– А ты изменилась, Кира, – задумчиво тянет прямолинейный Димка. – Не то чтобы раньше страшненькой была, но сейчас прям другой человек.

– Похорошела, – немедленно соглашается Митя и, надменно хмыкнув, добавляет: – А с волосами ты ничего так. Моя фотографическая память на лица впервые чуть не выдала сбой.

"Лучше б выдала", ворчу про себя и незаметно пытаюсь оценить оживлённость двора. Стайка женщин с колясками, компания заболтавшихся собачников, студенты, кучкующиеся под козырьком подъезда. Обнадёживает.

– Мне нужно идти, я спешу, – на самом деле это правда лишь отчасти. Дарья Семёновна вернётся поздно, сегодня годовщина их с супругом свадьбы и я нисколько не удивлюсь, если она до глубокой ночи будет мёрзнуть у его могилы. Её трепетное к нему отношение предмет отдельной истории. Правда в том, что дома никто меня не ждёт, просто эта нежданная и, безусловно, нежелательная встреча тяготит своей натянутостью, искрит напряжением, того и гляди рванёт, но на моём пути по-прежнему стоит Митя.

– Кира, а может, тряхнём стариной? Давай лошка какого-нибудь оформим по-быстрому, – Стас сознательно игнорирует мои слова, увлёкшись перспективой возможной наживы, и даже мой хмурый взгляд ничуть не остужает его пыл. Парень уже вовсю подсчитывает прибыль. – Соглашайся. В последний раз, честно. Нам с Димкой бабки позарез нужны.

– Совсем больной? – единственное, что могу выдохнуть, чувствуя, как пламенеют щёки под Митиным цепким, заинтересованным взглядом.

– Да забей, – морщится Димка, потирая некрасивый шрам на переносице, "подарок" от младшего брата Егора. – Ему всегда мало.

– А что за схема была? – как бы про между прочим любопытствует Митя, засовывая руки в карманы бежевого пуховика.

И тут Остапа, то есть Стаса, понесло...

Возбуждённо жестикулируя, он начинает расписывать все нюансы нашей афёры, а, заметив скептически приподнятую Митину бровь, и вовсе бессовестно преувеличивает, лишь бы произвести на того впечатление. Даже случай с Егором вспоминает. Идиот. И сдался ему этот Митя. Что их вообще может связывать?

– Так, мне пора, – решив смыться под шумок, я собираюсь обойти блондина, но тот удивляет несвойственной себе вежливостью, любезно уступая дорогу.

– Рад, что ты выбралась целой! – кричит мне вслед Димка.

Я, молча, ускоряюсь, отвечая веснушчатому парню короткой улыбкой. Мне будет его не хватать, хоть он и знатный лоботряс.

Дворами я возвращалась и раньше, но впервые этот путь кажется таким долгим. От быстрой ходьбы колет в боку и дыхание сбито до чёрных мушек перед глазами, но хуже всего – осадок от встречи с Митей. Он одним махом рушит столь тщательно выстраиваемое мною душевное равновесие. Прошлась, называется. С другой стороны, прятаться тоже не дело, столько лет от всего бегаю, даже от самой себя. Не особо то и помогает.

Помогает – не помогает, а добравшись до своего подъезда, всё ж таки оглядываюсь. Стойкое чувство, будто кто-то идёт за мной по пятам только усиливается. Паранойя? Вполне возможно, но лучше она, чем кирпичом по затылку. Миновав лифт, взбегаю по ступеням. Замкнутые пространства в случае чего мне только навредят, отпор-то я дать всё равно не смогу, а подниматься нужно аж на восьмой этаж.

Первый пролёт позади. Краем уха, за эхом собственных шагов, улавливаю ещё одни: тяжёлые, мужские. Второй, четвёртый, седьмой – история повторяется. Какова вероятность, что кто-то из соседей, решил уподобиться мне и пренебрёг лифтом? Небольшая, но она есть. А почему тогда замедляется вместе со мной? Значит, никакой это не сосед. К чему вообще эти остановки? Догнал бы уже давно да и оглушил, ведь надеяться, что я могу не слышать преследования глупо. Играет...

Поднимаюсь дальше, не сбавляя скорости, но ступив на площадку своего этажа, к двери не приближаюсь. Один чёрт отпереть не успею. Вместо этого подхожу к большому окну, и оперевшись рукою о стену пытаюсь отдышаться. Как там говорят: "Перед смертью не надышишься"? Истинная правда.

Даже сквозь бешеный шум в ушах гулкие, неторопливые шаги отчётливо различимы. Со своего положения я могу видеть лишь ботинки, но холодящий запах Митиных духов морозит лёгкие гораздо раньше.

– Ну и зачем было так загоняться? – риторически спрашивает блондин, усаживаясь рядом на подоконник. – Обещал же, из-под земли достану.

Шумно выдохнув, я выпрямляюсь. Незаметно вытираю вспотевшие ладони о плотную ткань юбки и с вызовом смотрю в каменное лицо нагнавшего меня парня. Видеть его и тем более о чём-то говорить совершенно не хочется. И послать его куда заслужил, тоже не пошлёшь, можно конечно попытаться, но, зная Митю, смысла – ноль.

– Чего ты хочешь? – интересуюсь, чувствуя, как начинает потряхивать от злости. В общих чертах, цель его преследования мне вполне ясна, и то, что он теперь знает, где я живу, радости не прибавляет, но всегда существует шанс договориться. Не станет же он, в самом деле, руки распускать! Уже не дети. Да и не в каменном веке живём, есть нормы поведения, законы, правосудие, в конце концов.

– Всё того же, – чуть согнувшись Митя подхватывает края моего шарфа и, наматывая его на кулаки, медленно притягивает к себе, глаза к глазам.

– Ты же понимаешь, что добровольно я не отдамся.

– Меня это по-прежнему не колышет, – он борзо скалится, большим пальцем оттягивая мне нижнюю губу. – Хочешь брыкаться, пожалуйста, так даже интересней.

– Я обращусь в полицию, – угроза, выпаленная дрожащим голосом, звучит до обидного жалко и, не выдержав его откровенно насмешливой ухмылки, опускаю глаза. А он глаз не отводит, я кожей чувствую этот взгляд. И холод его пальцев, проникающий сквозь горловину тонкого свитера, тоже чувствую. Издевается, ублюдок. Наслаждается своим физическим превосходством.

– Утешайся этим, когда будешь ломать об меня свои ногти, – самодовольно шепчет Митя. Его дыхание предвкушающе частит, когда он соскакивает с подоконника и, сжимая мне плечи, впечатывает в стену.

Вот урод! Наглый, зарвавшийся уличный отброс. Дёргаю плечами, сбрасывая его руки, а он уже ногу мне меж коленок протискивает. Да что ж он всё никак не отстанет?! Ладно бы чувства его отвергла или нравилась когда-то, а так, даже имени моего не может запомнить, по сей день продолжает мышью называть, чтоб не париться. Что за фетиш у него такой, не пойму. И красивый с виду парень, такому мало кто откажет. Чего, спрашивается, ему не хватает? Голос больной, глазища пьяные, ещё и трётся штаниной своей грубой о мои колготки тонюсенькие, того и гляди дыру протрёт. Помешанный.

Ближайшие квартиры пустуют. На помощь звать бессмысленно, только голос сорву. Брыкаться тоже без толку, Митя прижимается так тесно, будто хочет о стену расплющить. Ни вырваться, ни оттолкнуть. Воротит от ласки его навязанной, нарочито бесстыдной, от показной вседозволенности с которой он шарит под моим пальто. Словно ему не тело моё нужно, а сам факт унижения.

– Ты пожалеешь.

– Сомневаюсь. Ну же, мышка, хватит меня дразнить. Доставай уже свои ключики и пригласи старого друга на чай. Я замёрз...

Мне не нравится этот его тон, не нравится его напористость, и губы, приближающиеся к моим, тоже нет. Руками беспорядочно шарю по широкой спине, комкаю куртку, пытаясь оттащить, а он даже с места не двигается, только сильнее заводится. Не ровен час прямо тут, на лестничной клетке возьмёт, руки-то уже под юбкой. Ничего, перетерплю, даст извернуться – ключи ему эти в глазницу всажу.

Внезапно, с характерным звуком открываются дверцы лифта. Ни Митя, ни я шума от его движения в упор не слышали, а теперь стоим, замерев, как два озабоченных подростка, пойманных в самый неподходящий момент. И Дарья Семёновна смущённо колеблется, будто решая выйти с кабинки или продолжить меж этажами кататься.

– Что ж вы хоть до квартиры-то не дотерпели, молодёжь? – справившись с первым шоком, ворчит женщина, шаркая в сторону нашей двери.

А Митя, в один миг сменяет выражение лица с озабоченно-наглого на пристыжённое, торопливо наклоняется и юбку мою заботливо так одёргивает. Сама невинность.