Но Вере не туда. Одна из девушек в бирюзовой форме, переговорив с Любовью Ильиничной, пригласила новенькую в одну из палат. Вполне себе гостиничный номер. Дёшево, но практично. Высокие потолки, новые кровати, тумбочки. Даже платяной шкаф завезли, хотя кто-то уже испоганил его сдёрнутой наклейкой, в какую заворачивают жевательную резинку. Есть раковина. В углу бурчал пузатый холодильник. Шторы – персиковый шифон, а за окном сосны, медленно-медленно жарятся в пекле. Разве такое увидишь в городской больнице? Даже за деньги.

Из трёх спальных мест занятым оказалось только одно – у окна. Недолго думая, Вера бросила рюкзак на соседнее, такое же «козырное».

– Ну ладно, золотце. Через две недельки увидимся. Пока-пока! Отзванивайся обязательно.

– Ага.

Мама чмокнула в висок на прощание.

– Выздоравливай.

Помахав ручкой, она ушла. Пациентка развернулась к своей соседке. Может, классом помладше. Добрый знак. А то тут, как успела заметить, одна малышня водится. Вот до сих пор девчонка глаз не оторвала от своей книженции.

«Что это..? Шолохов?»

– Привет! Я Вера.

– А я читаю, – и демонстративно пошелестела страницей.

«Не больно-то и хотелось», – подумала Вера.

Улеглась, закинув руки за голову, потянулась. Разглядывание потолка быстро надоело. Раскладывание вещей по полкам развлекло, но ненадолго. Новенькая решила выполнить программу минимум. Хищно сощурив глаза, достала из сумки зелёное яблоко, с размаху стукнула им о тумбочку.

– Надеюсь, ты не храпишь?

Неожиданный резкий звук заставил книжного червя вздрогнуть.

– Тебе чего надо?

– Поболтать. Мы вроде как сокамерницы.

Та презрительно оглядела Веру с ног до головы.

– С тобой этот статус мне явно подходит.

– А ты прикольная. На! От сладкого добреют.

Фрукт упал на мятое покрывало. Бука подскочила, крепче вцепилась в томик Шолохова. От напускной дерзости не осталось и следа. Отчего-то перепуганная выходкой, девчонка вытаращилась на соседку, как олень на горящие фары.

– Не делай так никогда.

Вера аж сама оробела. На секунду.

– О-о-о. Буду звать тебя Шухер.

– Мне плевать, – Шухер отвернулась, чуть ли не ныряя в раскрытую книгу. Будто без её надзора все буквы разбегутся. Презент так и остался лежать нетронутый.

За щелчком замка в комнату ворвался чужой голос:

– Ну что, девочки, дружите?

Представившийся лечащим врачом со сложным именем, которое Вера не запомнила, ещё раз прослушал её живот стетоскопом, подавил под рёбрами до фейерверков в глазах, позадавал пару вопросов про наследственные болезни, да и ушёл. В общем смысле лечащий врач – персонаж интересный. Это она за свою недолгую жизнь уяснила наверняка. Нет в больнице другого такого человека, которого пациент видел бы реже. Зато он, если верить слухам, невидимой рукой направляет весь остальной персонал, чтоб тебя кололи, резали и кормили особым образом. И по итогу ему даже коробку конфет лично не вручишь. Потому что рабочий день его почему-то до обеда, а утром ищи – свищи.

До отбоя оставалось ещё куча времени. Всё равно пока не лечат. Да и вроде отпустило. Живот даже не урчит. Вера не теряла время зря. Обследовала обстановку. С местными обитателями не познакомилась. В самом деле, в терапевтическом отделении одни мелкие. По-хорошему, шататься по больнице, соваться на другие этажи не положено. Да и светиться в первый день не стоит. К тому же любую охоту до приключений отбила неприятная встреча. Заглянув за приоткрытую дверь, как оказалось, мальчишеской палаты, разведчица обнаружила своего нового знакомого с перебинтованной головой. Якобы спал, но, будто почувствовав на себе чужой взгляд, поднялся. Вера скрылась до того, как её могли заметить.

Вечер перед сном провела за любимым занятием. Достойный сюжет не пришёл – изобразила моменты минувшего дня. Рисование – хобби для усидчивых. Но так вышло, что отдушину Вера, вопреки бойкому нраву, по итогу нашла не в спорте, не в актёрской школе, а в изобразительном искусстве. Хотя её работы были ещё очень далеки от этого понятия, ничто не успокаивало нервы лучше, чем часик-другой наедине с альбомом. Гуашью, тушью и прочими своенравными материалами начинающая художница пренебрегала. Только наточенный карандаш мог в полной мере подчиниться её воле. Строго следовать движению руки. Если результат по неопытности исполнителя отличался от задумки, то не так значительно, как это могло случиться с той же капризной акварелью. С ней вообще как Бог на душу положит.

Кровать казалась жёсткой и узкой. Плед сбивался в пододеяльнике, скатывался комом. Засыпая, Вера думала о том, как почтовые голуби узнают, куда им лететь, о том, куда деваются призраки днём, и какие, наверное, были красивые паруса кораблей на фоне голубого неба, когда их шили из джинсы. Думала о чём угодно, только не о маме.

– Подъём! Ну, давай, просыпайся.

Отныне это ежедневная замена «доброму утру». Нянечка трясла Веру за плечо. Разумеется, той невдомёк или просто по барабану, что на новом месте сны всегда неспокойные и приходят с большой задержкой. Вместо утренней молитвы, как в американских фильмах, соня бормотала:

– Семь часов, Господи, помилуй. Семь!

Детишки уже выстраивались у процедурного, но Вера будто не знала, что и её там сегодня тоже ждут. Медсестра не оценила её расторопность и медлительность в уборке постели. Взяв всё в свои руки: сперва подушку, расправив уголки по «советской технологии», а после запястье сони, мягко, но настойчиво повела. Пациентка рухнула на скамейку в коридоре, приложила затылок к холодной стене. Глубоко вдохнула. Хлорка, а хотелось бы свежих вафель.

Вера пришла последней. Рядом сидела девочка. Крошке, кажется, не было и пяти. Неужели таким маленьким можно лечиться одним? Тем более так далеко от города, в глухом лесу.

Ребёнок весело болтал ножками и с неприкрытым интересом разглядывал незнакомку: голые руки, колени и особенно лицо. Всматривалась, как вчерашний чудак, но на сей раз то негатива не вызывало. Обычное детское любопытство. Вера знала его природу. Скривила рот.

– Ты болеешь? – зазвенел голосочек.

Девочка мягко ткнула соседку пальчиком в плечо. Знать, в силу возраста, никогда не встречалась с конопатыми. Считаясь с её наивностью, Вера всё же испытала неприятное жжение в груди. Как кошки скребут.

Мама неустанно помогала в борьбе с комплексами. В шутку называла дочь бразильянкой. Но та видела сериалы, где все поголовно подтянутые красавцы и красавицы с чистой бронзовой кожей. Пошла же в бабушку! Тоже худощавая, в той степени, которая не зайдёт за комплимент. Только у бабушки глаза бледно-голубые, как Байкальский лёд, а волосы, если верить рассказам, были огненно-рыжими. У внучки же всё коричневое: пятнистая кареглазая шатенка. Желаемых перемен по мере взросления ждать не стоит: только потемнеет, а конопушки размножатся. Рассыпаться бы им по носу да по щекам, чтобы озорно и мило. Так нет, вот тебе и на лоб, вот тебе и на уши!

Сколько шуток в своё время наслушалась Вера! Этот ребёнок же не хотел её обидеть. Не хотел. Та ехидно ухмыльнулась. Кивнула. Девочка захлопала ресничками. Конопатая театрально развела руками, прошептала заговорщицки:

– Да. Не знала? Это очень заразно, – прижала ладонь ко рту. – Ой! Ты касалась! Теперь тоже заболеешь.

Малышка подумала, подумала и расплакалась. Убежала, побивая подошвами тапочек по пяткам. Вера не сдержалась, расхохоталась. Единственные зрители, двое мальчишек, стоявшие всё это время у закрытой двери, представления не оценили. Только глянули осуждающе.

Лечить Веру начали внезапно и основательно. Знакомая круговерть – пилюли, уколы, капельницы. Даже лечебная физкультура и физиолечение. Такое себе приключение на полдня. Путешествие от кабинета к кабинету, до самого обеда. А вот как раз таки этот самый обед огорчил. Больницу рекомендовали как уникальную, возможно даже элитную. Диковинных яств, конечно, не заказывали. Но, видимо, больным с нарушениями желудочно-кишечного тракта и в раю будут подавать отварную гречку и сухую куриную котлету на пару. Наученная, заблаговременно заныкала в вещевой сумке шоколадные батончики, пастилу, Чупа-чупсы и пачку сухариков. Но они там, в палате, а она здесь, в столовой, без особого энтузиазма ковыряется ложкой в каше.