– Она не в себе… О, милостивый Темный… Да девчонка сошла с ума! – завопила Никербокер.

Щелчок – и металлическая маска упала к моим ногам, звонко ударившись о каменный пол. Я открыла глаза, подслеповато щурясь.

– Вы почувствовали это? – заговорил один из высших Деасов, больше похожий на огромную скалу из-за бугрящихся под тканью плаща мышц. – Истинный Свет. Невозможно.

Он нахмурил темные брови, а вплетенные в прическу маленькие лезвия зазвенели, нарушая тишину.

– Эргон прав, – ероша волосы, сказал Айл. – Даже на расстоянии я почувствовал выброс. Что скажешь, Люк?

Люк – щуплый парнишка, на вид которому было около пятнадцати, – ссутулившись, вышел вперед. Наморщил нос, поднимая повыше черные очки, он посмотрел в прозрачную, переливающуюся гладь кристалла, который держал в руках.

– Д-действительно, – заикаясь, проговорил он, тут же смутился и покрылся яркими красными пятнами. – Хоть и достаточно нестабильный, но плотный, хороший поток. Она бы смогла стать прекрасной Уравняющей.

– Может, стоит проверить их еще раз? – пробасил Эргон, скрестив на груди огромные ручищи.

Я скривилась: такому громиле, конечно, не понять, что кто-то может уставать.

– На сегодня хватит, – отрезал Безликий, в один шаг приблизился ко мне и склонил голову.

Мое сердце снова ускорило темп и замерло, когда я услышала:

– Добро пожаловать в Уравняющие, Жертвенница.

– Не-е-ет!

Темную комнату оглушил дикий вопль, и я увернулась от летящей в мою сторону книги. Следом была помятая подушка.

– Алия! Ради Темных, успокойся! – пыталась утешить разъяренную сестру Оливия, пробираясь к ней по заваленному тряпьем полу.

– Слушай… Али… – начала было я и поперхнулась, когда в лицо прилетела скомканная ночная сорочка.

Алия все никак не могла успокоиться и в гневе швыряла все, что попадалось под руку.

– Ты… – прищурив темные глаза, прошипела она. – Ты знаешь, что это не твое место! – Ее пышная грудь быстро вздымалась в такт дыханию. – Уравняющей должна была стать я или София! Но не ты, никак не ты!

Выкрикнув последнюю реплику, Алия плюхнулась на заваленную одеждой постель и разрыдалась. Наконец-то Оливия добралась до цели и села рядом с сестрой, обняв ту за плечи одной рукой.

– Успокойся, милая… – гладя Алию по волосам, шептала Оливия. – Ты ведь знаешь, что это не вина Тени. А сомневаться в выборе Высших Деасов мы не имеем права.

Слова произвели нужный эффект, и Алия быстро закивала, утерев пухлым кулачком мокрые глаза со слипшимися ресницами. Оливия права: кто мы, чтобы осуждать решение Высших Темных, тех, кто правит этим миром. Я лишь тихо вздохнула и села на пол, скрестив ноги и спрятав лицо в холодных ладонях. Быть Уравняющей я не хотела, это правда, и почему выбрали именно меня, не знала. Рядом со мной на пол уселись Катарина и София, и я виновато посмотрела на сестер.

– Мы не злимся на тебя, Тень, – прошептала Катарина и уткнулась носом в мое плечо.

София некоторое время молчала, рассматривая свои пальцы. Мы не знали, что творится в ее голове. О чем она думала? Мечтала ли, как и остальные адептки, стать Уравняющей? Или ее устраивала та жизнь, которую она проживала день ото дня?

Когда наконец София заговорила, я выдохнула с облегчением.

– Я видела твой танец, Тень. И почувствовала то же, что и остальные, – медленно проговорила она, смотря на свои белые запястья с сетью перламутровых вен. – Это место по праву твое.

Всю ночь после танца Жертвенниц и скандала с Алией я не могла сомкнуть глаз. А утром, когда пришло время собираться на утреннюю молитву Темному Владыке, разъяренная Никербокер выволокла меня за шкирку в коридор и под конвоем из двух наставниц повела в подземелье.

Спускались мы по знакомому маршруту – за столько лет я успела выучить каждую насечку на камнях, а запах плесени и сырости, ударивший в нос, уже вызывал наслаждение. Здесь, под землей, я слышала мелодию срывающихся с каменных сводов капель, мелкой росой разбивающихся об пол.

– Поторопись! Ну же, шевели ногами, – прокряхтела Никербокер, и я улыбнулась. Возраст давал о себе знать, и бродить по крутым ступеням в подземелье наставницам становилось все тяжелее. – Я ведь говорила, предупреждала, еще одна выходка – и ты пожалеешь!

– Предупреждали.

– Тогда почему ты каждый раз испытываешь мое терпение?

Отвечать я не стала, лишь ускорила шаг и прислушалась к приятному шарканью мягкой подошвы ботинок о каменный шероховатый пол.

В подземелье было множество каморок, предназначенных для различного рода утвари, продовольствия и прочих мелочей, но также и несколько темниц, расположенных в самом конце темного, провонявшего плесенью коридора.

Открыв первую дверь, Никербокер грубо толкнула меня вперед.

– Прекрасное начало дня, – сквозь зубы процедила я, когда перед носом закрылась металлическая створка.

– Посидишь здесь денек, мелкая дрянь. Может, этот метод воспитания наконец-то собьет с тебя спесь!

Когда Никербокер скрылась, унося с собой единственный источник света, и подземелье погрузилось в темноту, я расслабилась.

Все дети боятся темноты?

Я бы ответила – нет. Мы до безумия боимся тех, кто прячется в ней и своим дыханием опаляет нам затылок. Поджав ноги и обняв колени руками, я уставилась в одну точку, а звуки капель уже играли какую-то совсем дикую, завораживающую мелодию. Тьма зашевелилась, затряслась, словно сама боялась того, кто в ней находился.

Я протерла глаза, убеждая себя в том, что это мне лишь почудилось. Нет здесь никого – только я и сквозняк, гуляющий по коридорам.

– Здесь никого нет… нет… – не отрывая подбородка от острых коленок и раскачиваясь из стороны в сторону, повторяла я. – Только я, ветерок и мыши.

Но я уже знала, что это не так. Непонятно каким образом, я всегда ощущала, где находится Безликий. Мерзкая связь, которая брала начало еще с самого детства и не давала покоя. Скрываясь в тени, он смотрел на меня, и я готова была поклясться, что ему нравилось то, что он видит.

– Зачем ты пришел?

Вопрос остался без ответа, лишь шелест плаща подтвердил мою догадку – он здесь.

– Наверное, у тебя своего рода мания – любоваться чужой болью. В этом весь ты, не так ли?

К глазам начали подступать слезы, и по телу пошла мелкая дрожь. От страха, от обиды за то, что Безликий никак не оставит меня в покое, упивается страданиями, заставляет делать то, что противоречит моей сути.

– Я тебя ненавижу и каждого, кто похож на тебя! В твоем сердце нет жизни, лишь Тьма, которая отравляет своим существованием каждую клетку!

Его молчание усиливало поток горячих слез, и я сжалась, закрыв голову руками.

– Уходи, пожалуйста… Уйди из нашей жизни, оставь нас в покое… – как заведенная повторяла я, стуча зубами.

Внезапный звонкий лязг металлической затворки возвестил о том, что дверь была открыта.

– Иногда ты забываешься, думая, что умеешь читать души. Ты ничего не знаешь о таких, как мы.

Он был прав, я не знала и не хотела знать.

– Ты уверена, что это – хорошая идея, Тень?

Катарина уже несколько минут таращилась в большую книгу, заломив бровь. Я волновалась, никогда раньше нам не приходилось отмечать свой день рождения. Мне было страшно запоминать этот день, тот самый, который приближал меня к смерти, тот самый, в который я оказалась в Обители. Но сегодня я проснулась с ощущением, что с меня хватит. Мне шестнадцать, и я хочу праздник для себя и своих сестер.

– Не ной, как-нибудь испечем! – усмехнулась я, выудив из рук сестры увесистый фолиант, и сдула с него тонкий слой пыли. На картинке был изображен высокий торт с красными цветами из воздушного крема. В животе неприятно заныло, и я с глухим хлопком закрыла книгу. – Уверена, что в столовой найдутся и мука с яйцами, и даже сахар!

Катарина прыснула со смеху.