И все же Алихан не мог иначе. Не тогда, когда он едва его не потерял.

Он шел вперед, но недолго. Лари резко толкнул его в плечо, прижимая к стене спиной, и почти прорычал, глядя в глаза:

— Эй ты! Отвечай мне!

— Что отвечать? — заторможенно отозвался Хан, поморщившись от вспыхнувшей головной боли, которая на самом-то деле никуда не делась, просто затаилась где-то под черепом, как гадюка, чтобы укусить в самый неподходящий момент.

Ничего больше сказать ни он, ни Лари не успели. С грохотом прибыл лифт, и из распахнувшихся дверей кабины высыпались камуфляжники с оружием наперевес.

Очередь прошила стену совсем рядом, с матом Лари толкнул Алихана назад, за угол, сам выстрелил. Отдача толкнула его в плечо, пули засвистели над головой, но зато все лишние мысли куда-то исчезли. Оставалась только механическая работа, ставшая привычной, доведенной до автоматизма…

…И положенные мордой в пол немотивированные противники, утратившие командира, а с ним и заработок.

Алихана потом куда-то вели, что-то показывали. Этим «чем-то» оказался его родной отец, убитый не одним выстрелом. Еще на внутреннем дворе нашли тела других охранников. И молодого паренька Лёни. Зато никаких следаков.

— Они в сговоре, — глядя на подсохшее пятно крови, процедил Хан, почувствовав приближение Лари. — Тимур с ментами.

— Нет уже никакого Тимура.

— Да, точно. Ты бедрами задушил главную башку этого “змея Горыныча”. Другие не вырастут.

Лари подошел еще ближе, положил руку ему на плечо, крепко, до боли сжимая.

Алихан коротко взглянул на него, поймав зрительный контакт. Кажется, последний раз они так долго и пристально смотрели друг на друга в постели. О, как бы Хан хотел оказаться снова под одним одеялом с Лари! Если бы только они не поехали никуда, остались в той спальне…

— Снова этот твой взгляд, — недовольно проворчал друг, убирая руку и отведя глаза в сторону. Даже щеки его зарделись, блять! — Ну давай уже, говори!

Алихан понятия не имел, что говорить. Оглянулся на парней, которые выполняли грязную работу по зачистке территории, посмотрел на автомат в своих руках, на пятна крови под ногами, а потом решился и на Лари взглянуть. Его броник, надетый поверх казенного камуфляжного костюма, и выглядывающую из расстегнутого воротника белую шею. Поднялся взглядом выше по покрытым щетиной щекам, к горящим яростью кофейным глазам.

— Что говорить? — серьезно спросил он.

— Не знаю, например, что тебе безумно жаль меня, или что я слабак, или что мудак, потому что не предвидел. Или что я могу проваливать к чертям собачьим, потому что я ничтожество, и тебя не…

Хан не хотел слышать его вопли. Не эту грязь, которую тот копил в себе, мысленно нагревая до точки кипения котелок.

Он резко толкнул друга в грудь, наплевав на все его раны, и приказал холодным командирским тоном:

— Замолчи. Я не позволю тебе оскорблять моего лучшего друга…

Глаза Лари округлились, будто он никогда в жизни не мог бы услышать о себе более обидного слова. Друга. Да он меньше всего на свете хочет быть Хану другом! Да за этого «друга» Хан и в рожу может получить…

— …и любовника, — закончил Алихан и сжал зубы до скрипа.

Теперь же Лари светился от счастья, и обнять его хотелось неимоверно, но вокруг бойцы, которым это могло не понравиться, хотя… хотя какая, нахер, разница?

Хан сделал шаг вперед и буквально впечатал Островского в свою грудь. Броник к бронику, но похуй, главное, что его глаза так близко, его губы…

Он зарылся пальцами в растрепавшиеся волосы, сжимая с такой силой, что наверняка причинил дополнительную боль, но энергию хотелось куда-то делать.

Лари, кажется, был совсем не против подобной грубости. Он тихо хохотнул своим звучным веселым смехом и прижался щекой к щеке, уткнулся носом в шею и тихо пробубнил:

— Что ты теперь делать будешь? Тимура больше нет.

Хан подумал: «Разнесу его шарашкину контору по кирпичикам, отберу у его семьи все, что только можно отобрать в отместку за то, что они натворили», но ведь теперь он не один и должен был считаться с желаниями партнера. Как, в принципе, давно должен был поступать.

И потому вслух он произнес, путаясь пальцами в его кудрявых волосах:

— Мы с тобой это обсудим.

И, чуть отстранив от себя, взглянув в посветлевшее лицо ласковым взглядом, теплым, но не обжигающим, как весеннее солнце, забил на откровенно пялящихся в их сторону боевиков в таких же как и у них самих камуфляжных костюмах и безрассудно прижался губами к манящим губам своего бесстрашного любовника, впервые чувствуя себя абсолютно свободным.