Мне придётся продать машину, квартиру, душу, чтобы только заплатить ему за его безумно дорогое авто.

– Тебе повезло, лялька, что ты вообще осталась жива, – снова слышу я его голос.

Да кто он вообще такой?

– Или очень крупно не повезло, – снова усмехается он. – Ты поедешь со мной.

– Зачем? – только и выдавливаю я из себя дурацкий вопрос.

Дурацкий, потому что он даже не собирается на него отвечать.

– Узнаешь, – бросает он мне в лицо, и резко схватив за руку, толкает в салон своего авто, захлопывая за мной дверь.

Я даже не успеваю опомниться, как он плюхается на водительское сиденье и трогается с места, унося меня прочь от моей помаргивающей подслеповатой аварийкой машинки.

Машинки, в которой остались мои документы, мой телефон и вся моя жизнь.

Вся моя жизнь, которая, как оказалось, совсем недавно, всего лишь час назад раскололась на мельчайшие кусочки…

Наверное, мне надо визжать, кричать, дёргать ручку двери, пытаясь выскочить из авто на бешеной скорости, но вдруг безмерная усталость накатывает на меня всей тяжестью своего исполинского тела, и я просто откидываюсь на спинку сиденья, прикрыв глаза.

В конце концов, какая, к чёрту, разница?

Этот незнакомец может отвезти меня, куда угодно: в полицию, к моему мужу или моей сестре, ко мне домой. Везде мне будет совершенно одинаково плохо.

Так зачем мне сейчас напрягаться, если мне и так сейчас мало что сможет помочь?

И я делаю глубокий вдох, снова слизываю крошечную капельку крови, тонкой тёплой змейкой подкравшуюся к уголку моих губ.

Я смотрю вперёд, перед собой, и вижу, как два чёрных бездонных глаза следят за мной, разглядывая в водительское зеркало.

И я улыбаюсь ему.

Сама не зная, почему.

Я отдаюсь на волю этому незнакомому красавцу, который на бешеной скорости уносит меня с места аварии. Аварии, где поломалась вся моя привычная и спокойная жизнь. И если рациональная часть меня всё ещё возмущается такому повороту событий, то новая я просто отдаётся на волю этого бурного потока.

– Эй, лялька, как тебя зовут? – вдруг вздрагиваю я от его низкого голоса.

– Ева, – просто отвечаю я, и вижу, как вскидывается одна его бровь в немом удивлении. – Куда вы, кстати, меня везёте? – всё-таки не оставляю я вялой попытки выяснить свою дальнейшую судьбу.

И получаю в ответ тишину.

Ещё немного, и у меня начнётся паника, а пока я смотрю в окно на проносящиеся мимо огни трассы, и вижу в отражении своё бледное осунувшееся лицо с кругами под глазами и тонкой кровавой дорожкой от виска.

Ничего не скажешь: ведьма. Усталая ведьма.

Мои русые длинные волосы, которые я обычно тщательно причёсываю и укладываю, теперь торчат у меня на голове в разные стороны, как непричёсанная львиная грива, и тут я вспоминаю, что на мне всё ещё моя обычная рабочая одежда – белая блузка под горлышко, чёрный узкий пиджак и брюки.

Стандартная офисная моль, главное, не выделяться и не выпендриваться.

Ладно, посмотрим, куда привезёт меня этот мужчина. Видимо, на какие-то разборки, куда же ещё?

Где меня будут запугивать и вытрясать из меня деньги в счёт уплаты за такое дорогое авто. Только у меня нет никаких денег. И тут меня начинает трясти от смеха.

У меня действительно нет ни копейки: квартира – в ипотеке, и платить за неё ещё почти до самой пенсии. Машина – старая и дешёвая, и боюсь, её ремонт после аварии будет стоить дороже, чем она сама.

Почка? Да не смешите мои тапочки! Кому нужна печень затраханной женщины за тридцать?!

Я смеюсь и вижу, как и ведьма в ночном отражении смеётся вместе со мной отчаянным безбашенным смехом.

Мой безмолвный водитель смотрит на меня с удивлением в окно заднего вида, и я вижу его улыбающиеся глаза. Наконец-то! Если человек улыбается, значит, не всё ещё потеряно.

А он только прибавляет музыку, и мне эти ритмы кажутся смутно знакомыми. Я закрываю глаза, и представляю, что я еду в отпуск. Или в очередную командировку. Не важно куда. Главное, подальше от всех моих проблем.

Мне кажется, я вырубилась, и не сразу понимаю, где я и что со мной, когда чья-то рука ложится на моё плечо.

– Лялька, вставай, – слышу я низкий голос.

Что, блин, на фиг, за лялька? И тут вспоминаю всё случившееся за последние полчаса. А может быть, и за пару часов. Или за месяц. Чёрт его разберёт. Я провалилась во временную дыру, и теперь даже с трудом вспоминаю, какое сейчас время года.

Кажется, лето.

Я с трудом выбираюсь из машины, и замечаю, что моя такая безупречная белоснежная обычно блузка сейчас вся выпросталась из моих обычно отутюженных строгих брюк, пуговицы все расстегнулись, а может быть и оторвались, и теперь на всеобщее обозрение, точнее, на обозрение этого жгучего брюнета, из выреза вываливается моя аппетитная грудь в чёрном кружевном бюстгалтере.

Единственный фривольный штрих, который я себе обычно позволяю: знать, что под моей скучной белой одеждой под тонким чёрным кружевом бьётся пока ещё горячее сердце.

Или всё-таки билось?

Потому что оно остановилось биться пару часов назад.

И воспоминание о моём муже с сестрёнкой снова звонкой пощёчиной бьёт меня наотмашь.

Я даже прикладываю руку к своей щеке, словно и вправду только что получила больной удар.

А мой незнакомец, или похититель. Или потерпевший, это ведь в его безумно дорогую тачку я въехала на своей машинке, подходит ко мне вплотную, и его длинные распущенные волосы касаются моей кожи на лице. Но его это не беспокоит, потому что он запросто, как какую-то дыньку на рынке, берёт мою грудь в свою руку и взвешивает её в своей ладони, сжимает, словно проверяет товар на ощупь!

Цокает языком, по-деловому, и я даже не понимаю, на сколько он оценил мой товар.

На троечку? Или на десяточку?! И что означает его это дурацкое цоканье?!

– Что вы себе позволяете?! – в возмущении выплёвываю я ему в лицо, между тем как он берёт во вторую руку мою вторую грудь, и также поглаживает и сжимает её.

И на меня снова веет какой-то полынью и кожей. И на долю секунды моё сердце снова начинает бешено стучать под теплом его сильных и больших ладоней.

Что за чёрт?!

А красавчик, тем временем сделав шаг назад, внимательно и деловито осматривает мою грудь, и просто и спокойно, как будто это в порядке вещей, сдергивает с меня мою блузку, обнажая меня до пояса!

Снова цокает языком, тщательно осматривая меня, поворачивает к себе спиной, пока я, совершенно ошарашенная таким обращением, верчусь в его руках, как бездушный манекен, а его ладони уже тем временем ощупывают меня сзади, гладят по попке, и я уже представляю, что сейчас он точно также сорвёт с меня и брючки, но он равнодушно, видимо, удовлетворённый увиденным, легонько отталкивает меня и говорит:

– Хорошая лялька. Только жалко, что старая.

Что?! Старая?! И тут я начинаю задыхаться от ярости и злости! Подумать только, он назвал меня старой!

Как странно, что меня не так возмутил, сколько поразил его бесцеремонный осмотр, но его слова просто наполняют меня алой клокочущей пеной злости, и я со всей силы бью его по щеке.

Наглец!

– Не смейте оскорблять меня! – ору я ему в лицо, и вижу, как его рот растягивается в белоснежной улыбке, и он начинает хохотать мне прямо в лицо!

– А ты дикая, лялька, – наконец-то, немного успокоившись и перестав ржать, как конь, говорит он мне. – как кошка. Мне такие нравятся. Дикие. Необузданные. Страстные.

– Да кто вы такой?! Что вы вообще себе позволяете?! – выкрикиваю я ему в лицо.

– Я – Сандро, лялька. Не слышала?

– Какой Сандро?! – в недоумении пялюсь я на него. И думаю про себя, что же это за имя такое?

– Я цыган, лялька, цыган, – спокойно отвечает мне этот красавчик, и тут до меня наконец-то доходит, кого же он мне напоминал всё это время.