Я рассмеялась, не поняв и половины.

Они с Наён не ладят. Из-за каждого замечания младшей госпожи Джун буквально выходит из себя. Мне кажется, в душе он обвиняет её в том, что я стала двойником и нам обоим приходится много времени проводить вдали от настоящих друзей.

У Джуна загруженное расписание занятий в храме, но ежедневный путь туда-обратно его выматывал, поэтому пару лет назад я уговорила дедушку позволить Джуну несколько раз в неделю оставаться в храме на весь день, чтобы он не отставал от сверстников. Однако это лишь немного облегчило жизнь Джуна, но не вернуло ему свободы, которую он потерял, присматривая за мной.

– Она волнуется. Ты же знаешь, для чего проводят подобные праздники. К тому же ей скоро восемнадцать, – почему-то заступилась я за Наён, хотя сейчас нас тяжело назвать подругами.

– И это единственное, что меня заботит, потому что мы наконец сможем вернуться домой! – напомнил Джун, проглотив хурму. – Я здесь ради тебя, а не Наён.

– Тогда сделай, как велено, ради меня. Не ссорься с ней.

Недовольный моей просьбой, Джун промолчал. Его взгляд стал серьёзным, губы сжались в линию. Я обхватила его ладонь, ощущая грубую кожу и мозоли. Мы знаем друг друга с детства, я часто брала его за руку, но в последнее время прикосновения стали особенно важны, мы оба как никогда близки к свободе. Понимающий меня без слов Джун сжал пальцы в ответ, словно нам обоим необходимо держаться друг за друга.

– Только в этот раз. Это будет наш единственный и последний праздник близнецов, – мягче попросила я.

– Ладно, – нехотя согласился он, – в следующем году никаких больше игр.

– Никаких, – подтвердила я, хотя мы оба знали, что нынешняя жизнь не была моей прихотью.

– И купишь мне целый мешок сушеной хурмы! – неожиданно принялся торговаться Джун.

– Куплю. Не знаю, на какие деньги, но куплю.

– За всё пережитое тебе обязаны дать огромные выплаты. Ещё выпивку купишь! Ты уже взрослая! Отпразднуем свободу с размахом! – сильнее воодушевился друг, строя замечательные планы. Я не спорила, наоборот, энергично кивала, поддерживая и заражаясь его энтузиазмом. – Купим пэкхваджу[1]! Или нет! Стащим у твоего дедушки, я слышал, у него сохранились запасы сливового вина из самого Зимнего дворца.

Я опять рассмеялась, ощутив пьянящее предвкушение и тепло, когда Джун аккуратно погладил мою ладонь.

– В виде забавы можем споить Рая́на! Вот умора будет, его же пьяным редко можно увидеть!

– Раяна? – осеклась я, растерянно уставившись на друга.

Мы не видели Раяна много лет.

Джун ответил мне изумлённым взглядом и разинул рот, разглядывая моё лицо, словно не понимал моего недоумения.

– Священный Клён, Аша! Ты не знаешь?! – подскочил друг, едва сдерживая восторженную улыбку. – Больше трёх лет прошло! Он вчера вернулся в храм, через несколько месяцев твой дедушка официально передаст Раяну свой титул хранителя Западного Дракона!

Сперва я лишилась дара речи, потом начала невнятно мямлить, будто разом забыла весь алфавит. Справившись с путаницей в мыслях, я всё равно не успела толком расспросить Джуна о Раяне, когда нас прервали. Он моментально отодвинулся от меня на приличное расстояние и с недовольством взглянул на молодую девушку в простом сером платье служанки.

– Госпожа Ян, ваша матушка желает вас видеть. Она ждёт в Зале Цветов.

– Хорошо. – Я встала на ноги аккуратно, но незамедлительно.

Я не настоящая госпожа, поэтому любое «желание меня видеть» от наместницы приравнивается к приказу немедленно явиться. Девушка вновь поклонилась и ушла, одарив Джуна мимолётным вниманием.

– Лучше я пойду одна, – с натянутой улыбкой сказала я другу, зная, что госпожу Ян Йорин Джун ненавидит всей душой. Впрочем, и она к нему испытывает нечто подобное.

– Нет, одна ты не пойдёшь, – отрезал друг, взял свою сумку, оружие и первым решительно покинул беседку.

Мне ничего не осталось, кроме как последовать за ним. Алебарду Джун взвалил на плечо, и мне пришлось шагать на расстоянии, чтобы не попасть под лезвие. Несмотря на заметное негодование, поступь Джуна оставалась тихой и лёгкой. Результат многолетних тренировок в храме. До уровня мастера Джуну осталось учиться всего три года.

У входа в нужный павильон мы сняли обувь и прошли в раскрытые двери. Носки приглушали звук шагов, но деревянные половицы в некоторых местах скрипели. Потолки в меру высокие, но коридоры узкие, и плечом к плечу могли идти только двое. Мы поднялись на второй этаж, миновали ещё несколько комнат, пока не остановились перед дверями Зала Цветов.

Я схватила Джуна за рукав, заставив притормозить. Нас могли услышать, поэтому взглядом я указала на место рядом с панельными дверями, безмолвно моля подождать снаружи. Он нахмурился, но сдался, отошёл в сторону и с демонстративным стуком опустил деревянный конец алебарды на пол. Я зашла внутрь и тут же прикрыла за собой дверь.

Зал Цветов получил своё название из-за декора и огромного, занимающего почти всю стену, панорамного окна, выходящего на цветочный сад. Обои и ширмы расписаны изображениями цветков сливы и пионов, мебель украшена растительными узорами из перламутра, покрытого слоем лака. Из керамической курильницы нитями вьётся дым сладковатых благовоний. В целом зал просторный и свободный. Из мебели только книжные полки, пара комодов и низкий стол, окружённый мягкими подушками. Сюда приходят, чтобы почитать, обсудить дела в спокойной обстановке или попить чай, любуясь открывающимся видом на сады.

Я быстро оглядела помещение: присутствовали лишь наместница Ян Йорин и Тора. Значит, разговор будет откровенным.

– Госпожа Ян, – я низко поклонилась – при отсутствии посторонних я не имела права на неуважительное поведение.

– Присаживайся, Аша, – наместница дёрнула подбородком, указав мне на подушки напротив, тем самым предложив присоединиться к ней за столом из тёмного, почти чёрного дерева.

Тора, сидящая по левую сторону от матери, одарила меня дружелюбной улыбкой и коротко кивнула в знак приветствия.

Госпоже Ян Йорин было уже за сорок, но лицо оставалось достаточно молодым, разве что морщины на руках и шее выдавали возраст. Её можно было бы назвать красивой, но опущенные уголки губ и хмурое выражение лица создавали отталкивающее впечатление. Со мной она всегда была строга, для неё я не более чем служанка, хотя и по отношению к Наён наместница редко открыто демонстрировала материнскую любовь. Однако сам факт, что госпожа нашла для неё двойника, достаточно говорил о проявленной заботе. Обычно для младших дочерей двойники не требовались, так как те редко принимали пост наместника. И всё же, потеряв первых двух двойников Наён, госпожа Ян Йорин не сдалась и отыскала третьего – меня. Наён рассказывала, что практически не помнит тех первых двойников. При каждом воспоминании об этом я ощущала раздражение, возмущение от мысли, что две девочки умерли вместо неё, а она даже не помнила их настоящих имён. Раз за разом я повторяла себе, что Наён сама была ничего не понимающим ребёнком и злиться на неё бессмысленно, но, к несчастью, зародившееся недовольство, хоть и слабое, продолжало во мне жить.

Наместница одёрнула широкий рукав зелёного с белым шёлкового платья. На вышивку цветов и птиц мастера наверняка потратили не один месяц. Лицо госпожи Ян было аккуратно припудрено, ресницы и брови накрашены, а на губы нанесена специальная краска, делающая их чуть ярче. У сидящей рядом Торы помимо перечисленного были нежные румяна на щеках.

Ценился неброский макияж, который подчёркивал естественную красоту, и его наличие говорило о статусе. Мне тоже приходилось не забывать о нём, но от пудры на моём лице отказались ещё в детстве – от неё я начинаю чихать. Госпожа Ян была весьма недовольна моим врождённым «недостатком» и более четырёх лет заставляла слуг время от времени наносить мне полноценный макияж, уверенная, что я перерасту «несдержанное чихание», но ничего не изменилось, и ей пришлось смириться. Уж лучше лицо без пудры, чем всё в размазанном макияже из-за того, что я пыталась вытереть нос и слезящиеся глаза. Мне также потребовалась пара лет, чтобы отучиться сразу слизывать краску с губ или не тереть накрашенные ресницы. К нынешнему возрасту я научилась часами, а то и в течение всего дня не прикасаться к своему лицу.