Дальше Розалинда не могла ничего рассмотреть: сражающиеся вышли из поля ее зрения. Но по шагам она могла понять, что папа притесняет варвара к стене.

Если бы Роза только могла преодолеть эту дрожь, этот всепоглощающий ужас, возможно, она смогла бы помочь отцу…

Только бы преодолеть эту дрожь в теле…

Розалинда зажмурилась, мысленно сжимаясь внутри, чтобы страху больше не осталось в ней места, чтобы раздавить его своими органами, измельчить его в порошок, а затем выплюнуть как мокроту в горле.

Розалинда вздохнула, расслабляя тело. Дрожь прошла и не собиралась возвращаться. Она перехватила покрепче рукоять камы и аккуратно приподняла дверцу над головой.

Командир разбойников был повернут к ней спиной, а отец был слишком занят боем, чтобы заметить ее.

Она медленно выбралась наружу, стараясь двигаться как можно более тише. Она бесшумно прикрыла за собой люк как раз в тот момент, когда варвар использовал свой Дар.

Прежде Роза никогда не видела магию и любое ее проявление – в их маленькой деревне еще не появлялись люди, которых прокляли Боги. И поэтому сейчас она замерла в полудвижении, наблюдая, как из руки командира высыпаются маленькие стеклянные звездочки, кроваво-красные в луче света из маленького окошка, и расползаются, охватывая фигуру ее отца.

Он закашлялся, его движения замедлились. Один удар разбойника, и меч дрогнул в его руке, второй, и он полетел в угол комнаты, третий, и…

«Нет!»– хотела закричать Розалинда, но крик застрял у нее в горле от ужаса и отчаяния, заполнивших все ее нутро.

Меч варвара вошел в грудь отца, с хрустом, словно сломали пару сухих веток, пробил три ребра, прошел насквозь и вышел наружу с другой стороны. Папа Розалинды, еще не веря в свое поражение, схватился маслянистыми от крови ладонями в руки разбойника, медленно осел на колени, и уставился угасающими глазами в лицо своего убийцы.

Тот вытащил из трупа клинок, сильно и резко взмахнул в воздухе, так, чтобы кровь слетела с лезвия. И вложил ятаган обратно в кожаный чехол

«Сейчас» – подумала девочка – «сейчас или никогда»

И кинулась, выставив перед собой холодное изогнутое лезвие. Шесть шагов… Четыре… Два… Один… И!…

Розалинда пересекла комнату едва ли за несколько секунд, и двигалась она почти бесшумно. Как ей казалось.

Мужчина резко развернулся и ударил ладонью наотмашь, попав девочке по щеке. Она отлетела, прокатившись кубарем пару метров и врезалась в стену. Резко вскочила, тяжело дыша, и направила кончик камы в сторону убийцы. Но он даже не собирался доставать меч и вступать в бой.

Волосы девочки разметались во все стороны и теперь неудобно падали на лицо, закрывая добрую половину обзора. Ей хотелось убрать их, откинуть назад, но она не хотела сводить с него глаз ни на секунду. Она смотрела на него исподлобья, гневные слезы катились по ее щекам, костяшки пальцев побелели на рукоятке.

Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами. Розалинда – яростным и жарким, как пылающий пожар за окном, убийца – равнодушным и холодным.

Он склонил голову набок, словно кот, думающий оставить лакомство на потом или съесть сейчас.

– Хороший взгляд, – протянул он своим голосом, – не хочешь пойти с нами? Идти тебе все равно некуда.

Девочка лишь гневно сжала пальцы.

Он был отчасти прав. Никого, кроме отца у Розы не было.

Не дождавшись ответа, или прочитав все по ее глазам, он пожал плечами:

– Мое дело предложить.

Он уже был в дверях, когда обернулся и бросил через плечо:

– Не советую попадаться на глазам другим. Они не будут милосердны как я.

Утро следующего дня вышло промозглым и хмурым. Небо затопило грязными тучами, моросил мелкий неприятный дождь, барабаня по единственному окошку и крыше. Соседний дом, точнее обугленная конструкция, которая осталась от него после пожара, потухла, и теперь от нее поднимался тонкий сизый дымок.

У Розалинды с папой было не так уж много за душой – что можно взять с обычного деревенского вдовца – поэтому когда мародеры вошли в дом, один из них лишь недовольно цокнул:

– Тц! У этих деревенщин, что, вообще нихера нет кроме овощей и угля? Нахер мы вообще приперлись в такую глушь? – налысо бритый мужик с лицом, напоминавшим сырую глину, которую долго мяли и резали, с досадой пнул по глиняному горшку.

– Деревенщин? Морда, а вы у нас значит вельможа знатных кровей? – издевательски проговорил худощавый разбойник с носом, напоминавшем сливу и формой, и цветом, и тут же ужом извернулся от летевшего в него кувшина. Но его нога запуталась в смятом ковре, и он, громко выругавшись, упал на зад.

Лысый оглушительно загоготал, хлопая себя по коленке.

– Чем больше шкаф, тем громче он падает!! – пролепетал он сквозь слезы смеха.

– Иди ты, – буркнул худой, поднимаясь.

– Оп-па, – Морда усмирил гогочущий в горле смех и подошел к месту приземления высокого, – а у твоей задницы, Глеб, нюх на подвалы.

– Э-э? Не понял.

– Ну помнишь в прошлом году, когда мы были в поместье золотого льва, ты точно также упал на люк в винный погреб?

– А-а-а…, – протянул Глеб, – а ведь действительно. Хы-хы. Тибору тогда влетело за бочку вина, которую мы осушили.

– Ага. Он нас тогда чуть не повесил.

– Ну сейчас хозяева мертвы, так что…

– …может быть нам и сейчас так повезет? – Морда потянул за кольцо, откидывая дверцу наружу.

– Нье, – разочарованно выдал Глеб, – впрочем, на что мы надеялись?

– Мда… Ну я ожидал хотя бы запасы рассолов там или картошки… Но чтоб прям совсем ничего? Как они вообще собирались зимовать? Хотя… может быть там все-таки есть что-то? За уголком.

Он потянулся внутрь, но высокий его осек.

– Да ну, видно же что ничего совсем, пошли лучше другие дома осмотрим, может хоть там что-то есть.

Мужчина с лицом, словно сырая глина, которую долго мяли и резали, хмыкнул.

– Ну и пошли отсюда.

Когда дверь за ними захлопнулась, Роза, прятавшаяся в темноте подвала с шумом вобрала недостающий воздух в легкие и мысленно, как только могла, прокляла этих двоих и их «нюх на подвалы». Когда они открыли люк, она еле успела спрятаться под лестницу. Чудо, что этот уродец с помятым лицом не посмотрел вниз и не разглядел ее в сумраке.

Розалинда знала, что трупы людей нужно закапывать – два года назад они всей деревней хоронили знахарку. Раньше она думала, что это такой обряд, чтобы только попрощаться с умершими, и ничего более. Оказалось, что это необходимая мера.

Оказалось, что трупы быстро гниют и начинают ужасно смердеть. Поначалу, когда Роза рыдала над бездыханным, все еще теплым телом отца, зовя его и моля проснуться, запаха не было. Но утром от него начало нести сладковатым запашком, от которого Розу чуть ли не вырвало наизнанку. Она хотела его похоронить, как и следовало, но она не то чтобы не могла поднять его, но даже подойти к нему из-за рвотного рефлекса. Поэтому лишь накрыла его белой простыней.

Вскоре отвращение перебороло страх, и она, накинув на плечи походный плащ, тихонько отворила входную дверь. Побелевшие костяшки сжимали каму.

Улица встретила ее накрапывающим дождем, струями дыма со всех сторон деревни, поднимавшихся от сожженных домов, и трупами.

Трупы были повсюду. Мужчины, женщины, старики и дети. Никто не смог избежать смерти. Рой мух кружил над каждым из них. Розалинда отвернулась, не желая найти знакомые лица, но взгляд все же зацепился за молодую девушку, лежащую навзничь, с младенцем у груди. В одной ночнушке, задранной вверх.

Их соседка, они с мужем совсем недавно переехали из города в их деревню. Ее муж лежал неподалеку. Судя по всему разбойники напали, когда мужчины все еще были на охоте или возвращались оттуда. Сначала перебили тех, кто остался в деревне, а затем и вернувшихся охотников, но и те не смогли дать отпор.

Вот так вот. Вот так вот просто какие-то разбойники ворвались в их деревню и поубивали всех людей. И никто им даже помешать не смог. Роза видела вокруг только тела местных, но ни одного чужеземца. А где же воины Агранска, которые должны были защищать их в случае чего? А где был Свет, Святой Свет, их Бог?