковая соломинка, позволяющая пить, не расплескивая содержимое, даже во время качки. Барышни одновременно приникли к трубочкам и сделались похожи на колибри. Регент, глядя на них, улыбнулся про себя пришедшему в голову сравнению и в который раз подумал, что Алтын очень похожа на свою мать.

«Амбассадор» подходил к острову все ближе, громада моста надвинулась, и уже можно было рассмотреть клочки сырого зеленого мха между огромными камнями и пыльные витражи в окнах.

– Кто это додумался сделать цветные стекла в технических помещениях? – сказала Анхеле противным голосом, не глядя на принцессу.