А теперь услышал.

В километре от нас ныло, будто больной зуб, Гнездо.

– Что это? – Я сел, спустил ноги на пол.

– Ты слышишь? – кажется, она обрадовалась.

– Да уж, спасибо печати… – буркнул я. Во рту пересохло. Ненавижу алкоголь. – Ты видишь в темноте?

– Немножко.

– Принеси мне с кухни стакан воды. Лучше из холодильника, не из-под крана.

Наська тихо исчезла. Я опять пошевелил часы, в их слабом свете натянул джинсы, стал застегивать рубашку.

Наська появилась с фарфоровой кружкой. Как-то она ухитрилась все сделать совершенно бесшумно. Я жадно выпил воду, сказал:

– Воду лучше наливать в прозрачные стаканы, так вкуснее.

– Правда? – поразилась она.

Фраза помогла, у нее мозги заработали в другую сторону.

– Почему сразу не разбудила? – спросил я.

– Да я только присела, ты проснулся…

– Гнездо раньше так… пело?

– Нет.

Конечно, это было не пение, не музыка, да и вообще не звук. Но как иначе-то назовешь.

– Ты можешь связаться с Дариной?

– Мы не телепаты. – Кажется, она обиделась. – Это все выдумки.

– А телефон в Гнезде есть?

– У матери, – подумав, ответила куколка.

Но я уже отверг эту мысль. Эх, были бы сотовые… Но Инсеки не любят ни интернет, ни мобильную связь – только радио для судов и самолетов оставили…

– Я пойду в Гнездо, – сказал я. – Сиди здесь. Или, лучше, вернись к моим старикам. А то проснутся и перепугаются.

– Я пойду с тобой, – ответила она так твердо, что я понял – спорить бесполезно. Что я с ней сделаю? Запру, свяжу? Она выберется. А то еще и мне наваляет попутно.

– В пижаме? – застегивая кобуру, спросил я.

– Какая разница? – искренне удивилась Наська.

Я махнул рукой. Допил воду, застегнул на руке часы.

– Пошли.

У дверей я набросил чистую ветровку, в которой обычно ходил искать кристаллы, – вторая до сих пор не высохла. Наська замешкалась, обуваясь в сандалии. Хорошо хоть, не мои; видимо, ей купили вместе с платьем. Я подумал, не дать ли куколке какое-нибудь оружие, хоть бы и явару. Но с ней надо уметь работать. Может, дубинку? У меня была обычная резиновая дубинка. Потом представил, как это будет выглядеть, и решил, что не стоит.

Девочка в пижаме, идущая по ночной Москве, и без того вызывает желание позвонить в полицию. А уж с дубинкой…

Мы спустились по лестнице, так было быстрее. Консьерж не спал, читал, позевывая, книжку. Наську он вчера видел выходящей с родителями, но наше ночное появление его удивило. Он даже открыл рот, собираясь что-то спросить.

– Спи… – добродушно сказала Наська, проходя мимо.

Консьерж откинулся в кресле, запрокинул голову.

– И это не телепатия? – возмутился я.

– Ничуть. Телепатия – это мысли читать!

Спорить я не стал. Мы вышли на улицу – и я тут же заметил припаркованную через дорогу машину. Серенький скучный седан, на передних сиденьях двое, двигатель заглушен.

Ага!

Не оставила меня родная полиция без присмотра.

Я быстро перешел дорогу, почти волоча за собой Наську, и постучал костяшками пальцев в окно. Внутри, как оказалось, сидели мужчина и женщина. Мужчина за рулем, женщина рядом. Оба мрачные. У женщины на коленках лежал букет цветов, от которых она безжалостно отщипывала лепестки.

Как-то странно для наружного наблюдения, нет?

– Отвезите нас к Гнезду, – сказал я. – Быстро!

– К-какому Гнезду? – удивился мужчина. Был он довольно вальяжный, в очках (обычных, не зеркалках), выглядел получше своего автомобиля… хотя любой частный автомобиль нынче роскошь.

– В Гнездниковском! В бывшем Минкульте!

– С какой стати? – почему-то возмутился мужчина. – Я вам что, такси?

– Отвези их, Влад, – устало сказала женщина. – Видишь, у молодежи проблемы какие-то…

Мужчина смирился, щелкнул кнопкой, разблокировав двери, запустил мотор. Мы уселись позади.

Водитель ничего спрашивать больше не стал. Вырулил из переулка.

Минут пять-шесть мы на этом точно сэкономим.

– А вы потом позвоните Лихачеву, – велел я женщине. – Скажите: что-то странное происходит.

– Это уж я поняла, что странное, – сказала женщина с иронией. – Но о каком Лихачеве вы говорите?

– О полковнике! Из отдела «Экс»!

– Да с чего вы решили, что она его знает? – буркнул мужчина.

– Вы же тут нас ждете? – спросил я. – То есть караулите?

Женщина коротко рассмеялась.

– Он вас не ждет, он со мной ссорится.

– Я с тобой не ссорюсь! – рявкнул мужчина.

– А кто тогда ссорится?

– Ты! – с болью в голосе сказал мужчина.

До меня наконец-то дошло, что это было никакое не внешнее наблюдение, которое я себе напридумывал. Не удостоился я такой чести.

Обычная пара после гостей или ресторана выясняла отношения.

– Тут налево, – сказала Наська.

– Знаю! – ответил мужчина. – А тебе спать не пора? Второй час ночи! И почему ты в пижаме, девочка?

– Потому что ночь и спать пора, – огрызнулась она.

Мужчина заткнулся. Женщина нервно засмеялась. Спросила:

– Милая, твоему брату помощь не нужна?

– Он не мой брат, он парень моей сестры, – ответила Наська. – Нет, спасибо.

Мы доехали. И, к счастью, дальнейших предложений помощи не последовало, хотя парочка явно была заинтригована.

Я даже подумал, что сейчас у них появился шанс помириться.

– Спасибо, – вежливо сказала Наська, когда мы выскочили из машины. Я только махнул рукой.

Что ж, у моего дома никакой доблестной кавалерии не оказалось. Но оставался полицейский пост напротив Гнезда. Вот они пусть и вызывают полковника, у них либо есть рации, либо в будочку кинули телефонный провод.

Никаких сомнений в том, что помощь нужна, у меня не оставалось. Гнездо не просто тревожно пело, оно вопило вовсю.

Если днем его голос походил на ласковый морской прибой, то сейчас это был грохот надвигающегося шторма.

Но едва я увидел пластиковую будку, то понял, что помощи мы тут не получим.

С виду она была совершенно цела. Но камера на крыше смята – так я мог бы смять пальцами спичечный коробок.

А сама будка напоминала стакан блендера, в котором перемололи горсть клубники.

Там горел слабый свет – то ли лампочка, то ли фонарик. И медленно стекали по стенам багровые струйки, перемешанные с какими-то ошметками и клочками формы. К одной стене прилипли разбитые поисковые очки, выпачканные в чем-то красно-сером.

Я отвернулся.

Ну надо же. Крепкие у меня нервы. Меня опять не стошнило!

Наська стояла рядом, глядя на будку.

Я вспомнил лица полицейских, которых видел вчера внутри. Один был старше, другой моложе, а больше я и не запомнил ничего. Только эти очки дурацкие…

Меня вывернуло.

Я проблевался пиццей и горькой водкой.

Постоял, упершись руками в колени.

Кто-то недавно прошел мимо будки, раздавил камеру и перемолол в фарш двух здоровых вооруженных мужиков!

– Наська, не смотри. Идем за помощью, – сказал я, выпрямляясь.

Ее уже не было рядом. Маленькая фигурка стремительно неслась к Гнезду.

– Дура… – выдохнул я. – Дура, дура, дура!

Но я был не меньший дурак и поэтому побежал следом.

Гнездо словно с ума сошло.

Я чувствовал приливы энергии, проносящиеся по зданиям, выхлестывающие на улицу, в паутинные туннели, отражающиеся обратно и с грохотом бьющиеся меж стен.

Ну вот опять я пытаюсь объяснить то, чему нет подходящих слов.

Какая энергия? Какой грохот?

В этом мелком, но помпезном министерстве, куда Измененные стащили сто тысяч миллионов ковров, одеял и подушек, вообще все звуки умирали. Даже лампочки тут светили вполсилы, и душная московская весна уступала место влажной стылости.

Но я чувствовал себя в эпицентре шторма. Щепкой, угодившей в водоворот…

Куском беззащитной плоти, брошенным в блендер.

– Дарина! – закричал я, не таясь. – Наська!

Жницы в фойе не оказалось, и куколка уже куда-то умчалась, вокруг вообще никого не было.