Она встала на колени, оттянула его трусы, достала член и без лишних предисловий взяла в рот.

Марк даже слова сказать не успел. Елизарова плотно обхватила его губами и неспешно облизывала, помогая себе рукой, до тех пор, пока член не стал скользким от слюны.

Исаев едва не зарычал.

Он отпустил столешницу и зарылся пальцами в ее густые волосы, убирая их с висков, чтобы те не мешали: ей — сосать, а ему — пялиться на это зрелище.

Сердце распалось на несколько кусков, и теперь все куски хором колотились в горле, в груди и в затылке.

Марк не знал, отчего ему хорошо больше — от того, что Елизарова ему сосет, или просто от осознания, что это происходит на самом деле.

Он старался дышать ровно, но получалось плохо.

Вообще не получалось.

Елизарова не обращала на него никакого внимания, занимаясь членом, как будто его отдали ей в постоянное пользование. Ее губы часто скользили вверх-вниз, и у Марка, который следил за каждым движением, закружилась голова.

Так прошло минут десять, хотя ему показалось, что день уже закончился и начался новый.

Перед тем, как кончить, Марк сжал пальцы, придержав ее голову, и выдохнул:

— Елизарова, я сейчас…

Она быстро отстранилась, и Марк довел себя парой движений руки.

Елизарова поднялась на ноги и бесцеремонно вытерла рот ладонью.

Пока он пытался собраться с мыслями и вернуть себе дыхание, она шустро надела рубашку, застегнулась и тихо произнесла:

— Не ври себе, Исаев. Это сильнее, чем ты. Нет смысла сопротивляться.

Мгновенно уставший мозг отказывался понимать, что Елизарова имела в виду.

Она свалила, а Марк машинально достал палочку, стер следы спермы, убрал член в штаны и поправил ремень.

Он выскользнул из аудитории и побрел к дубовым дверям. На улице стоял мерзкий туман, и во дворе не было ни души. Он запахнул куртку и сбежал по мерзлой земле к галерее.

Его шаги по каменному настилу гулко отдавались в вязкой тишине. Марк глотал сырой воздух, как будто туман обратился стоячей мутной водой в пруду, и он тонул в ней. Завернув за угол, прислонился к влажной стене и закурил.

Он хотел, чтобы Елизарова взяла у него в рот, но не думал, что она сделает это так… нагло.

И как, сука, ему теперь об этом забыть?

Дым не поднимался как обычно, а просто повисал в тумане душной завесой.

А Елизарова умеет сосать. Вне всяких сомнений — она делала это раньше.

Марк замер, не донеся руку до сигареты в зубах. То есть Елизарова до него брала в рот у кого-то другого.

Наверное, так же увлеченно сосала без спроса у своего Кирсанова. Не зря же он продолжает ходить за ней как привязанный, несмотря на слухи, которые распускают подружки Фьорд, и выбитые зубы.

Либо у нее фантастический талант от природы.

Марк со стоном развернулся и прислонился горячим лбом к шершавой стене.

В понедельник Елизарова пришла на первую пару как ни в чем не бывало и села на свое обычное место. Как будто это не она позавчера брала у Марка за щеку в пустом кабинете.

Ну правильно, одернул он себя, разве теперь это должно быть на ней написано?

За воскресенье Марк почти смирился с тем, что Елизарова сосала у кого-то до него.

И что сам он не может сопротивляться ей.

Елизарова — со своими яркими глазищами, бесконечными волосами, горячими губами и голыми сиськами — делала с ним что хотела.

Эта мысль чесалась где-то в затылке, но Марк успокаивал себя тем, что он мужчина, и желание вставить красивой девице — это нормально. Гордей тоже так считал.

На эликсирике уже третье занятие подряд изучали теорию любовных снадобий. Парни изнывали от скуки, зато девчонки писались от восторга и увлеченно строчили в тетрадях.

— Сегодня мы наконец приступаем к практике, — потер руки Залесский минут за двадцать до удара колокола, и девки восторженно завздыхали.

Елизарова со скучающим видом что-то чертила на белом листе.

— Но у нас же теория! — подал голос Ветроградов, которому явно не хотелось нахлебаться приворотного. Впрочем, Влада Меркулова вцепилась в него так давно и крепко, что вряд ли подпустила бы к нему кого-то еще.

— Теория бесполезна без практики, — изрек профессор. — Но не беспокойтесь, дорогие мои. Ничего недозволенного не случится.

— Это вы так думаете, — хохотнул Гордей.

Залесский загадочно улыбнулся и выставил на стол малюсенький котелок с серебристым эликсиром. Большинство очнулись и стали тянуть шеи.

— Прошу-у. Специально для нашего занятия я приготовил одно из самых сложных, сильных — и самых популярных — любовных зелий. Позвольте вам представить — господин Истомный эликсир.

По подземелью пронеслось затаенное «ах», и несколько девчонок раскраснелись.

Елизарова продолжала притворяться отсталой.

— Ита-ак, нам нужна юная леди, которая пожертвует свои волосы по имя науки.

Катя с Каэрмунка чуть приподнялась на стуле, чтобы Залесский ее заметил, но тот, само собой, выбрал Елизарову:

— Ева, можно вас попросить… — Он ее обожал. Он бы на ней женился, если бы не боялся скандала и Новемара. Именно в таком порядке: сначала скандала, а уже потом тюрьмы.

— Нет, пожалуйста, профессор, — Елизарова оставила свою писанину и умоляюще посмотрела на Залесского, — можно не я?

— Ну-ну, моя дорогая, — подбодрил ее тот, — вам, верно, не привыкать к вниманию. Выручите старика, лучшие должны подавать пример.

Конечно, не привыкать, подумал Марк. Минет в исполнении Елизаровой был не самым лучшим в его жизни, но понравился он больше, чем все остальные.

Меркулова громко фыркнула — она всегда так делала, и никто не обратил внимания. Несколько девок поерзали на стульях: видно, не терпелось оказаться на месте Елизаровой, а признаться — ссали.

А Залесский молодец: и комплимент сделал, и своего добился. В молодости поди кучу девиц перетрахал.

— Твой выход, Эмиссар, — шепнул мне Псарь, качнувшись на стуле, пока Елизарова с вымученным видом встала, подошла к котлу, выдернула у себя пару волос и бросила туда. — Сейчас Горацию потребуется доброволец.

— Вот теперь снадобье полностью готово, — Залесский восхищенно принюхался, когда она быстро прошла мимо и заняла свое место у стены, не глядя по сторонам. — Осталось снять пробу...

— А что будет, если не добавить туда волосы? — спросила Валя Рауф, подняв руку и выпучив без того большие глаза.

— О, в таком случае Истомный эликсир останется всего лишь изумительно ароматным варевом, — радостно заявил Богдан.

Гордей отклонился чуть больше и строго поинтересовался у Рауф:

— А вы с какой целью интересуетесь, собственно?

— Не волнуйся, Чернорецкий, твоя задница останется нетронутой, — съязвила подружка Вали Женя Талли. Она была намного симпатичнее, и Псарь явно был не против принять эту серебристую муть, приправленную ее ногтями.

— Да на мою задницу очередь стоит, — беззлобно огрызнулся Гордей.

— Ну-те-с, — Залесский качнулся с пятки на мысок, заложив руки за спину. — Молодые люди, кто из вас мне поможет?..

Марк съехал на стуле и ударил ботинками по ножкам стула впереди сидящего Севы. Тот, собиравшийся поднять руку, впечатался в стол и чуть не упал.

— Не лезь, — процедил Марк и сам встал на ноги. — Давайте я, профессор. Как вы там сказали? Во имя науки, да.

— О, великолепно, Марк, прошу вас.

Елизарова сделала вид, что ей все это жутко не нравится. Она откинулась на спинку стула, положила ногу на ногу и заправила волосы за ухо.

Марк в три шага миновал проход между столами и ступил на небольшое возвышение у преподавательского стола. Все взгляды устремились на него.

Залесский зачерпнул небольшую чашку эликсира и подал ему.

— Чернорецкий, Истринский, прошу вас, приготовьте, на всякий случай палочки. Эм, во избежание неловких ситуаций.

— А что, бывали неловкие ситуации, профессор? — с искренним интересом уточнил Псарь, вынимая палочку.