– Остановитесь, – сказал магистрат. – Я Публий Секст, фрументарий. Со мной ветераны седьмого сдвоенного, живущие в этой местности.

Я не помнил точно, что такое «фрументарий». Кажется, нечто вроде деревенского осведомителя на содержании центральной власти.

– Кто вы такие? – спросил фрументарий.

– Мы мисты, – ответил я, – и пришли в школу Птолемея из святилища Дианы по указанию ее оракула.

Фрументарий кивнул и ухмыльнулся.

– Не вы первые, не вы последние. Теперь поспешите отсюда.

– А что случилось? – спросил Порфирий. – Какая-то опасность?

– По этой дороге может пройти тайно путешествующий император, – сказал Публий Секст. – С ним охрана. Сперва он получит наставление у Птолемея, а затем направится в свой храм неподалеку, где совершит жертву своему гению. Вам лучше убраться отсюда, пока вас не приняли за попрошаек. Или, того хуже, убийц.

Порфирий расхохотался.

– Скажи, Публий, разве можно найти убийц императора до того, как они его убьют? Умей ты подобное, ты был бы не сельским фрументарием, а префектом претория.

– Уходи быстро, – велел один из ветеранов и качнул копьем. – Не то не сможешь уйти…

Мы не стали далее испытывать судьбу и вскоре вышли на большую дорогу.

– Это хорошая идея – меняться одеждой и ролями, – сказал Порфирий. – Птолемей узнал меня, потому что я вел себя как господин. Но притворись я твоим телохранителем, он даже не посмотрел бы в мою сторону.

– А почему тебя не узнал Публий Секст?

– Он представить не мог, что вокруг императора не будет отряда охраны.

Мы пошли по дороге.

– О чем ты думаешь, Маркус? – спросил через некоторое время Порфирий.

– Доберусь до первого лупанара, – ответил я, – найму лучшую гетеру и поставлю ее рамзесом.

Порфирий засмеялся, и дальше мы шли молча.

Солнце уже склонялось, когда Порфирий сверился с картой и повернулся ко мне.

– Как ты относишься к культу императоров, Маркус?

– С почтением, господин. Принцепс – отец римлян. Твой храм есть наш общий лариум.

Порфирий улыбнулся.

– На этой дороге построили кумирню моего гения. Наместник потратил огромную сумму – украл, конечно, большую часть. Публий Секст сообщил, что я собираюсь принести там жертву. Следует так и поступить.

– Откуда Публий Секст это узнал?

– Он не знает ничего. Таков был обращенный к нам глас богов, Маркус. Научись узнавать его. Теперь я и правда хочу осмотреть этот храм лично.

– Далеко ли он?

– Нет, – ответил Порфирий. – Если верить карте, мы почти пришли.

Я огляделся по сторонам.

– Но здесь какие-то сады за забором.

– Да. Они называются «Сады Порфирия». Кумирня моего гения там. Вход дальше.

– А это что за здание с зеленой дверью? – спросил я, показывая на дом с другой стороны дороги. – Похоже на таверну. Есть ли она на твоей карте?

– Да, – ответил Порфирий. – Это мансий. Пристанище для путников. Мы отдохнем здесь до завтрашнего полудня, выспимся как следует, а затем посетим мой храм.

– Далеко ли до Элевсина?

– Думаю, будем там через день.

Поужинав в пустом мансии, мы разошлись по своим комнатам. Перед сном я сделал упражнение «Рамзес», но в этот раз истины не узрел.

Одно из двух – либо прав был Птолемей, либо боги наказывали меня за шутку про гетеру.

– Вот, – сказал Ломас. – Еще один участник тайной вечери.

Он протянул мне лист бумаги. Я увидел все ту же прорисовку барельефа из тайной комнаты под спальней Порфирия.

Теперь красным кружком была обведена голова другой фигуры. Прежде я окрестил ее богомолом.

– Ничего не напоминает? – спросил Ломас. – Думайте вслух.

– Глаза по краям лица, – сказал я. – Большие и фасетчатые. Как у богомола.

– А если забыть про насекомых?

– Рыба-молот? – спросил я неуверенно.

– Нет.

– А что тогда?

Ломас нагнулся – и поставил на стол странный предмет.

Это был старинный музыкальный инструмент – продолговатый металлический ящик красного цвета, квадратного сечения, длиной в полметра и высотой сантиметров в пятнадцать. По его краям блестели никелированные решетки динамиков, а в центре размещались какие-то ползунки и индикаторы. Выглядел ящик весьма похоже на голову с барельефа.

– Вы знаете, что это?

– Сейчас узнаем, – ответил я, вызывая контекстную справку. – Ага… Бумбокс. Кассетный магнитофон-радиола. Использовался в быту в раннем и среднем карбоне… Удивительно изящные вещи создавала древность, верно?

– Неверно, – сказал Ломас. – Это не бумбокс, а его имитация. Стилизация под старину, так сказать. На самом деле это крэпофон мощностью в три мегатюринга. Одна из дорогих моделей в ретро-корпусе. С помощью подобных устройств функционирует вся парковая проституция Добросуда. В Европе в ходу такие же, но зеленого цвета. Их еще тумбалалайками называют.

– Почему?

– Была такая песня на идише. Молодой парень стоит и стыдится… Эти, правда, стыдятся не очень.

– Отстал от жизни, – признался я. – Я уже пару веков никого не снимал в парках. И как крэпофон выглядит, просто не помню.

– Они не меняются. Крэпер ставит такой ящик перед собой на газон, включает – и прибор начинает генерировать музыку и текст.

Крэпер танцует и синхронно этот текст произносит. Считывает с очков. Или со слинз.

– А зачем такие сложности?

– Чтобы не забрали за проституцию. По закону все чисто – персонаж выступает перед публикой с музыкальным номером… А потом спонсор заказывает ему индивидуальное окончание-панч у своей телеги. Или на дому, если денег много. Формально придраться не к чему, музыкальный бизнес. Они все по бумагам как музыканты оформлены. Ну, конечно, доплачивают жандармам, как без этого… Не напрягайте память, неважно.

– А что важно?

– То, – ответил Ломас, – что эта маленькая коробочка – самый настоящий AI когнитивностью в три мегатюринга. Ну почти – они там делают небольшой люфт, чтобы не нарушить закон.

– И что дальше? – спросил я. – Вы думаете, один из участников тайной вечери – это крэпофон?

– Нет. Будь там крэпофон, я бы не переживал. Вы знаете, каким образом сердобольская хунта контролирует космическую станцию «Bernie»?

– Не знаю.

– Для управления станцией нужен AI когнитивностью примерно в тридцать мегатюрингов. После Мускусной Ночи такие были запрещены. Всем, кроме «TRANSHUMANISM INC.» Нашей корпорации боевая лазерная станция из позднего карбона не понадобилась. Зато она была очень нужна сердобольской хунте.

– А при чем здесь крэпофон?

– Я не IT-специалист, – ответил Ломас. – Но я знаю, что, если собрать в нейросеть много слабых AI, можно получить мощный. Зависимость нелинейная – нужно соединить несколько тысяч крэпофонов-трешек, чтобы получить тридцать мегатюрингов. Сердоболы это и сделали.

– А крэпофоны разве не защищены от такого использования? – спросил я.

– Защищены. Обычно они залочены. Но в Азии можно купить серые разлоченные. Сердоболы долгое время приобретали их мелкими партиями, а потом собрали боевой искусственный интеллект в специальном поезде. Спецслужбы называют этот AI-поезд «Товарищ Гейзер».

– Да, – кивнул я, – помню. Такой национал-крэп был. «Тише, пархатые, ваше слово, товарищ Гейзер!» Я еще понять не мог, чем им товарищ Гейзер лучше?

– «Товарищ Гейзер» им лучше хотя бы тем, – веско сказал Ломас, – что он установил связь со станцией «Bernie» и взял ее под контроль. Сердоболы поменяли управляющие коды, и теперь полностью контролируют орбитальный атомный лазер.

– Это так просто сделать?

– Ну там было чуть замысловатее, – ответил Ломас. – Американцы сами рассекретили управляющие коды. У них эти небинарные заклинатели дождя, которые всем заведуют, забыли, что это и зачем. А по закону рассекреченную информацию положено через какое-то время выкладывать в открытый доступ. В общем, чужой идиотизм помог.

– Понятно, – ответил я. – И что вас пугает?