– Зачем нужно было заставлять меня так долго тебя ждать? – цежу я, повернув голову к Эмиру.

Он и бровью не ведёт. Весь его фокус направлен на смартфон.

– Ты меня слышишь, Эмир, или я со стеной разговариваю? – спустя минуту молчания высекаю я.

– Слышу.

Ох, надо же! Слышит всё-таки!

– Тогда, может, ответишь, почему я должна была целый час тебя ждать? Ты считаешь это нормально? И то, что ты не предупредил меня о том, что мы сегодня покидаем Россию, тоже нормально? Я даже с родителями не успела попрощаться. Про друзей вообще молчу. Тут вообще-то вся моя жизнь, Эмир, а ты вот так просто увозишь меня!

– Теперь вся твоя жизнь – это я, Алина. И советую тебе прямо сейчас уяснить это и смириться. Думаю, для тебя это не составит труда. Это же твой выбор, – ровно проговаривает он, оставаясь абсолютно спокойным, пока меня разрывает на части. Я едва держу себя в руках.

– Да, мой, но это не значит, что я не имела права нормально попрощаться со всем, что мне дорого здесь, – запальчиво выдаю я, и Эмир с шумом выдыхает, словно уже успел устать от нашего короткого диалога.

– Я вижу, тебе дико хочется поработать ртом. Так вперёд, – он откладывает телефон на соседнее кресло и бросает выразительный взгляд на меня. – Используй его по назначению, а не ради болтовни, которую я не желаю слышать.

В мгновение ока поняв, на что он намекает, я дар речи теряю. А когда Эмир выдаёт приказ: «Ко мне», который я уже слышала в ночь нашей первой встречи, я осознаю, что он ни черта не шутит. Он правда требует, чтобы я сделала ему минет. Здесь. В самолёте. Вот так. Посреди важного для меня разговора.

– Ты не слышала меня, Алина? – понизив голос, спрашивает он. В чёрных глазах загораются опасные блики и немое напоминание о том, что у меня нет варианта не повиноваться.

От Эмира зависит судьба моей семьи и моя тоже. Я должна делать всё, что он скажет.

– Я слышала, но я не собираюсь ничего делать на глазах у посторонних. Только через мой труп, – хотелось бы выдать это уверенно и твёрдо, но под гнётом пристального взгляда мужа голос сипнет.

– О каких посторонних ты говоришь? Здесь никого нет.

– А стюардесса? Вдруг она войдёт?

– Она не посмеет без моего разрешения сюда войти, так что прекращай болтать и берись за дело.

Мои щёки и шею обжигает огнём, в груди всё неумолимо сжимается, вытесняя из лёгких весь воздух. Так больно… До смерти больно слышать его равнодушный голос. И ещё ужасней чувствовать, как моя гордость втаптывается в грязь.

Это же твой выбор.

В голове эхом раздаются слова Эмира, когда я заставляю себя встать с кресла, подойти к мужу и встать на колени между его широко раздвинутых ног. Эмир не предпринимает никаких действий. Просто, откинувшись в кресле, со снисхождением смотрит на меня сверху-вниз и ждёт, когда я всё сделаю сама. Как и полагается прилежной шлюхе.

Нечто гадкое взмывает в душе, когда я касаюсь пряжки ремня и трясущимися пальцами справляюсь с ней. Подумать только! Алина Воскресенская, а точнее, теперь уже Доган, девушка из высшего общества, одетая в платье от Chanel, калечит свои коленки о жёсткий пол, норовя доставить удовольствие ртом ненавидящему меня мужчине. Можно ли пасть ниже? Думаю, нет. Дно достигнуто.

– Лицо попроще сделай, – чеканит Эмир, точно гвозди в сердце всаживая. – И, будь добра, сбрось наконец свою никому ненужную корону и прекрати делать вид, будто я тебе противен. Мы оба знаем, что это не так.

Его самоуверенность злит до белых точек перед глазами, однако язык не поворачивается что-то вякнуть в ответ. Потому что он прав, чёрт побери. Мне мерзко это признавать, но Эмир прав. Несмотря на все обстоятельства, мои чувства к Эмиру нисколько не изменились, а тело по-прежнему остро реагирует на его близость. Если не ещё острее.

Я чувствую, как увлажняюсь, а рот наполняется слюной, стоит мне освободить каменный член из боксёров и обхватить его ладонью. Боже! Какой он твёрдый. Неужели хоть физическую реакцию я у Эмира всё же вызываю? Причём настолько сильную? Я ещё ничего не сделала, а его член уже словно выкован из стали, а на кончике пухлой покрасневшей головки блестит капля смазки. С ума сойти можно!

Непроизвольно облизываю пересохшие губы и поднимаю взгляд на Эмира. Он молчит. Черты лица заострились, челюсть плотно сжата, а в глазах… ох, не верю… в них бушует та же не поддающаяся никаким объяснениям похоть, от которой сводит мне весь низ живота.

И это всё меняет. Во мне. Внутри будто костёр возгорается, вселяя и согревая капельку надежды на то, что своей лаской и страстью мне всё-таки удастся вернуть благосклонность Эмира. Ведь, в конце-то концов, он просто мужчина. И ни для кого не секрет, через какое место у многих из них лежит путь к сердцу.

Усиляю хватку на члене, провожу верх-вниз по всей длине и, не разрывая с мужем зрительного контакта, слизываю с головки солоноватый вкус его исступления. Эмир шумно выдыхает, а я едва не мычу от удовольствия. Ведь, каким бы чужим и бесчувственным мне Эмир ни казался, на ощупь, вкус и запах он всё тот же Назар. Обалденный. Родной. Желанный. Мой.

Вдыхаю запах любимого мужчины, и чувства к нему мощным фонтаном выбираются наружу. Я словно перемещаюсь в увешанную его картинами спальню, где я неоднократно делала Назару минет. Вбирала в себя его член до самого горла и слушала, как Назар стонет, тяжело дышит и шёпотом даёт наставления, как доставить ему максимальное наслаждение.

И я всё помню. Каждое его слово. Каждое предпочтение. Каждую особо чувствительную точку, от прикосновения к которой Назар всегда покрывался мурашками, а его стоны становились несдержанными и громкими. И я пользуюсь сейчас этими знаниями, чтобы сделать Назару приятно. Да, именно моему Назару, а не равнодушному бизнесмену, для которого я ничего не значу. Тому, кого унизила и незаслуженно оскорбила. Тому, кого люблю всем сердцем. Тому, кого, по сути, не существует и никогда не существовало.

Задевая языком взбухшие венки, я сосу и лижу член. Стараюсь расслабить горло и активно двигаю головой, мягко массируя яйца ладошкой. Пять минут, десять, пятнадцать? Не знаю. Но от усердий щёки сильно начинают болеть, а к глазам подступают слёзы. Но всё это мелочи на фоне неадекватной пульсации в самой сокровенной точке между бёдер. И она с каждой секундой становится всё невыносимей, потому что слышу, вижу и чувствую каждой клеточкой тела столь желанную реакцию мужа на мои искренние старания.

– Сука, – вдруг на выдохе произносит Эмир. – Сюда иди.

Я даже понять ничего не успеваю, как он хватает меня за волосы и тянет на себя, вынуждая охнуть. А потом ещё раз – судорожно, сладко, с предвкушением, когда усаживает меня на себя сверху. Ловко забирается рукой под платье, отодвигает трусики и нанизывает меня на свой член без каких-либо прелюдий. Да они, собственно, ни к чему. Совершенно.

– Ты только посмотри, как ты завелась, Алина, – с хриплым стоном выдаёт Эмир, замирая внутри меня. А я замираю вслед за ним, упиваясь сладостным чувством наполненности и неотрывно глядя в мутные глаза мужа. – Так намокнуть от минета мужчине, который стал противен, не каждая профессионалка смогла бы. Теперь понимаю, почему твой отец так рьяно мне тебя предлагал. Знал, что дочурка сможет меня как следует ублажить, ещё и сама кайф от этого получит, – ухмыльнувшись, безжалостно бьёт словами он, норовя вырвать меня из моего воображаемого рая с Назаром, но я не могу это допустить. Ни в коем случае. Иначе разревусь и впаду в истерику, сидя прямо на Эмире.

– Замолчи… Замолчи… – бессвязно шепчу, обняв его за шею, и начинаю плавно двигаться вверх и вниз. – Замолчи и поцелуй меня.

– Ты что-то попутала, Алина. Здесь я отдаю приказы.

– Поцелуй.

Я сама зарываюсь в его волосы и накрываю жёсткие губы, которые всегда так страстно меня целовали. Мне это нужно. Крайне необходимо. Сейчас. Но Эмир не отвечает. Однако я не сдаюсь. Поднимаюсь и опускаюсь, ощущая каждый сантиметр его твёрдой плоти. С каждой секундой всё больше увеличиваю темп скачков, чувствуя нашу общую дрожь и волны удовольствия. Жмусь губами к его губам, всем сердцем надеясь, что вот-вот – и мой Назар с жадностью накинется на мой рот, но увы… даже когда мы оба покрываемся испариной, рвано стонем и задыхаемся от похоти, мой поцелуй остаётся без ответа.