— языковая граница

 

 — граница Савойи

Часть первая.

Нелатинские меньшинства

1.

Эльзас

Название Эльзас-Лотарингия, существующее уже долгое время, не должно создавать иллюзий. Поскольку эти две области, из которых состоит данная общность, существенно отличаются друг от друга. С одной стороны, это двуязычное герцогство со столицей в Нанси. С другой стороны, регион Эльзас, который в XVI веке, прежде чем перейти к Франции, был «немецким», или, если брать значение этого слова в то время, «германским», или «алеманским», притом что в Шампани и Пикардии не говорили по-немецки.

На самом деле немецкий язык в Эльзасе — явление совсем не раннее в истории! В Эльзасе в древности говорили по-кельтски, как и во всей остальной Галлии, а в первые века нашей эры он был галло-романским. Но начиная с VI века целая серия завоеваний (особенно алеманнами и франками) привела к полной германизации этого региона: это явилось общим результатом военных или мирных миграций, идущих с другого берега Рейна, и ассимиляции местного населения, до того времени романизированного. Этот процесс культурного смешения можно считать полностью завершившимся во второй половине VI века. Именно в это время Григорий Турский говорит о «городе Аргенторате, доныне галло-романском, а сейчас называемом Страсбург». В 640 году франкские короли[10] в военных целях создают герцогство Эльзас, которое помимо территорий, входящих в эту область в наши дни, включало в себя дополнительно земли, находящиеся по направлению к Белфору и к Берну в горах Юра. В эпоху Каролингов оформляются два епископства — в Базеле и в Страсбурге. Границы последнего продержались в более менее стабильном виде до 1801 года[11]. Это значит, что не стоит преувеличивать значение Страсбурга как столицы провинции на закате первого тысячелетия: этот главный город диоцеза[12], единственный «важный город» в Эльзасе, в то время состоявшем почти полностью из деревень, насчитывал, насколько можно судить, всего примерно 3 000 жителей в IX веке!

Незадолго до тысячного года Эльзас стал ключевой позицией для императоров Оттонов, и, следовательно, находился вне области притязаний, в то время еще скромных и надолго остававшихся таковыми, Francia occidentals первого Капетинга[13].

Гогенштауфены в свою очередь демонстрировали явную заинтересованность в этих территориях, расположенных сразу за левым берегом Рейна. Фридрих II (1194–1250) даже рассматривал Эльзас как «самое дорогое из своих фамильных владений» и берег его, как зеницу ока. Несколько позже притязания Габсбургов устремились на восток, и таким образом, значение Эльзаса стало менее важным. В XIII веке этот регион относился к прирейнской области «правовых отношений» (Weistümer), или обычного права, для крестьян; таким образом пытались ограничить волну крестьянской независимости, при этом однако не удалось помешать ее постепенному утверждению. В то же время Страсбург достиг почетного статуса имперского города и свободного города, не отставала в развитии и городская культура: поэт Готфрид Страсбургский, умерший около 1210 года, был автором немецкоязычной версии «Тристана и Изольды». Со своей стороны прирейнская мистика, нежный цветок немецкой культуры, нашла свое пристанище в страсбургском доминиканском монастыре в лице Экхарда, приора этого монастыря с 1314 года.

Итак, Эльзас немецкая область в лучших своих проявления …и в худших тоже: в 1349 году, сразу после эпидемии чумы, массовые убийства евреев в городах этого региона проходили по той же «модели» (если можно так выразиться), что и по ту сторону Вогезов и Рейна в то время.

Впрочем, чисто французские веяния стали проникать в долину Рейна в эпоху позднего Средневековья иногда в достаточно сомнительной форме: «визит» в Верхний Эльзас в 1444 году французского дофина Людовика, будущего Людовика XI, во главе банды головорезов не стал для потомков одним из самых замечательных свидетельств французской славы или гения за пределами ее границ.

Что касается книгопечатания, как раз тогда изобретенного Гутенбергом, оно начало использоваться в Страсбурге с 1458 года, на десятилетие раньше, чем в Париже, бывшем «светочем» французской культуры!

В начале XVIII века монахи из Изенхайма, рядом с Кольмаром, столицей южного Эльзаса, решили заказать художникам работы для их картинной галереи, а также роспись их большого алтаря, так они пригласили Шонгауэра и Грюневальда, но конечно не Бурдишона или Перреаля. Идеи Реформации стали распространяться в Страсбурге с 1523 года при содействии Мартина Бусера и Вольфганга Капитона. На несколько лет лютеранские идеи привлекли некоторых нонконформистов из французской церкви, и в их числе Жана Кальвина.

В 1525 году Эльзас явился одним из оплотов немецкой крестьянской войны, или «мятежа простолюдинов», подавленного, правда, герцогом, добровольно говорящим по-французски, Антуаном Лотарингским, проникшим в долину Рейна через перевал Саверн. Боялся ли добрый герцог, на этот раз обагривший свои руки кровью, что восстание, до того вспыхнувшее лишь в германских областях, перекинется во франкоговорящие регионы? В эти годы власть в Эльзасе была поделена между Габсбургами, Страсбургским епископатом, фьефами[14] имперских дворян и Декаполисом (союзом десяти городов этого региона). С грехом пополам Landtage, эльзасские генеральные штаты, часто созывавшиеся в период с 1528 по 1616 год, ввели представительную единицу, которой угрожали религиозные раздоры: на 900 городов и деревень этой провинции в 1585 году 300 были протестантскими, но остальные оставались католическими и впоследствии держались в лоне Римской церкви. В любом случае Эльзас в XVI веке почти не вмешивался во французскую политику, только в Лионе Минкель и Обрехт, банкиры-протестанты из Страсбурга, поселившиеся у слияния Соны и Роны, своими займами в экю поддерживали династию Валуа, последние же, несмотря на то, что были католиками, по воле этих финансистов стали естественными соперниками воинствующих католиков Габсбургов: «Враги моих врагов — мои друзья». Иначе говоря, попытки французских властей вторгнуться в Эльзас были в то время еще робкими. И, например, «путешествие в Германию» Генриха II, последствия которого явились очень важными для Лотарингии, не имело продолжительного воздействия на территорию между Вогезами и Рейном.

Однако с приходом династии Бурбонов стиль изменился: они не гонялись, как некоторые Валуа, за огромным мифическим наследством в Италии. Их интересы были более всего направлены на восточные границы: уже Генрих IV около 1600 года хотел вмешаться в незначительные конфликты, в которых противостоящими сторонами выступали страсбургские клирики и местные протестанты. Не было ли это первым предвестником грозы, которая впоследствии перевернет жизнь, или по меньшей мере, изменит национальную принадлежность следующих поколений?

Около 1630 года один учитель из Арденн, Даниэль Мартен, преподает французский язык в Страсбурге. Мартен — всего лишь одна из мелких симптоматичных черт. Главное, конечно, в событиях дипломатической и военной истории, сопровождавших Тридцати летнюю войну. Начиная с 1620-х годов власти свободного города Страсбурга, обеспокоенные императорским планом возвращения предметов культа католикам, ведут переговоры с Францией, испрашивая у Людовика XIII денежной и военной помощи. Итак, французское вторжение за Вогезы изначально было акцией по поддержке протестантов против Габсбургов. Продолжение франко-эльзасских отношений во многом было отмечено именно этим начальным фактом. В регионе, насчитывавшем всего четыре крупных протестантских города (Виссембург, Ландау, Мюнстер и Страсбург) против пяти католических и двух смешанных городов, «ересь» стала уделом меньшинства, хотя и активного. Это меньшинство должно было найти себе поддержку извне, и если нужно, вплоть до Лувра. Франкофильскую, или франкоцентристскую роль, которую в двуязычной Лотарингии сыграл изначально присутствовавший там французский язык, в Эльзасе, до того на сто процентов немецком, как ни парадоксально это звучит, сыграл протестантизм, использовавший, однако, немецкий язык. От того, что Страсбургский епископат (католический) с 1625 года попал под управление австрийского эрцгерцога Леопольда, сына императора, жители этого города с особой поспешностью стали просить помощи у Франции, сами в большинстве своем увлеченные антипапскими настроениями. Режиму Вены не было места в их сердцах.