Извергая проклятия, я помчался по переулку, а за мной по пятам, словно гончие, с воплями бежали разбойники.
Душекрады. А кто, если не они? Я сильно пожалел о том, что не остался в родном Таймаре; там, по крайней мере, люди гонятся за тобой, чтобы отнять у тебя кошелек – но не душу. Я проклинал себя за то, что не пустил приглашение Итейна на растопку.
– Твою мать! – Коварный песок подвел меня; я оступился и упал.
Что-то свистнуло у меня за спиной. Я поблагодарил мертвых богов за то, что отличался умением аккуратно и крепко завязывать шнурки. Даже такая мелочь погубила многих взломщиков.
Только призраки стали свидетелями того, как меня травят. Они прижались к стенам из песчаника, заставляя их светиться слабым голубым светом. Жалости в их глазах я не увидел, но даже если бы они хотели мне помочь, то все равно ничего не смогли бы сделать. Я вдруг понял, что в отчаянии проклинаю этих слабых существ. Я поднял взгляд, посмотрел на дымчатую черную бездну, в которой виднелись только самые яркие звезды. Боги мне тоже не помогут. Я был один, а боязнь одиночества – самый мощный и древний страх.
Я не из тех, кто отличается крепкими мускулами; более того, у меня телосложение человека, который упражняется только в поднесении кружки с пивом к губам. Но за счет одного лишь страха я почти оторвался от преследователей. Только один из них не отставал.
Я запетлял между штабелей ящиков, заставляя преследователя бежать в обход там, где я промчался напрямую. Впереди распахнул свою пасть переулок, и я бросился в него. Пока мои глаза привыкали к темноте, я неуклюже двигался на ощупь. Мое дыхание было резким, испуганным. Слышал я сейчас только то, как сопит человек у меня за спиной и как стучит мое сердце – оно пыталось биться быстрее, чем топали по мостовой мои ноги.
Пользуясь запутанностью улиц, я то выскакивал на набережную, то нырял в переулки, пытаясь сбить с толку того, кто хотел стать моим убийцей. Но, как бы я ни летел вперед, как бы ни петлял, преследователь не отставал. Я слышал его животное фырканье; будь у него копье, он уже смог бы меня им достать. После каждого резкого поворота огонь в моей груди разгорался все сильнее. Каждый вдох казался более коротким, чем предыдущий.
Между покосившимися старыми зданиями растянулся двор, черный как смоль, абсолютно лишенный света. Я побежал по нему туда, где начиналась еще одна улица, но в последнюю секунду я свернул налево – в другую улицу, поменьше. До меня донесся звук удара и проклятия человека, врезавшегося в кирпичную стену.
Я скользнул в еще один переулок, радуясь собственному хитроумию, как вдруг обнаружил, что он перекрыт стеной из ловушек для крабов. Взвизгнув, я воткнулся в нее головой и упал на песок, а всего через пару секунд снова услышал шаги у себя за спиной.
– Н…!
Встать я не успел: мой отчаянный вопль оборвал удар ножа. Стальной клинок воткнулся мне в спину слева от позвоночника и вышел из живота. Острие ножа натянуло рубашку, сделав ее похожей на цирковой шатер. Я посмотрел на нее, упираясь в землю одной рукой и коленом, и вопрошая всех мертвых богов о том, почему я не сел на другой корабль.
Нож вытащили из меня, и появилась боль; она расцвела во мне, словно дым над одним из вулканов Разбросанных островов. Она парализовала мое тело, и я бы упал, если бы не железные руки, схватившие меня.
Мое лицо запрокинули к небу. Сталь безжалостно прошла по моему горлу. Моя грудь и колени стали мягкими и теплыми. Каждый раз, когда я пытался сделать вдох, я захлебывался.
Руки отпустили меня, и я упал на спину. Человек с окровавленным лицом, возвышавшийся надо мной на фоне звездного неба, посмотрел мне в глаза, а затем плюнул на меня и презрительно оскалился.
Я не мог представить себе более противного человека, с которым можно было бы провести последние мгновения, и тем не менее: жизнь вытекала из меня, один кувшин за другим, надо мной, словно лесной тролль, нависал мой гримасничающий убийца. В углах его рта и на носу виднелась кровь. Жидкие пряди сальных темных волос затеняли его бугристое лицо. Нужно было пнуть его посильнее. Можно было сесть на другой корабль. Нужно было остаться дома. Это все, чем я мог себя утешить – пригоршней «можно было» и «нужно было».
Теперь я сражался с тьмой и с терпением убийцы, которого, как оказалось, у него не хватало. Вскоре он опустился на колени и снова начал работать ножом. Он проделал во мне еще четыре дыры, прежде чем из меня вытекла вся кровь, а тело сдалось. Тени опустились на меня, а я мог лишь изливать свой гнев и отчаяние, беззвучно крича о том, как все это несправедливо.
Твою мать.
Глава 2. Ритуалы
В соответствии с «Догматами о подневольных мертвецах» душа человека, который умер в смятении – либо случайно, либо от неестественных причин, – воскреснет через несколько дней. У тени есть возможность подарить свое тело Никсу, если никто не предъявит свои права на это тело. В последнем случае человек может завладеть всем движимым и недвижимым имуществом тени только после того, как поработит ее.
«Кодекс порабощения», статья 1, параграф 8
– Что за херня, Кеч? Ты все запорол!
– Ани, ты мое долбаное лицо видела?
Бешено жестикулируя, мужчина указал на свое лицо, покрытое окровавленными ссадинами. Слова со свистом вылетали из щербатого рта, в котором этой ночью зубов стало еще меньше, чем раньше.
Ани Джезебел терпеть не могла препирательств. Новички должны это запомнить. Ее кулак врезался в челюсть Кеча, и тот, развернувшись на месте, рухнул на песок и захныкал, вытирая кровь тыльной стороной.
– Из-за шрамов цена падает! Поэтому босс Темса хочет, чтобы мы убивали чисто. Знаешь, какие привередливые нынче покупатели?
– Извини, Ани.
Она раздраженно постучала по уху, словно грозная директриса, распекающая непослушного школьника.
– Что?
– Извини, Ани!
– Так-то лучше.
Ани посмотрела на труп; горло разрезано так, что виднелась белая кость. Три – нет, четыре! – дыры в животе и груди. Из ран, пузырясь, вытекала кровь, и загорелая кожа мертвеца постепенно приобретала пепельный оттенок. Ани нахмурилась. В лучшем случае за него дадут двадцать монет. Может, удастся замаскировать отверстия с помощью порошка. Недовольно рыкнув, она повесила топор в кожаную петлю.
Старина Дженк любил, чтобы все было быстро. За время, проведенное в тюрьмах, он стал дерганым, а дерганые хорошо стоят на шухере. Да, он постоянно озирался и был на взводе, но запряженные в скрипучую труповозку белые лошади стояли смирно и терпеливо ждали, пока люди уложат новые трупы на старые. Из задней части повозки текли струйки крови. Ночь для жертв выдалась неудачной.
– Так, вонючие ублюдки. Возвращайтесь в «Плиту», пока стражники не спохватились.
Старина Дженк что-то пробурчал сквозь свалявшуюся серебристую бороду.
– Что? – спросила Ани.
– Я сказал «сейчас»!
– Вот так лучше! Ты же знаешь, я ненавижу, когда бурчат себе под нос.
И да, она это ненавидела, а в последние месяцы – особенно. Или ее уши стали не такими чистыми, как раньше, или жители города начали разговаривать тише. В любом случае, ее это страшно раздражало.
Стоя на задней части повозки, Ани смотрела на то, как трясутся тела, когда повозка подпрыгивает на очередной выбоине. Ее подручные бежали рядом и сопели, и громче всех – новички. Они разжирели от пива и слишком любят поспать в мягкой постели. Но ничего, она заставит этих дряблых гадов мыть повозку до самой зари. У нее не забалуешь.
Они свернули прочь от доков и направились в похожий на соты жилой район. Однообразие бесконечных улиц нарушали площади, укрытые ярко-красными навесами. Переулки пролетали мимо, перетянутые веревками для сушки белья и лентами и заваленные разнообразными отбросами, которые обычно можно найти в городских канавах. Время от времени из темноты раздавался вопль или резкий хлопок самострела: другие команды душекрадов тоже вышли на работу.