Литмир - Электронная Библиотека

Женщины вокруг меня продолжали шептаться, реветь, делали какие-то странные жесты, и никто из них не двинулся с места.

– Вон! – я едва не сорвала голос. – Откройте все окна и позовите врача, иначе сгною вас на заднем дворе! Лишу крова!

Что испугало их больше, я не поняла. С визгом они кинулись врассыпную, кто-то открыл наконец окно, в душное помещение ворвался прохладный воздух, разогнав палящий жар, я осторожно ощупывала кричащую женщину. Может, боли действительно были невыносимы, или она была перепугана, или я что-то делала не так, но она визжала сильнее, когда я к ней прикасалась, и стремилась закрыться от меня.

– Лежи смирно! – я несильно ударила ее по щеке. – Хуже я тебе не сделаю. Отвечай, где боль сильнее всего? Ну?

Женщина прижала руку чуть ниже груди. Желудок или что-то рядом, сообразила я и недовольно стрельнула глазами на дамочку в белом чепце, которая первая пришла ко мне за помощью. Вряд ли беременность, но вот прободение язвы могло случиться вполне. И абсолютно не удивляло, что кукушка в чепчике ляпнула первое, что пришло в ее безмозглую голову.

И самое ужасное, я не знала, что с этим делать. Я не была уверена, что хоть сколько-то верно поставила диагноз – я даже скорой не стала бы озвучивать свои догадки и предположения, а сейчас я могла только молиться, чтобы как можно скорей пришел…

Молиться? Я не молилась никогда и никому, но мысль мелькнула, приведя меня в замешательство, и тут же исчезла.

– Открой рот, – попросила я, вспомнив еще один симптом, и женщина послушно разлепила губы. Я прищурилась, со знанием дела попытавшись понять, сухой у нее язык или нет. Разогнуться она не могла, и все это мне говорило, что ничем хорошим это не кончится…

Никогда я жизни я не ощущала себя настолько беспомощно. На моих глазах умирал человек, и что-то в подсознании мне твердило, что на врача рассчитывать не приходится. Что все, что я вижу вокруг себя, слишком далеко от того, к чему я привыкла, на что я могла положиться всегда или почти всегда, что лучшее, что я могу, прочесть над несчастной молитву…

Опять молитва?..

– Сестра?

Я не повернула головы, продолжая судорожно ощупывать лежащую женщину, но той, кто заговорила со мной, мое внимание исключительно к ней оказалось не нужно.

– Сестра Шанталь, она совсем как Онория. Не верьте ей, сестра.

Я убрала руку с живота больной и наконец обернулась. На меня смотрела смуглая, похожая на цыганку девушка с вьющимися волосами, и в черных глазах ее плескалось самодовольство.

– Лоринетта хочет отсюда сбежать, – продолжала «цыганка». – Как сбежала Онория. И да хранит нас Лучезарная, никто из нас из-за нее не хочет снова стоять в трехдневной молитве на заднем дворе вместо сна. Помилуйте нас, сестра.

К нам подошла еще одна девушка, почти ребенок, очень похожая на ту черненькую, которая так откровенно и без малейших угрызений совести выдала свою товарку. Я покосилась на стонущую Лоринетту – она напряглась, и гораздо сильнее, чем когда корчилась на полу, ожидая, пока я вмешаюсь.

– Тереза видела, как Лоринетта с кем-то шепталась на заднем дворе, – тихо, чуть кивнув на девочку, проговорила «цыганка». – Да и взгляните на нее, сестра, боль ее больше не мучает. Правда, Лоринетта? Не покарает ли тебя Милосердная за то, что ты врешь сестре под крышей Дома святого?

Лоринетта змеей взвилась с пола, в грязном платье с замызганным фартуком, с растрепанными волосами похожая на помойную замарашку, и рванулась к горлу «цыганки», кто-то взвизгнул, но «цыганка» оказалась проворнее и сильнее и вмиг вцепилась в волосы Лоринетты, опрокинув ее обратно в лужи.

– Ах ты двуличная дрянь! – зашипела «цыганка». – Работать тебе, девке гулящей, тяжко? Так ты же не подыхала с голоду и холоду в городской подворотне! Не ты воровала у торговцев хлеб, чтоб прокормить вон их! – она мотнула головой в сторону Терезы, а я подумала – почему «их»? Тут же одна девочка? – Да ты святым сестрам ноги должна целовать за кров и пищу, паршивка неблагодарная!

Лоринетта быстро пришла в себя. Дотянуться до «цыганки» она не могла, но ударить все равно попыталась.

– Да знаю я, как ты воровала, и кто из нас гулящая? Убери от меня руки, ты, голодранка, проклятое отребье!

– Ты кого назвала отребьем, мерзавка?

Драки – то, что я никогда не могла взять в толк. Бессмысленные попытки доказать кому-то чего-то, но впервые в своей жизни я видела не возню двух нетрезвых баб под смешки делимого мужика и его собутыльников, а жестокую свару по какой-то неведомой мне причине, хотя, казалось бы, обе женщины сказали мне более чем достаточно. Я подскочила на ноги, снова подсознанием отметив, что я молода, намного моложе, чем была… – или чем есть? – обернулась, заметила стоящую рядом бадью – на вид с холодной водой – и плеснула на сцепившихся женщин. Как на дворовых котов, пусть мне никогда не пришло бы в голову обливать ледяной водой животных, но люди – к чему жалеть людей, когда они в состоянии сами отвечать за свои поступки. Женщин тут же растащили подоспевшие… кто они им? Подруги? Приятельницы? Коллеги? Это же прачечная, значит, работа? Что я, которую назвали сестрой Шанталь, делаю в прачечной, жду церковный заказ?

– А ну, всем работать! – негромко, но сурово и в то же время без тени раздражения приказала я. Нет, осенило меня, не я, я среагировала бы иначе. – А вы двое, – я ткнула пальцем в Лоринетту, затем в «цыганку», – на задний двор вместо сна! Покаяние на три дня, – я снова перевела палец на Лоринетту, – а тебе покаяние на неделю за ослушание!

Что-то в этом было неправильно. Я не стала разбираться ни в чем, проявила власть и непонятную мне пока волю, причем, судя по лицам обеих наказанных женщин, моя кара была еще легкой. Чувствуя, как голова у меня начинает кружиться, а спертый, влажный и горячий до невозможности воздух жжет легкие, я огляделась.

Огромный зал. Бетон, подумала я вначале, но нет, камень, серый камень, с которого не капает, а льется конденсат, жар пламени под котлами, огромные чаны, в которых варится чье-то белье. Сестра-наставница или надсмотрщица, женщины, бесправные, покорные, лишь изредка пытающиеся взбрыкнуть и тут же принимающие наказание, каким бы жестоким и бесполезным оно ни было, бывшая бездомная воровка и девушка, потерявшая честь где-то с кем-то когда-то так, что многие здесь считали, что она в положении… Я уже знала о таких заведениях? Безусловно. Я снова утерла пот с лица. Не слишком интересуясь историей, не особенно уверенно сдавая экзамены в институте, почти не включая кино и редко читая книги, я все равно уже слышала о таком.

Подсознание или просто какая-то память? Реальный, кинематографичный, удушающий бред.

Я покачала головой.

– Идите за мной, – махнула я рукой. – Вы двое. Лоринетта и ты… как тебя зовут?

– Консуэло, сестра, – глаза «цыганки» расширились от удивления.

– А остальные – работать!

Я развернулась и вышла из душной прачечной. Я не знала, куда меня ноги несут, понимала лишь, что мне нужно увидеть. И я почти бежала по коридорам – сначала узким проходам здания, и вне прачечной потолки были деревянные, закопченные, низкие, с пятнами то ли нагара, то ли огня, потом – по галерее со сводами и ликами, потом – по красивой, яркой и гулкой церкви, и все это время за мной неотступно следовали Лоринетта и Консуэло. И наконец я вылетела из дверей красивого храма и повернулась направо – туда, где, я знала, увижу подтверждение пришедшим на память странным словам.

«Приют благочестия и спасения и чадолюбивый кров Святой Мадлин».

Глава третья

– Прочитайте, что здесь написано, – надтреснутым голосом велела я. – Можно не вслух.

Я сама перечитала не один раз. Сюр какой-то. Одна часть меня хотела завыть, другая крепилась – видимо, та самая часть, которую звали сестрой Шанталь и которая была в приюте за старшую.

Приют благочестия и чадолюбивый кров. Детский приют, если перевести на язык нормального человека. Мне самое место и там, и там.

3
{"b":"821678","o":1}