— Разумеется, я отдаю себе отчёт, что эти времена остались в далёком прошлом. Господин Труффальдино это прекрасно понимает. Но врождённая гордость не даёт ему права на испуг, в то время как генетическая память подсовывает яркие образы быстрых охотников с крепкими клювами, таящихся в высокой траве… Разумеется, мне тоже приходиться изо всех сил сдерживать свои инстинкты. Ведь крылокоши — такие вкусные…

Я не перебивал.

Во-первых, любой имеет право выговориться — своего рода терапия, психологическая разрядка.

А во-вторых, я сам был в шоке.

Иметь такой незаурядный интеллект, и при этом работать уборщиком… А впрочем, это не моё собачье дело. У каждого свои скелеты в шкафу.

— Так вы хотите знать, хозяин, не выбрасывал ли кто изрезанную журнальную страницу в мусорную корзину?

Я икнул.

Вопрос я пока не задал… Точнее, не озвучил его в полном объёме.

— Вижу ваше замешательство, хозяин, но мою осведомлённость легко объяснить: вы же знаете, в Сан-Инферно слухи расходятся с космической скоростью. Всё «Чистилище» уже в курсе, что вы получили письмо с угрозами от таинственного убийцы. Буквы взяты из новейшего журнального издания «Время» — шрифт, которым пользуются в их типографии, нельзя спутать ни с каким другим. Умный ход. Убийца лишил вас возможности найти его по почерку: любой мало-мальски сведущий маг состряпает нужное заклинание в два счёта и отыщет того, кто писал, по руке… К сожалению, он не принял во внимание одну незначительную, просто-таки крошечную деталь: меня. Я видел, как он выбрасывал страницу. И сохранил её, на всякий случай. Как доказательство.

Русский речь меня покинул.

Я стоял, и тупо хлопал глазами на сиреневого двухметрового цыплёнка, в глубине души понимая, что один в один похож на самого Цезаря в присутствии крылокоша.

— Ты видел убийцу? — наконец выдавил я.

— Не обязательно убийцу, — терпеливо поправил цыплёнок. — Вырезание букв из журнала само по себе преступлением не является. Так же, как и выбрасывание оного в мусорную корзину. Это мог сделать любой. Тот, кому не чужд порядок, просто прохожий, решивший совершить доброе деяние. В крайнем случае, это мог быть сообщник. Вовсе необязательно, чтобы убийца составлял письмо с угрозами ЛИЧНО.

— Цезарь, — я сдавил пальцами переносицу. — Просто скажи, кто это сделал.

Секунду цыплёнок смотрел на меня своими куриными глазками, а потом вздохнул.

— Обещайте, хозяин, что не станете принимать скоропалительных решений. В одну реку не шагнуть дважды, фарш нельзя провернуть назад, пасту для чистки клюва не засунуть обратно в тюбик, а…

— ЦЕЗАРЬ. Просто. Скажи.

— Ну хорошо, — клюв цыплёнка сделался угрожающе малиновым. Уж не знаю, что это означало: то, что он подчиняется обстоятельствам, или то, что он безмерно зол… Кто их разберёт, этих бывших динозавров. — Это была Анжела.

Я подпрыгнул.

Ну конечно!..

Ведь всё сходится.

Анжела меня ПРОСТО НЕНАВИДИТ!

Я — источник её проблем, инициатор несчастий. Явился из её родного измерения, разрушил её карьеру, отношения с богатым папиком, выселил из роскошных апартаментов — то есть, лишил всех плюшек, которые она привыкла получать, как примадонна.

К тому же, я отверг её «ухаживания». Точнее, приставания. А ещё точнее — яростный натиск, который Лена Бублик предприняла, когда узнала, что я — не бедный студент из Москвы, а перспективный принц из небольшой, но очень обеспеченной страны.

Удар по самолюбию. Этого женщины терпеть не могут.

Конечно же, ей захотелось со мной поквитаться!..

Сам того не заметив, я уже нёсся по коридорам «Чистилища», как ангел мщения. Как Немезида, с метлой вместо меча правды в одной руке и ведром вместо весов справедливости — в другой… Всё это я изъял у Цезаря, совершенно инстинктивно полагая, что встречаться с убийцей с пустыми руками — верх идиотизма.

КАК я буду отбиваться с помощью ведра — я не подумал… Я пылал праведным гневом, готовясь излить его на голову той, что угрожала покою меня и моих близких…

Так, что-то не сходится. «Покою меня» — так не говорят. Моему покою?.. Да я уже и сам не помню, когда он мне только снился!

Заблудившись в лингвистических дебрях, я замедлил шаг. Затем остановился.

А что я ей скажу?..

«Цезарь видел, как ты выбросила в корзинку испорченную страницу»?

Анжела, с её выдержкой, с её изворотливостью, просто рассмеётся мне в лицо.

Как справедливо заметил цыплёнок, страница — это ещё не преступление. Вот если бы доказать, что именно она это письмо СОСТРЯПАЛА…

А впрочем…

Окрылёный идеей, я рванул с места и вписался в…

— Куда-то торопишься, Оторва?

Нет и нет, не уговаривайте. Я даже думать об этом не буду.

Это какая-то поистине кармическая несправедливость: с завидной регулярностью вписываться в девушку, с которой мне однозначно не светит.

Или…

Нет. Точка. У нас с Лолой — дружба на век. Такое нужно ценить. И Никогда, ни при каких обстоятельствах, Не Портить Сексом.

А впрочем, почему сразу портить?..

— Оторва?..

— Привет, Лола! — непроизвольно облизываясь, я отступил на целомудренное расстояние. — Я как раз тебя искал.

— Поэтому несёшься в подвал, словно за тобой гонится обманутый муж?

— В подвал?.. — я растерянно огляделся. — Да, твоя правда… Извини, наверное, я задумался и пропустил нужный поворот.

— Скорее, пяток поворотов, — мягко развернув за плечи, Лола подтолкнула меня в нужном направлении. — Мой кабинет, если ты помнишь, находится под самой крышей. А впрочем, ты так редко бываешь в клубе, что вполне мог и забыть.

Я почувствовал укор. И вздохнул.

— Ты права, Лола. Но вот прямо сейчас я прилагаю все силы к тому, чтобы это изменить. В это трудно поверить, но моей самой заветной мечтой является пребывание у стойки бара в «Чистилище». Играет приятная музыка, у меня в руках рюмочка текилы…

— Ты именно об этом хотел со мной поговорить?

Я вздрогнул. Вероятно, не только Цезарю требовалась психологическая разрядка.

— Нет. Я хотел спросить… Постой. А что мы здесь делаем?

В этой части клуба я ещё не бывал.

Здесь всё было по другому: голые серые стены, надёжные металлические двери, никаких ковровых дорожек, никаких окон, тусклые лампы забраны решетчатыми сетками…

— Что это за место такое? — я с удивлением огляделся.

— Это склады, Оторва, — Лолита посмотрела на меня, как на младенца. — Здесь хранится всё, что требуется «Чистилищу», чтобы жить.

— Ух ты! — Анжела, со своим письмом, как-то незаметно, сама собой, выветрилась из головы. — Но что ИМЕННО здесь хранится?

Лолита пожала плечами.

— Реквизит. Костюмы для выступлений. Музыкальные инструменты. Моющие средства. Туалетная бумага… Оторва, оно тебе и правда надо? Вон там, например, холодильники, — я уже заметил громадные, покрытые инеем двустворчатые двери, и собирался спросить, что это такое.