— Жив. — Бринн пятерней пригладила свои вьющиеся каштановые волосы. — Думаю, ему стало лучше.

— Что-то непохоже. — Гейдж напряженно всматривался в лицо Малика. — Он очнулся?

— Нет.

— Говорил? Хотя бы в беспамятстве?

— Нет.

— Тогда с чего ты взяла, что ему лучше?

— Я просто… чувствую его.

Гейдж смотрел на нее недоверчиво.

— Мне трудно объяснить тебе, почему и как. — В ответ на его скептическое выражение лица Бринн пожала плечами. — Мне наплевать, веришь ты мне или нет, но он вне опасности. До конца дня он очнется, и я дам ему укрепляющий отвар…

Она зевнула и устало повела плечами.

— А теперь мне надо поспать. — Она легла на полу у кровати Малика. — Думаю, и тебе не мешало бы отдохнуть. Ты выглядишь более усталым, чем твой друг, а у меня нет сил лечить сразу двух больных.

— Ты не можешь спать, — нахмурился Гейдж. — А если ему понадобится твоя помощь?

— Я не спала две ночи. Если я буду ему нужна, то я рядом. — Бринн положила свою руку на грудь Малика повыше раны, устроилась поудобнее и закрыла глаза. — Он выздоровеет. Ему сейчас никто не нужен — ни ты, ни я. Ступай.

— Ты забываешь, что я хозяин этой палатки!

— Тогда ложись где-нибудь и успокойся…

«Заснула чертова знахарка», — с раздражением подумал Гейдж. Первый порыв толкнул его к Бринн, но внезапно что-то заставило его замереть на месте. Неужели на щеках Малика появился слабый румянец? С трудом верилось в чудо, но, похоже, небо даровало ему жизнь.

Господи! В глазах Гейджа сверкнули слезы. Впервые с того момента, как он увидел сраженного мечом Малика, появилась трепещущая надежда, такая невидимая и непрочная нить жизни. Гейдж продолжал всматриваться в родные черты друга, пытаясь отыскать еще хоть один добрый знак.

Ничего.

Тогда он расстелил одеяло на полу поперек палатки и сел. Может, знахарка и почувствовала уверенность, что смерть отошла от Малика, но Гейдж не сдвинется с места, пока тот не проснется.

— Кто… — Шепот доносился с лежака.

Бринн приоткрыла тяжелые веки.

На нее не отрываясь смотрели огромные черные глаза. Быть может, такими они казались на изможденном страданием лице.

Сна как не бывало. Сарацин вернулся в этот мир!

— Кто… — снова прошелестел голос Малика.

— Бринн, — в унисон ему ответила она. — Я — Бринн из Фалкаара.

Он напряженно смотрел на нее.

— Прости, — с трудом заговорил он снова, — но я не… помню… чтобы мы пришли сюда вместе с тобой.

— Ш-ш. Тебе надо отдохнуть.

— Он очнулся! — Гейдж Дюмонт стремительно навис над ней, как темная грозовая туча.

— Гейдж? — вопросительно посмотрел на него Малик.

— Да, это я. — Гейдж опустился возле него на колени. — Как ты?

— Все тело болит. — Малик попытался улыбнуться. — Слабый, как новорожденный младенец… Что же случилось со мной? — Малик снова перевел взгляд на Бринн. — Боюсь, я не сумел доставить удовольствие этой симпатичной милашке. Ты новенькая, или нет?

— Она не шлюха, — облегченно рассмеялся Гейдж. Его друг остался прежним. — Вынужден огорчить тебя: из-за раны ты даже лишился мужской силы.

— Рана, — попытался вспомнить Малик. Его лицо осветила догадка: — Сражение?

— Битва, — кивнул Гейдж. — Страшная битва, где ты храбро сражался с саксами. — Его жесткое лицо осветила задорная мальчишеская улыбка. Он с любовью смотрел на Малика. Бринн невольно почувствовала горькую зависть, видя их глубокую и искреннюю привязанность друг к другу. У нее на всем белом свете не было ни одной родной души. Она почувствовала себя такой одинокой и никому не нужной. Ничего страшного, у нее есть Гвинтал, в его лесах она обретет покои, но когда она сможет туда вернуться?

— Хватит разговаривать. Ты утомляешь его, — поднялась с пола Бринн. — Я иду готовить бульон.

Быстро выскользнув из палатки, она добежала до лагерного костра и повесила на место котелка с горячей водой, висевшего всю ночь над огнем, другой. «Не отвлекайся. Постарайся не думать о смерти и страданиях тех, кто распростерт за тем холмом», — внушала себе Бринн. Рядом с Маликом ей удавалось победить тошноту и ужас смерти, но здесь ветер наносил трупный запах, слышались стоны раненых. Она закусила до крови губу: не расплакаться бы снова. Может, она сумеет уговорить норманна перевезти Малика подальше от этого гиблого места, но это позже, когда ему станет лучше. А пока надо терпеть.

Вспомнилась Эдвина, как-то она там обходится без нее? Ричард понимает, что, пока его жена жива, Бринн его рабыня. Она придавила кончиками пальцев пульсирующие виски. Подумать только, еще вчера она жила в Редферне и лечила Эдвину, но грянул бой, и жизнь ее сорвалась с места, и теперь каждый день или даже час мог стать последним. Ее бросили сюда, в его проклятое место, где норманн считает ее своей рабыней. Что же будет с ней дальше?

Но она не из тех, кто хнычет и кого можно заставить молча терпеть унижение. Но вдруг судьба улыбнется ей, а норманн поможет вернуться в благословенный Гвинтал? Ей совсем не нужен Редферн. Но ведь там Эдвина, к которой она глубоко привязалась, и ее долг — помочь бедняжке.

Бринн постаралась отогнать бредовые мысли о Гвинтале. Это было бы слишком хорошо, чтобы сбыться. Надо жить одним днем, делать то, что можешь, а там будь что будет. Может, все само образуется.

Малик с нескрываемым удивлением посмотрел вслед выскользнувшей из палатки Бринн.

— Я прежде не слышал, чтобы женщина распоряжалась тобой. Кто она?

Гейдж криво усмехнулся.

— Моя рабыня.

— Не может быть, — удивленно моргнул Малик. — Ей кто-нибудь говорил об этом? Сдается мне, она тебя считает своим рабом.

— Очень скоро я положу этому конец. — Гейдж заботливо укрыл Малика покрывалом. «Господи, да святится имя твое, он будет жить! Все идет слишком хорошо, чтобы быть правдой». — Тебе не надо разговаривать. Ты еще очень слаб.

— Она тоже так считает. — Малик по-прежнему неотрывно следил за входом в палатку. — Мне гораздо лучше, с каждой минутой я все больше хочу знать о ней все. Расскажи мне.

— Да благословят тебя святые небеса, — вздохнул Гейдж. — Она была рабыней лорда Ричарда Редфернского. Мы взяли его в плен во время битвы, и он отдал нам эту женщину в обмен на свою свободу, уверяя, что она знахарка и очень хороший лекарь. И это оказалось правдой. Я бы ни за что не поручился, что ты переживешь ночь.

— Она спасла меня?

— Похоже на то.

— Да-да, у моих ног сидел ангел, — горячо подтвердил Малик. — Я узнал его, когда увидел ее лицо. Оно все сияет.

— Сияет?

— Разве ты не видишь?

— Она не улыбается. Она не умеет этого делать.

— Неправда, — нахмурился Малик, — она улыбалась мне так тепло, будто солнечный луч коснулся моего тела и согрел его.

— Ты бредишь.

— Нет-нет. — Малик говорил убежденно. — Я узнаю, когда увижу ее.

— Узнаешь что?

— Ангел ли спас меня.

— У тебя начинается жар!

— Ты ничего не понимаешь.

Малик всегда смотрел на все иначе и видел все вокруг по-другому. Гейдж почувствовал неладное.

— Она не ангел, — четко выговаривая каждое слово, дабы вбить сказанное в голову друга, произнес он. — В свободное от забот о жене лорда Ричарда время она делит постель со своим хозяином. Он уверяет, что она очень хорошо с этим справляется и во многом преуспела.

— Бедная девочка.

— У этой несчастной язык оставляет шрамы в душе.

— А чем еще защищаться несчастной рабыне? Ее слово, тело… — Малик вопросительно взглянул на Гейджа. — Обычно ты не так жесток в обращении с теми, кому меньше повезло в жизни. Так почему с этой женщиной…

— Я же запретила тебе разговаривать с ним, — стремительно вошла в палатку Бринн с деревянной миской в руках. — Он слишком слаб, и болтовня только повредит ему. Ты хочешь, чтобы все мои старания пошли прахом? Я больше не позволю тебе оставаться с ним наедине.

— Он сказал, что ему стало полегче.

«Боже праведный, неужели он опять оправдывается перед этой рабыней?», — подумал Гейдж о себе с отвращением.