Вернувшись в Париж, я провел несколько часов в обществе очень хороших и интересных людей. Среди них был один из руководителей Французской компартии, В ответ на мой рассказ о неудачных поисках народных песен он сказал: «Народную песню можно приглушить, как это делается сейчас при помощи радио, но она никогда не умрет. Народная песня бессмертна, как бессмертен сам народ», — и он запел прекрасную старинную песню. Его друзья подхватили, потом запели вторую, третью...

Я был щедро вознагражден за свои недавние неудачи...

Однажды по просьбе спортивной газеты я написал заметку о своем отношении к спорту. Кончалась заметка словами: «Я хотел бы, чтоб спортсмены так же любили музыку, как музыканты любят спорт». В напечатанном тексте не было изменено ни одного слова, но приведенную выше фразу выпустили целиком. Возможно, редакция усомнилась в том, что спортсмены способны любить музыку...

Прошло лет десять. В июле, как и каждое лето, я был в «Артеке», беседовал с ребятами об искусстве, разучивал и пел с ними песни.

«Сегодня у вас будет трудная аудитория, — сказала мне пионервожатая, — одни спортсмены». В зале артековского Дворца пионеров собралось около пятисот ребят, съехавшихся со всех концов страны для участия в международных юношеских спортивных соревнованиях,

«Ну что же, ребята как ребята», — подумал я, но, по правде говоря, ощутил какую-то тревогу. Удастся ли увлечь их? Время было уже позднее — после ужина. А днем были напряженные, изрядно утомившие их тренировки.

Я повел разговор о серьезной и легкой музыке и сразу же почувствовал, что опасения мои были напрасны.

Несколько раз я пытался завершить беседу, но ребята просили рассказать и показать что-нибудь еще. Прошло полтора часа. Уже прозвучали разные образцы «серьезной» и «легкой» музыки — русская и ирландская народные песни, отрывки из «Порги и Бесс» Гершвина и джазовая музыка в исполнении квинтета Эддерлея, органная прелюдия Баха и ноктюрн Шопена. Пора было расходиться. Горн протрубил сигнал «ко сну».

Вдруг кто-то из ребят тихонько сказал: «Сыграйте „Лунную сонату“!» Пятьсот юных спортсменов разразились громом ритмичных аплодисментов и выкриками: «Просим! Просим!»

Какими словами могу я описать то напряженное внимание, с каким слушали мои спортсмены эту удивительную, кстати, многим из них уже хорошо известную и любимую ими музыку? И как рассказать о том, что в эти минуты чувствовал я и почувствовал бы на моем месте каждый из нас?!

«Если бы Бетховен был сейчас здесь, с нами, в этом зале — представляете себе, что бы он пережил?!» — сказал я потом ребятам, и, по-моему, они меня хорошо поняли...

Д. Б. Кабалевский с внуком Олегом

«...Кто выберет Гинденбурга — тот выберет Гитлера. Кто выберет Гитлера — тот выберет войну...» Эти слова были сказаны Эрнстом Тельманом в его последней речи, произнесенной в 1933 году на нелегальной сходке немецких коммунистов неподалеку от Берлина, в местечке Цигенхальц на берегу Шпрее, Сейчас здесь одно из самых дорогих памятных мест новой, демократической Германии.

У самой воды под навесом стоит большая лодка «Шарлотта». В тот день, перевезя Тельмана с товарищами на другой берег, она спасла их от нацистов. Но это была недолгая отсрочка. Вскоре после встречи в Цигенхальце Тельман был арестован, одиннадцать с лишним лет просидел в тюрьме и был убит гитлеровцами в Бухенвальде буквально накануне их собственного конца.

Поразителен контраст между глубоким драматизмом и напряженностью разыгравшихся здесь событий и удивительной тишиной, спокойствием и поэтичнейшей красотой этого уголка. Вокруг и сейчас мало строений, а тогда, говорят, и вовсе были только лес да вода...

Слушая рассказ о выдающемся вожде немецких коммунистов, о его борьбе и гибели, о борьбе и гибели множества его товарищей — немецких антифашистов, я вдруг почувствовал, что есть какой-то глубокий смысл в том, что наш с Робертом Рождественским «Реквием» впервые за рубежом исполняется именно здесь, в стране, где столкновение фашизма с антифашистскими силами было таким острым, как ни в одной другой стране мира. И я понял, почему с такой сердечной увлеченностью, особым внутренним пониманием отнеслись к исполнению «Реквиема» все его участники...

...Растворился в воздухе последний аккорд хора. В зале стояла тишина. Она продолжалась так долго, что дирижер Хельмут Кох не выдержал, сделал шаг вперед и положил обе руки на партитуру. Потом все встали — так бывает, когда люди хотят почтить память погибших, — и аплодировали стоя... Со многими познакомился я в тот вечер. У одной женщины восемь самых близких родных погибли в гитлеровских концентрационных лагерях... У юноши отец был антифашистом и погиб, а сам он родился в нацистском лагере... Потом ко мне подошел незнакомый человек — наш, русский. «Вы были в 1942 году на фронте?» — «Был». — «Село Первое Октябрьское помните?» — «Помню». — «Первую гвардейскую стрелковую дивизию помните?» — «Конечно, помню!» — «А какое это страшное время было, помните?» — «Разве это можно забыть!..» И тут все вспомнилось: доктор экономических наук Борис Яковлевич Ионас, тогда совсем еще молодой человек, служил переводчиком в дивизии генерала Руссиянова, где в те дни были и мы с Долматовским. Короткий разговор воскресил в нашей памяти многое, очень многое, что мы видели и переживали в то действительно страшное время.

Мог ли я тогда подумать, что через двадцать два года мы встретимся в Берлине, в столице дружественной нам демократической Германии, при исполнении на немецком языке «Реквиема», посвященного тем, кто погиб в борьбе с фашизмом...

...в столице Польской Народной Республики Варшаве недавно был проведен конкурс на должность городского шарманщика. 23 претендента пытали счастье, но лишь одному из них — Лешеку Змазе, актеру по профессии, удалось одержать победу. Теперь во время праздничных церемоний в центре города — Старом Мясте, можно видеть его в пестром, придуманном им самим костюме, со старинной шарманкой (которую он сам привел в порядок) и, конечно, попугаем. Репертуар Лешека Змазы достаточно разнообразен — от старых польских мелодий до современных шлягеров в стиле рок.

...в одном из музеев французского города Страсбурга хранится необычный музыкальный инструмент, изобретенный в 1872 году инженером Кастнером. Называется он «Пирофон». По сути говоря, это небольшой орган, в котором вместо металлических и деревянных труб использованы стеклянные. Под каждой из труб установлена газовая горелка. Нажатие клавиши открывает подачу газа, и звук извлекается благодаря вибрации горячего воздуха, нагреваемого пламенем. Конструкция уникального инструмента очень капризна. Но главное, он рассчитан на тот состав газовой смеси, которым пользовались более 100 лет назад, когда улицы европейских городов освещались газовыми фонарями. И тем не менее недавно орган обрел вторую жизнь: он экспонировался в Токио на выставке... газовых аппаратов.

Мы в концертном зале. Концерт начнется еще нескоро, но сцена уже приготовлена: расставлены стулья и пульты, на пюпитрах разложены ноты. Правда, инструментов на сцене немного: музыканты принесут их с собой. Лишь справа, словно стражи, выстроились контрабасы да слева, в глубине, видны необычных форм предметы, похожие скорее на современные приборы или аппараты, чем на музыкальные инструменты. Некоторые из них настолько велики и грузны, что поставлены во весь свой рост прямо на пол, другие подвешены к перекладинам, третьи положены на специальные подставки. Кто же они, обитатели этого угла сцены? Это самая многочисленная группа оркестра: ударные инструменты. Повнимательнее разглядим их.