— Конечно! — сказал Лоредан.

— Правда ли, что его церкви, часовни, монастыри и другие благочестивые здания наполнены статуями и образами, которые в большинстве своем сделаны из литого золота и серебра?

— Правда!

— Верно ли также, что в Сиудад-Реале находятся обширные склады, доверху наполненные драгоценными слитками, а также рубинами, гранатами, изумрудами, агатами, а также и другими драгоценными камнями, кораллами, кошенилью, индиго, табаком, сахаром, серой амброй, красным деревом, кожами, какао, шоколадом?

— Да!

— И правда также, что в этом городе простые мещане богаче, чем в других местах старшины, купцы и нотабли города?

— Без сомнения!

Обоими кулаками Тома Трюбле ударил по столу.

— Ну вот! — закричал он с восторгом, — на кой черт говорить об укреплениях, куртинах, люнетах, бастионах и крепостях? Какие флибустьеры станут заботиться о такой чепухе!.. Слава Богу! Слушайте меня все хорошенько: клянусь здесь Равелинским Христом и Пресвятой Богородицей, — раз Сиудад-Реаль богат, значит, Сиудад-Реаль будет наш, или я в нем погибну!

Из присутствовавших флибустьеров ни один не отступил, ни один не отклонил чести сопровождать Тома Трюбле в задуманной им экспедиции, которая обещала быть одной из самых отважных, какие только предпринимались когда-либо Флибустой. В кабаке «Танцующая Черепаха» собралось двадцать шесть молодцов, которые все сейчас же подписали с большим воодушевлением договор, составленный по всем правилам, так что ни один законник не изготовил бы его в лучшем виде, ибо Тома Трюбле продиктовал его слово за словом Лоредану-венецианцу, который умел писать и написал его очень четким почерком. Затем бумага в течение трех дней оставалась на столе в кабаке, приколотая собственным кинжалом Трюбле и стилетом венецианца, как двумя воинственными гвоздями. И каждый флибустьер, бывший в то время на острове, имел возможность слышать его содержание, которое многие доброжелатели, достаточные грамотеи, читали и перечитывали всякому вновь прибывшему. Так что к вечеру третьего дня Трюбле и Лоредан, придя вытащить свои кинжалы и забрать договор, нашли под ним сто шестнадцать имен и сверх того двести двадцать крестов, перемешанных с этими ста шестнадцатью именами. Все вместе составляло, стало быть, триста тридцать шесть честных ребят, умеющих или не умеющих подписываться, но зато умеющих драться. Сливки Флибусты вступили в это дело целиком, довольные как командиром, так и предприятием.

Что касается договора, то Тома продиктовал его так, как он приведен ниже, заботясь о том, чтобы согласовать обычаи авантюристов со своими личными интересами малуанского капитана, и с некоторыми таинственными планами, которые он лелеял касательно города столь хваленого пленницей Хуаной и касательно жителей этого города…

Так вот что продиктовал Тома и что записал Лоредан.

«Договор

Договор заключается между Береговым Братством, кои эти строки подпишут, чтобы повести экспедицию против Сиудад-Реаля в Новой Гренаде, руководимую Тома Трюбле, капитаном и командующим, имеющим в качестве помощников Эдуарда Бонни, по прозванию Краснобородый, Лоредана-венецианца, авантюриста из Дьеппа, авантюриста с Олерона, Мэри Рэкэм, женщину-корсара, и других, если таковые его подпишут. Из сих Тома Трюбле назначает одного вице-адмиралом флота, другого контр-адмиралом, по своему выбору, и сам вступает в командование сухопутной армией, как только армия эта сойдет на берег.

Флот состоит из легкого фрегата» Горностай»и всех других кораблей, которые будут захвачены в пути. Ввиду того, что упомянутый фрегат, будучи предоставлен командующим, не является общим достоянием состава экспедиции, настоящим устанавливается, что первый захваченный корабль будет отдан командующему в уплату за его риск, с двумя лишними долями, сверх его собственной впридачу.

Каждый из помощников получает две доли при разделе. За отличие им присуждается вознаграждение, с общего согласия.

Тиммерману тысяча золотых за работу при килевании.

Тому, кто убьет первого врага, тысяча золотых.

Тому, кто первый взберется на городской вал, тысяча золотых.

Тому, кто сорвет испанский флаг с крепости и водрузит на ней французский или малуанский, тысяча золотых.

Увечные получают

За потерю глаза — тысячу золотых. За оба глаза — шесть тысяч. За потерю руки или кисти руки — полторы тысячи. За потерю обеих — четыре тысячи. За потерю ноги — две тысячи. За потерю обеих ног — шесть тысяч. Здесь отмечается, что цифры эти, в восемь раз или десять раз превышающие обычно принятые, таковы в силу опасности предприятия. Всякие особые вознаграждения вычитаются из добычи до ее раздела, каковой затем производится по числу установленных сим договором долей.

Командующий покупает на свои средства весь порох для пушек и получает еще две доли сверх своих за эту статью.

По взятии города ни один авантюрист не может ничего присвоить себе из добычи: ни денег, ни невольников. Но каждый, признавший среди пленных своих личных врагов, может убить их собственной рукой, если пожелает.

В удостоверение чего прикладываем руку и даем клятвенное обещание быть до победного конца добрыми Береговыми Братьями.»

Хуана-испанка немало удивилась, услышав поутру на» Горностае» шум, производимый первыми прибывшими флибустьерами, которые начали уже загружать трюм и батарейные палубы всем, что могло понадобиться для вооружения фрегата. И Хуана, слишком гордая, чтобы выказать свое любопытство, не желая ни сама увидеть, ни расспрашивать кого бы то ни было, ожидала посещения Тома Трюбле, убежденная, что все узнает из уст корсара. Но этого не случилось, ибо Тома не посетил своей пленницы ни в этот день, ни в последующие. И когда неделю спустя «Горностай» снялся с якоря под крики своей новой команды, пленница Хуана, пленница все более и более, и, так сказать, пленница тайная, еще не знала, зачем и куда направляется «Горностай», увозя на своем борту, кроме невидимого капитана, кроме неизвестных матросов, молодую девушку в большом смятении.

Берег, видимый довольно хорошо и с правого, и с левого борта, тянулся за длинной полосой рифов, на которых бушевало море. Позади меловой стеной поднимались утесы. А за утесами, вдали, вздымались высокие горы, со множеством острых пиков и обрывистых склонов. Впереди залив переходил в устье. Здесь впадала в море река, о присутствии которой можно было догадываться по разным низеньким островкам, подобным тем, которые образуются вблизи Сен-Мало, в устье Раисы, наносами речного ила. На двух из этих островов виднелись высокие здания правильной формы, слишком еще далекие, чтобы их хорошо рассмотреть. За ними виднелись другие строения, еще более смутные. Но несколько колоколен, возвышающихся над ними, доказывали, что эти строения и есть город Сиудад-Реаль Новой Гренады, раскинувшийся на берегу своей реки Рио-Гранде, подобно тому, как Севилья раскинулась на берегу своей Рио-Гвадалквивир… Тома Трюбле вспомнил эти слова Хуаны.

Ничтожный и одинокий «Горностай» отважно продвигался вперед под всеми парусами. Со времени ухода с Тортуги не было взято ни одного приза. Фрегат по-прежнему полностью нес на себе свой воинственный груз, — триста тридцать шесть флибустьеров, решивших победить или погибнуть. Конечно, это было много, и все же это было ничто, если принять во внимание число противников, которых надлежало победить, и силу укреплений, которые надо было одолеть. Тома Трюбле, сосчитав по пальцам, прикинул соотношение того и другого, и определил, что каждому авантюристу придется побороть сорок или пятьдесят противников. Такой подсчет в день атаки галиона вызвал в нем колебания. Но тогдашний Тома Трюбле и Тома Трюбле теперешний, очевидно, были уже совершенно разные люди, потому что тот, который теперь прогуливался по своему ахтер-кастелю, переходя от одного борта к другому нервными шагами и смотря вперед с каким-то яростным нетерпением, не колебался совершенно и даже время от времени смеялся смехом диким и как бы сумасшедшим, — смеялся над теми опасностями, навстречу которым он шел.