– Элли. – От звучания собственного имени я испуганно вздрогнула. Сейчас его голос был другим. Неживым, но при этом как будто что-то подтверждающим. – Быстрее. Идет большая метель.

Он указал на север, прошагал к своей платформе и встал на нее. Черный круг вознес его резко сразу же метров на пятнадцать над землей, и, повисев еще совсем немного, Каратель полетел прочь.

Секундой позже со снега взвились Аэль и Рох, такие же живые и неуемные, как и раньше, а следом поднялись и принялись отряхиваться и деловито чесаться Воли с Гилли. Смотрели на меня собаки немного озадаченно, нюхали воздух и шлейки друг друга, там где их касался Каратель, чихали, но явно были в полном порядке. Не зная, что и думать о произошедшем, я нашла в своей поклаже запасные кожаные постромки и с помощью их собрала упряжку обратно, привязывая и сани. И даже не решилась помянуть пока дурным словом черного, хоть голым пальцам было ой как больно затягивать узлы из задубевшей кожи, а в варежках ведь узлов не навяжешь. И не дай бог выйдет на нас медведь или же кабан. Отвязать собак быстро тогда без шанса, а привязанными им не отбиться, и я в одиночку без их помощи зверя лютого не завалю, даже с копьями с лучшими наконечниками. Повезет, если хоть отпугну. Ну, авось дойдем домой без неприятностей.

Ветер стал крепчать часа через два, и снег пошел сначала редкий и крупный, но вскоре превратился в густую крупку, из-за которой и на три шага вперед было уже ничего не видно. У собак чутье, конечно, и их практически не сбить с пути домой, но мне идти, когда глаза засыпает, было невозможно. Отвязала мохнатых, уже одарив Карателя парой добрых слов, затянула санки с поклажей под большую разлапистую елку, скрываясь от ветра. Порылась в своем скарбе, вытащила походные шкуры-одеяла. Раскопала немного снег, добираясь до толстого ковра из старой хвои и, расстелив одно, умостилась, накрываясь с головой вторым. Только маленькое окошко дышать и оставила. Собаки тут же меня облегли со всех сторон, сворачиваясь калачиками и пряча носы в пушистых хвостах. Есть не хотелось, а мохнатые и так на воле почти сутки «паслись», небось хорошенько проредив всякую мелкую живность в окрестностях Ярмарки. Пригрелась я моментально и, несмотря на пережитое потрясение, уснула, как в яму разом провалившись.

Проснулась я от того, что мне было неимоверно жарко, а еще как-то тревожно. Разум хватался за остатки стремительно ускользающих образов из грез, в сознании и теле гуляли смутные отзвуки чего-то странного или, скорее уж, забытого. Я сама себе почудилась неким замкнутым сосудом с жидкостью, который хорошенько встряхнули, и родившиеся от этого волны бились и бились о стенки, не в силах ни прорваться на поверхность пониманием, ни угомониться, просто забывшись. А вынырнув из дремы окончательно, я распознала признаки. Я была возбуждена. И смущена. Нет, не самим фактом возбуждения. Чего уж там, я не ребенок давно, а нормальная женщина, чьи телесные желания были разбужены и открыты для меня моим мужчиной. Разбужены, прежде щедро реализованы и столько времени не получали удовлетворения, потому как больше моего мужа не было, а попытка утешения обернулась грязью и ошибкой. И на новую я так и не решилась за эти два года. Вот только сейчас я знала, что это тягучее томление родилось не из одного из снов о моем Джоне, что все реже, но посещали меня. Не знаю, кем был мужчина в моем сне, не видела лица, тела, не помнила запаха, слов и отчетливых ощущений от его прикосновений. Осталось только это смятение и понимание – это был не Джон.

Окружающий мир, в который я вынырнула из жаркого мехового гнезда, встретил меня крепким морозом и удивительной тишиной. Метель закончилась, видимо, где-то в середине ночи, навалив с полметра снега, что совсем не облегчит дорогу. Ну, да не в первый раз, доберемся. Подростков уже не было рядом со мной, этим непоседам дождаться, пока хозяйка-соня выспится, невмоготу. А вот степенные Вали и Гилли встали вместе со мной, принявшись отряхиваться от снега, смачно потягиваться, помахивая богатыми хвостами. Выбравшись из-под нижних ветвей ели, я последовала их примеру, потягиваясь всласть и разминая затекшее тело, и внезапно замерла, обнаружив вокруг нашего убежища на свежевыпавшем снегу следы. Большинство из них принадлежало лапам Аэля и Роха, что как раз с улыбками во все зубастые пасти вывалились из-за деревьев. Но были тут и другие. Человеческие. Хотя нет. Я уже видела этот не похожий ни на что знакомое мне рельефный рисунок. Как раз там, где на снег ступал Каратель, расплавивший карабины моих собак и не тронувший меня. И назвавший мне свое имя. Наверное. И судя по следам, он был здесь, прямо около места моей ночевки, стоял какое-то время у ели, а после ушел. И при этом мои собаки не подали голосов. Никто из них, даже заполошная и легкая на подъем молодежь.

– Ну и как это понимать? – спросила я, глянув на псов и указав на следы. – Вы молчали-то почему? Нюх теряете? А если бы это медведь так нас застал?

Отпечатки на снегу все они послушно понюхали, виновато позаглядывали мне в глаза, неуверенно помахивая хвостами. Да бог с ним. Может, они Карателя после того фокуса, когда он их обездвижил, теперь боятся так, что и голоса лишаются, и шелохнуться не могут. Сама-то! И без фокусов лежала там на снегу, не в силах и двинуться поначалу, чего же со зверюшек своих хочу. От одного вида этих черных, не говоря уже о последствиях их приближения, впасть в оцепенение от страха запросто можно.

Помечтав о горячем завтраке, я решила отказаться от него вовсе. Развести огонь несложно, но вот текучей воды рядом не было, а топить снег долго, да керамическая посуда резких перепадов температур не любит, как и открытого пламени. Быстро трещинами потом идет, того и гляди однажды прямо над огнем лопнет. Так что я вспомнила о леденцах, сунула один в рот, собрала упряжку, и тронулись мы в путь.

Где-то в часе от дома, уже в глубоких сумерках, собаки начали волноваться и часто принюхиваться. Сначала я подумала, что у меня, видно, кто на постой в скит нагрянул, и они запах дыма и чужих издали почуяли. Но они оживлялись все больше, опуская носы уже к земле, а не ловя ароматы по ветру. Неужто косули забрели в мои окрестности? Или же кабанья семья даже лежку неподалеку устроила? Это хорошо! Запасов мяса у меня на зиму еще не было. Летом-то много бить той же птицы не станешь, пропадает все быстро. По началу холодов немного уток с собаками мы наловили, когда они перо меняли и нелетные были, но то – капля. Если зима случится долгая и лютая, с метелями по неделе, что и поохотиться не выйдешь, голодать придется. Понятно, что прохожие охотники не скупились и мне долю оставляли со своей добычи за приют и кров, но они когда бывают, а когда и мимо проходят. Надеяться на удачу – глупо и недальновидно. Так что, приход зверья очень кстати. Морозы уже твердо встали, оттепели вроде не предвидится, можно смело добывать кого большого. Мясо будет в сохранности хоть до начала весны. Не выйдет, что кровь пролита будет понапрасну. Вот только сегодня устала я уже – сил нет. И собаки устали, хоть и ерзают азартно. Что ж, охота подождет. Мне еще так-то и всю остальную живность проверить, управить по приходе надо. А случись и правда гости в доме, то и накормить, если сами о том не позаботятся. Таков обычай. Гостевая часть скита открыта для всех и всегда, а вот пищу в чужом доме, не имея разрешения хозяев, готовить было не принято.

Дом оказался пуст, без меня гостей не случилось. Поэтому я спокойно отвязала собак, но в лес их не отпустила, заперев на ночь в городьбе. Вали и Гилли сами по себе умные, просто так гонять дичь не пойдут, чтобы не распугать ее попусту. А с молодых дурней станется. Конечно, им ничего не стоит задавить на пару подсвинка, а то и нескольких. А ну как вступится за тех мать-свинья или вовсе секач? Но даже если не вступятся, то к утру тушки так промерзнут, что я измучаюсь их отогревать, чтобы разделать.

Первым делом пошла в хлев, где меня козы встретили дружным блеянием. Воды у них еще хватало, задать пришлось только сена и веников. Птицы спали уже, но я наполнила их кормушки на утро. Управившись и поболтав с соскучившейся живностью, перетаскала все выторгованное и наменянное на Ярмарке в сени, принесла дров и растопила печь. Воды в каменную бадью, встроенную прямо в основание печной трубы еще моим отцом, я предусмотрительно наносила еще перед уходом, зная, что сил на это потом не будет. А в постель немытой лезть не дело. Пока все прогревалось, раскадывала по местам запасы. И уже почти ночью смогла поесть и напиться травяного отвара. Разведя теплой воды в ушате, обмылась, в домашнее оделась и пошла уже спать. Устала так, что думала, усну, только вытянуться смогу. Но не тут-то было. Тревога и смятение, что, казалось, забылись за время пути и пока суетилась, вдруг вернулись.