- А ты что, свою дочь за моего сына не отдашь разве? – удивился герцог.

- Так нет у меня дочери, только сын, - растерялся Само. – Правда, жена вот беременна. Если дочь будет, сговорим за твоего Теодона. Я не против.

- Так ты что, еще ни одну служанку не обрюхатил? – с недоумением посмотрел на него Гарибальд. Впрочем, он уже привык к чудачествам соседа и делового партнера.

- Не замечен, - уклончиво ответил Самослав. Он так редко бывал дома, что ему и жены пока хватало за глаза.

- Вот ты даешь, никогда бы не подумал! - изумился герцог. – Обещаю, я никому об этом не скажу! – и он загорелся новой идеей. - А хочешь, моя дочь за твоего сына пойдет?

- Так у тебя тоже один сын! – Самослав растерялся окончательно.

- С чего бы это? – обиделся герцог. – Ты меня за кого принимаешь? Я что, слаб по мужской части, по-твоему? Штуки три бегают во дворе. Очень даже может быть, что от меня они. По крайней мере, с их матерями я точно развлекался. Выбирай, какая девчонка понравится. Я ее своей дочерью признаю, и делу конец. Все по обычаю!

- А так можно, что ли? – слегка растерялся Самослав.

- Можно, конечно, - удивленно посмотрел на него Гарибальд. - Вон, король Австразии Теодеберт, внук старухи Брунгильды, тот, который свою первую жену до смерти забил. Он тоже от служанки был рожден. Никто и не помнит, как ее звали. Правда, его потом родной братец Теодорих зарубить велел. А племянника принца и вовсе за ноги схватил и башкой об камень стукнул. Да ты должен эту смешную историю помнить, это же лет десять назад было. Демоны с этими франками, это их семейные дела. Расплодились тогда эти проклятые Меровинги так, что на всех уже королевств не хватало. Так что, у нас, германцев, важно, кто отец, а не кто мать. Да хоть она распоследняя рабыня будет, все равно ребенок законный, если отец того захочет.

- Ну, я даже не знаю…, - промямлил Самослав, который не был сторонником полигамии, а местный семейный кодекс его слегка шокировал. Он был слишком непривычен для человека из двадцать первого века. Да и женить ребенка, которому всего три года стукнуло, он считал слегка преждевременным. – Давай, если моя жена дочь родит, то она за твоего сына пойдет. А детей от служанок мне не надобно. Не хочу, чтобы твоя служанка моей тещей была. У меня с тещами отношения не очень складываются. Одну так до сих пор ищут…

- А зачем ищут? – полюбопытствовал Гарибальд.

- Да я обещал ее в жертву Моране принести, - честно признался Самослав.- Ее муж меня предал. Никак нельзя ее в живых оставить. Кровная месть, сам понимаешь…

- Да, я погляжу, у вас тут тоже весело бывает, - с немалым интересом посмотрел на него Гарибальд. – А я думал, что только короли франков свою родню без конца режут. А у вендов тоже затейные обычаи есть, оказывается. Ну, не хочешь мою дочь, так и не надо, - великодушно согласился Гарибальд. – Когда пировать будем?

- Как похороним всех, - ответил Само. – Надо убрать тут все. Жара на улице. Не приведи боги, болезни начнутся.

- Да! – Гарибальд оглядел окружающую его безрадостную картину. – Хорошо тут авары прошлись. От города едва четверть осталось. И стены теперь чинить надо…

- Я новую столицу строить буду, - удивил герцога словенский князь. – Тут крепость останется и небольшой городок около торга. А вся жизнь, брат, на востоке будет, ближе к Константинополю. Оттуда товары в Галлию пойдут. Через мои земли и через твои. Ты, Гарибальд, вообще представляешь, о каких деньгах идет речь? Да ты на одних пошлинах обогатишься.

- Ты это о чем? – раскрыл рот Гарибальд. – Ты что, новые земли под себя будешь забирать и там город ставить? Где? Когда?

- Там, где Морава впадает в Дунай, - пояснил Само. - Двести миль на восток. Через три года начну строить. Раньше не смогу, надо еще много дел закончить. У меня же почти все хорутанские жупы авары разорили.

- Вон ты куда собрался? Так это же самого великого кагана земли! – Гарибальд даже раскрыл рот от изумления. – Само, брат, ты совсем спятил? Он же тебя в порошок сотрет!

- Не сотрет, замается, - доступно пояснил Самослав. – Были его земли, станут мои. Там племя словаков живет. Думаю, они возражать не будут, если я там каменный замок поставлю. А кагану очень скоро не до нас будет, это я тебе обещаю.

- А как город назовешь? – жадно спросил Гарибальд, который уже ничему не удивлялся, но в свое скорое обогащение поверил сразу и безоговорочно. – Придумал уже?

- Братислава, - довольно улыбнулся Самослав. – Хорошее название, приживется.

Месяц спустя. Неподалеку от руин римского городка Виндобона (совр. Вена).

Убогие словенские хижины, провонявшие за зиму душным запахом немытых тел, были оставлены до холодов. Бабы потом выскребут с потолка и стен слой сажи, свисающей омерзительными черными хлопьями. Жалкие остатки племени кочагир сгрудились тут, потеряв от последних невзгод чуть ли не половину людей. Юрты рода были поставлены в стороне от старинных руин, ведь люди степи любили простор. Мирная вроде бы картина была обманчива. Тут были чужаки, и лишь воля одного человека держала на цепи гнев мораванских всадников, что еще не остыли от жажды мести, накопленной за долгие годы.

Уцелевшие старейшины рода кочагир стояли на коленях перед молодым парнем со светлыми волосами и длинными усами, что носил смерть на кончике своего языка. Они уже слышали о нем. Много причудливых слухов об этом человеке носилось по паннонской степи. А вот теперь им посчастливилось увидеть его своими глазами. Или, скорее, не повезло… Уважаемые люди были готовы к смерти, но то один, то другой кидал исподлобья взгляд на сапоги тончайшей кожи, странный доспех и голый подбородок. Отсутствие бороды у воина и мужа должно было вызвать презрительную усмешку, но почему-то не вызывало. Напротив, воин, сидевший на кошме перед ними, выглядел именно как воин, и воин победоносный. Понурые головы стариков вновь клонились к земле. Они не ждали ничего хорошего от словенского князя, который вырезал их войско и в своих землях, и в землях мораван. Храбрец Батбаяр, сын хана Турсуна попал в хитроумную ловушку, и тысяча всадников не вернулась из-за Дуная, оставив степь без сыновей и отцов. А выбора у племени кочагир не было. Полукровки загнали их остатки, словно охотничьи собаки и предложили выбор: либо они едут на разговор к словенскому хану, либо все племя идет под нож. Еще полгода назад эти твари были нищими, как семьи их матерей, а теперь они похвалялись добрыми конями, взятыми в аварских кочевьях, доспехом и оружием. Старики приняли неизбежное. Если есть хоть малая возможность сохранить род, то они его сохранят. Даже если для этого нужно будет принять лютую смерть. Нечего было противопоставить разгромленному племени новой силе. Особенно вон тому…

Исполинского роста фигура, с ног до головы закованная в железо, застыла по правую руку князя, приводя в ужас степняков оскаленной мордой железной маски и топором, на который опирался воин. Торчащие вперед клыки, приклепанные к маске, были личной идеей князя, чем он безумно гордился. И сейчас Самослав читал на лицах наивных кочевников одну и ту же мысль. Они, вне всякого сомнения, видели перед собой того самого ручного дэва и знаменитый топор, которым он зарубил хана Тоногоя. На их лицах читался плохо скрываемый ужас.

- Ну что, почтенные, - обратился, наконец, к ним Самослав. – Как жить теперь будем? У вас выбор небольшой теперь.

- Сейчас твоя воля, хан, - прочистив горло, - ответил самый уважаемый из старейшин, носивший имя Онур. – Хочешь, убей нас всех. Хочешь, прогони с наших земель. Нам нечем тебе ответить. Наши воины погибли в походе. Мой род выставит едва ли одного из пяти воинов от того, что было раньше. Кто не погиб в походе, был убит твоими ручными псами. Этими предателями…

- Ну, а если я не стану вас убивать? – неожиданно спросил Самослав. – А если я и с земли вас не стану сгонять? Что вы будете делать тогда?