Спустя полчаса они прибыли на аэродром. Как раз вовремя. В начале взлётной полосы, бывшей в недалёком прошлом обычным фермерским полем, Эмиля уже ждал его «Везунчик», его «AVRO G -10». Превосходный биплан, первый оснащённый закрытой кабиной и способный вести воздушный бой, благодаря установленному на носу пулемёту с синхронизатором. Эмиль был горд, от того что именно ему достался такой самолёт. Лучший – для лучшего. Именно на нём Эмиль сбил первого противника, и десятки последующих, на нём попадал в страшные передряги и выбирался из них без единой царапины на фюзеляже, ещё ни разу «Везунчик» не подводил его. И не смотри, что французский. Эмиль уважал французов. Они были первопроходцами в авиации, и блестящими лётчиками. Что уж говорить, первым инструктором Эмиля был француз. Именно он отбирал будущих ассов для первого авиационного полка, он учил юношей правильно заходить на цель, скидывать бомбы, целиться по движущимся воздушным и наземным объектам, нести боль и смерть на головы ненавистных врагов. «Mes anges de la morti», так он их называл. Эмиль доказал, что его выбрали справедливо. В его стране звание «Ас» давали после десяти воздушных побед, согласно такому регламенту он был бы пятикратным ассом. Только он, и только на таком самолёте сможет доставить послание в намечающуюся грозу и сесть, пусть даже аэродром Золлезбурга будет гореть огнём преисподней. Пара незнакомых механиков заканчивала проверку и предвзлётную подготовку самолёта. В ближайшем ангаре готовился и Эмиль. Облачившись в «бомбер» из крепкой дублёной кожи с подкладкой из овечий шерсти, парень переложил Магнум в нагрудный карман, предварительно проверив магазин. Вспомнились байки старых лётчиков, о первых воздушных дуэлях, когда пилоты встретившихся дельтапланов стреляли друг в друга просто так, из кабин, пуская, разумеется, все патроны в молоко. Современный устав выделял пистолет как оружие самообороны, в случае аварийной посадки. Эмилю ни разу не приходилось использовать пистолет, но он точно знал, что оставит в его обойме один патрон. Для себя. Затем парень прицепил карты к планшету, и укрепил его на ремешках у бедра. Как следует завязал под подбородком шлем, очки оставил на лбу. Пусть самолёт и был с застеклённым фонарём, но инструкции предписывали иметь шлем и очки на случай срыва фонаря, да и кабина не отапливалась. Не забыл и про сковородку. Ещё одна дань традиции. Раньше лётчики клали её на сидушку и садились сверху, для защиты от наземного ружейного огня. Теперь же, когда появились крупнокалиберные станковые пулемёты и зенитные батареи, а самолёты не прибавили в броне, сковородка была больше на удачу. До хруста в костяшках натянув кожаные перчатки, Эмиль вышел на полосу. К «Везунчику» уже подогнали грузовик с баллонами газа, от которого будут запускать двигатель. Взгляд сам потянулся к небу. Уже смеркалось. Погода явно была нелётной и портилась ещё сильнее на глазах. В нос ударил запах озона. Над головой разряженные серые тучи стянулись в единый грозовой фронт до самого горизонта, часто озаряемый блеском молний. От дикого ветра трепетали крыши ангаров, сваренные из тонких листов металла. В голове автоматически возник план грядущего полёта. Лететь ближе к земле, стараясь не залетать в облака, мотор может заглохнуть, нахлебавшись дождевой воды. Всё равно земля до города занята своим, а в такую погоду никто в воздух за ним не поднимется. Лишь у самого города он уйдет вверх, на самую границу облаков, сделает пару кругов, осмотрев окрестности и найдёт паласу. И сядет. Обязательно сядет. Холодный металл тубуса в кармане штанов развеял последние страхи и Лётчик направился к самолёту.

– Всё готово к взлёту, господин лейтенант. – Полуседой механик отдал Эмилю честь, протянув измазанный смазкой кулак к небу.

– Хорошо. Запускайте двигатель по отмашке.

– В самое пекло летите. – Старик скептически взглянул куда-то в сторону горизонта.

– Ничего, у меня есть свой «Демон». – Эмиль хлопнул рукой по фюзеляжу самолёта и начал подниматься по ступенькам к кабине.

– Это правда. Ваша машина просто зверь. Что ж удачи вам. Храни вас Господь. – Механик перекрестил Эмиля и самолёт.

– Пошёл ты, пастор недоделанный. – Еле слышно, сквозь зубы процедил Эмиль и влез в кабину.

В первые месяцы боёв Эмиль часто обращался к Богу. В войсках это поощрялось, командование часто приглашало священников для проповедей, в расположении войск строили простецкие молитвенные. Это не только поднимало моральный дух, но и показывало священность этого противостояния с изуверской, еретической МНР.

И Эмиль просил. Просил не за себя. В отличие от сослуживцев на утренних и вечерних молебнах, он не просил удачного вылета, не просил уберечь его от смерти или ран. Не просил и об окончания войны, смерти всех предателей Мирнерии от горящего меча Архангела Михаила, понимая, что Бог так не работает. Он просил, чтобы не вернувшийся с группой, пропавший посреди схватки Отто нашёлся в каком-нибудь госпитале; чтобы красавчик Зигмунт пережил операцию, после того как его самолёт смяло об землю и он загорелся; просил чтобы семье Людвига, самолёт которого буквально рассыпался в воздухе от прямого попадания зенитного снаряда, выплатили хоть какие-то гроши для существования. Он просил много и часто. Но ничего не происходило. И в какой-то момент Эмиль начал приходить на службы, просто чтобы поспать под убаюкивающие завывания. Раз никто не отвечает, не стремиться помочь святому делу войнам МДР, вывод напрашивался один. На этой войне умирали все. Бог для Эмиля тоже умер, на этой войне.

Уместившись за штурвалом Эмиль внезапно ощутил, насколько сильно устал. Бомбер казался близким по тяжести к средневековому доспеху, стало сложно дышать, тело придавило к жёсткой холодной спинке. Словно налитыми свинцом руками с трудом удалось захлопнуть фонарь. Глаза слипались, из-за чего прикреплённые к планшету карты сливались в коричнево-зелёное месиво. Пальцы перебрали висящие на ручке управления жетоны, ощупывая каждый. Тринадцать. На ощупь он мог сказать, какое имя выбито на каждом. Каждое имя – его ошибка, его просчёт, его промедление, его слабость, его сострадание. Старая гвардия вылетала с ним. На часах стрелки показывали 19:05.

– Ну что, ребята, пора. – Эмиль взглянул через стекло на механиков, и показал им большой палец. – От винта!

Механик кивнул и отдал «салют» знакомым движением. Эмиль ответил, случайно ударив костяшками по стеклу фонаря. В глазах старика он прочёл одно: «Самоубийца».

– Посмотрим… – Прошептал Эмиль, глядя, как раскручивается пропеллер. Машина зарычала, и дёрнулась, понесясь по кочковатой полосе. Самолёт подпрыгнул два раза на ямках, а на третий уже не опустился, взмыв навстречу чёрной массе облаков.

Через два часа он опознал окрестности Золлезбурга. Штурвал на себя, и самолёт послушно задирает нос, набирая высоту. Он добрался. Даже не смотря на ливень, на мутные потоки заливающие стекло кабины и вспышки молний, проносящееся опасно близко к крыльям из фанеры и алюминия. Ему повезло, и пусть стихия не унималась, но всё же тучи не опустились вплотную к земле, давая возможность осмотреться, а главное садиться на полосу не вслепую. Переводя взгляд то на карту, то на вид из кабины, Эмиль пытался точно опознать место, над которым пролетал и ключевые места города. Золлезбург был погружён в низину, окружённую лесами. Периодически встречались рощи, из деревьев со срубленными снарядами верхушками. Земля вокруг городских окраин была выжжена, и хаотично исполосована швами колючей проволоки. Взвороченная взрывами земля походила больше всего на капище. Там внизу, лежали в заполненных водой воронках перемолотые войной тела тех, с кем он сражался за правду. И возможно в тех же воронках лежат тела тех, против кого он сражался. Ориентируясь на реку, прорезающую поселение через середину, Эмиль вывел самолет к центру города. Было тихо. Город не источал света, за исключением трёх построек. Лётчик легко определил их по карте. Собор святой Софии – величественное здание в готическом стиле, касающееся пиком до облаков; Физико-технический университет – многоэтажное здание с колоннами и барельефами, и Госпиталь – самый древний из Мирнерийских, сложенный из красного кирпича. Наконец, взгляд юноши упал на чёрную полосу на противоположной окраине городка.