— Прекрати это, пока не будешь готова к тому, чтобы тебя трахнули.

Ее глаза распахиваются, и она снова замирает, ее покусанные красные губы расходятся.

Только не это.

Я крепче сжимаю ее волосы.

— Не ходи туда.

— Куда? — шепчет она, словно боится звука собственного голоса.

Туда, где ты только что была.

Но, похоже, сейчас это не так, раз она только что заговорила. Это значит, что она просто в шоке, а не в отключке.

— Я... я думала, что это сон. — Она избегает моего взгляда, смотрит на пол и потирает переносицу.

Мои губы кривятся, но голос выходит хриплым.

— Тебе часто снится, как ты целуешь и трахаешь меня, lisichka?

— Нет.

— Заикание и быстрый ответ играют не в твою пользу.

Она толкается в мою грудь, тщетная попытка заставить меня отпустить ее, но я только крепче сжимаю ее волосы.

— И что теперь? — спрашивает она с оттенком раздражения. Что означает, что она, по крайней мере, в здравом уме.

— Теперь я задаю тебе вопросы, а ты на них отвечаешь.

— Разве мы не можем делать это, когда я сижу на настоящем стуле?

— Что не так с моими коленями?

— Я чувствую твой... ну, ты знаешь.

— Я не знаю. Почему бы тебе не сказать мне?

Она смотрит на меня смертельным взглядом, но ничего не говорит и прекращает борьбу.

Сесилия, может, и бунтарка, но она знает, как и когда выбирать свои битвы. С моим кулаком в ее волосах она прекрасно понимает, что это не та битва, которую она может выиграть.

— Почему ты интересуешься мной, Джереми? — ее голос звучит в тишине с покорностью.

— С чего ты взяла, что я интересуюсь?

— Тот факт, что ты преследовал меня.

— Я следил за тобой.

— Почему? — зелень ее глаз разгорается. — Почему я?

— Потому что у тебя хватило наглости привлечь мое внимание.

— Могу я его не привлекать?

— Это даже звучит странно. И ответ — нет. Ты не можешь заставить меня что-либо сделать, Сесилия. Все мои решения принимаются внутри. Твои действия или их отсутствие не имеют никакого влияния, так что не веди себя глупо или отчаянно, чтобы оттолкнуть меня. Это лишь заставит меня принять ответные меры, и ты станешь сопутствующим ущербом.

Медленный огонь гудит под поверхностью, и ее температура повышается.

— Значит, я должна принимать все, что ты даешь, и оставаться на месте? Я не такая.

— Мне плевать. Переходим к более важной теме, ты помнишь, что только что произошло? — спрашиваю я с такой беспечностью, что это меня удивляет.

Глаза Сесилии расширяются и падают на то место, где ее вырвало ранее, затем обратно на картину, через которую она наблюдала за Лэндоном.

— Ты болен — говорит она мне, губы дрожат.

— За то, что я показал тебе истинную сущность Лэндона?

— За то, что показал мне секс. — Ее горло с трудом сглатывает, и она снова чувствует тошноту. — Мне не нравится смотреть на это.

— Поэтому тебя вырвало?

Она кивает один раз.

— Я знаю. Я ханжа. Ава и Реми говорят мне это все время. Не нужно мне напоминать.

— Ты не ханжа, если тебе нравится, когда тебя преследуют в темных местах.

Ее тело застывает, и красный оттенок снова покрывает ее щеки. Словно пролитая на землю кровь, ее кожа вспыхивает и нагревается с захватывающей скоростью. А затем она поглаживает боковую часть своего носа.

— Ты можешь не поднимать эту тему?

— Почему? Ты стыдишься этого?

Ее губы раздвигаются, прежде чем она снова кивает их и смотрит в сторону.

Хм. Интересно.

Она стыдится этого.

Сесилии не нравится, что у нее есть эта наклонность. Вероятно, ей потребовалось много времени, чтобы признаться себе в этом, и регистрация в приложении была первой попыткой действовать в этом направлении.

Вероятно, она думала, что не очень-то принц Лэндон сможет удовлетворить ее извращения, и они ускачут в закат на его черном коне.

— Тебе не было так стыдно, когда ты накинулась на Лэндона.

— Лэн совсем другой, — шепчет она.

— Другой. — Мой голос, должно быть, передает темных демонов, кружащихся в моей голове, потому что ее широкий взгляд возвращается ко мне. — Чем он отличается?

— Просто... другой. — Осторожная опаска покрывает ее тон. Никаких попыток смягчить его или скрыть ложь.

— Ты только что видела, как он трахается с другой девушкой, и ты все еще думаешь, что он другой?

— Я знала об этом. — Она поднимает плечо. — Я много чего знаю о нем и его темноте. Я знаю его предпочитаемые методы очищения, его извращенные отношения с искусством и его семьей. Он мне нравится не потому, что у меня о нем радужные представления. Он мне нравится, потому что он другой.

Другой.

Опять.

Я дергаю ее за волосы и сбрасываю с себя.

Она спотыкается, но приходит в себя, прежде чем упасть на землю.

— Что с тобой сейчас не так? — она снова смотрит на меня с осторожностью. Так и должно быть.

Я в двух секундах от того, чтобы проломить ей голову, и мне приходится напоминать себе, что я не могу этого сделать.

Если только у меня нет настроения посмотреть на ее мозг.

Что, в конце концов, неплохая идея. Я должен увидеть, что, блядь, происходит в ее дисфункциональной голове, что заставляет ее вынашивать подобные мысли.

Бросив последний взгляд в ее сторону, я встаю.

— Мы уходим.

Она хочет другого?

Я покажу ей, что значит — другой.

Сесилия

Джереми исчез.

Не полностью. Просто из моей жизни.

Прошло две недели с тех пор, как он привел меня в клуб и поцеловал с неутолимым голодом. Прошло две недели, а мои губы все еще покалывают при воспоминании о его сильных руках и карающем рте.

После того как он отвез меня домой той ночью, он больше не появлялся рядом со мной.

Нет больше преследований, нет непрошеного скольжения в моем периферийном зрении и следования за мной обратно в квартиру.

Ничего.

Сначала я думала, что это из-за всех событий, происходящих в обоих кампусах, особенно из-за соперничества между Язычниками и Змеями.

В конце концов, он лидер, и подобные события должны быть в центре его внимания.

Однако раньше это его не останавливало. Что бы ни происходило, Джереми умудрялся постоянно превращаться в мою тень и преследовать меня днями и ночами.

Особенно по ночам.

Я смотрю в окно на беспросветную тьму снаружи, перекатывая ручку между пальцами.

Мое внимание уже давно рассеялось, развеялось по ветру и разбилось о край дневных грез. Моя учеба пострадала больше всего, независимо от того, насколько сильно я загоняю себя в свою «ботаническую» зону, как называют ее мои друзья.

Выпрямившись на своем вращающемся стуле, я шлепаю себя по щекам и возвращаю свое внимание к проекту, который должна сделать.

Пять минут — это все, что требуется, чтобы слова на экране моего ноутбука расплылись в понятный хаос.

Образы того дня снова проносятся в моей голове. Карающие губы, безжалостные руки, неумолимые глаза.

Я думала, что это сон, но явно отключилась, и это было дольше, чем обычно, поскольку мой мозг был способен превратить это событие в сон.

Не кошмар. Сон.

Мои пальцы пролетают над губами и неуверенно касаются их. По телу пробегает разряд, и обычно я опускаю руку, как будто меня поймали на краже из банки с печеньем.

Но сейчас я этого не делаю.

На этот раз я закрываю глаза и представляю его губы, недвусмысленные и властные. У меня не было выбора, кроме как позволить ему ласкать, сосать, лизать.

Это был украденный момент, который я не могла прервать.

Я ненавижу себя за то, что переживаю это снова и снова. За то, что представляю его большую руку на моей талии, а другую, прижимающуюся к моей щеке.

За то, что до сих пор ощущаю, как его эрекция трется о мою спину.

Но больше всего я ненавижу думать о том, почему он ушел и не вернулся.