Горничные синхронно поклонились.

Юна отметила, что прически у них тоже одинаковые, да и лица как под копирку. Наверное, сестры – решила она.

– Подожди! – остановила Дхиррайма, который уже собрался уходить. – Я могу изучить замок? Могу ходить, где хочу?

– Да, кроме моих покоев, – усмехнулся он. – И вот еще что. Не пытайся сбежать и не жди Эрисхайма. Он не придет.

И так пристально посмотрел на девушку, что у той вспыхнули щеки. Ведь едва Дхиррайм сказал, что она может бывать, где хочет, как в ее голове тут же возник план побега.

– Надеюсь, мы поняли друг друга, принцесса? – прищурился он.

Юна с задержкой кивнула. Но глаза выдали ее разочарование и досаду.

– Замечательно, – дракон наградил ее еще одним пронзительным взглядом.

Затем развернулся и, насвистывая, отправился прочь.

Принцесса смотрела ему вслед, пока мужская фигура не исчезла в глубине коридора. Только тогда, вздохнув, обернулась к служанкам:

– Мне можно выходить из замка?

– Да, госпожа, – ответила одна из них.

Хотя Юна ждала совсем другой ответ.

– А есть тут сад или парк? – снова спросила она.

– Да, госпожа.

– Прекрасно. Тогда я хочу прогуляться там с отцом.

***

К ее удивлению, никто не возразил и не запретил. Служанки заверили, что во внутреннем дворе есть сад, вокруг замка раскинулся ухоженный парк для пеших и конных прогулок, а с восточной стороны – еще и чудесное озеро, в котором водятся золотые кувшинки.

Все это казалось странным. Юна чувствовала подвох, но не могла понять, в чем именно он состоит. Ей не хватало знаний.

Вернувшись к отцу, она нашла его все так же сидящим в кресле, и озвучила свои сомнения:

– Папа, разве Бер-ан-Схар не был разрушен, когда Эрисхайм убил Райссарнаха?

Ульрих тяжело взглянул на нее:

– Дочь, я слышал, о чем ты говорила с Огненным. Не нужно тебе в это лезть.

Юна немного напряглась:

– Ты против? Разве ты не хочешь выгнать ризанцев с нашей земли?

– Хочу, но не такой ценой.

– Не понимаю…

– Сядь, – он указал ей на второе кресло, стоящее рядом. А когда Юна села, продолжил: – Ты собралась пустить в Астерию ужас больший, чем армия Вильгельма. Ты собралась пустить туда драконов. Вспомни, что случилось в прошлый раз, когда мы открыли им доступ на наши земли.

Она сцепила руки, скрывая волнение. В памяти всплыл Котлован. Та огромная выжженная воронка, оставшаяся от старой столицы.

Может отец и прав. Может она поспешила. Но какой смысл говорить об этом теперь?

– Уже поздно, – сказала Юна тихо, но твердо. – Договор заключен.

– Так отмени его!

– Нет. Уже все решено.

Вскинув голову, она встретила взгляд отца прямым взглядом:

– Прости, но я сделаю то, чего ты не смог сделать. Верну нам Астерию.

– Какой ценой?

– Любой.

– А если эта цена будет слишком высокой?

Принцесса поднялась и посмотрела на бывшего короля сверху вниз:

– А разве не ты учил меня, что всегда приходится чем-то жертвовать ради мира?

Ульрих побледнел.

– Не думал, что мой ребенок вернет мне эти слова, – проворчал, не скрывая досады. – Да еще при таких обстоятельствах.

Он тоже поднялся, тяжело опираясь на подлокотники кресла. Юна отметила, что отец все такой же высокий, как прежде: выше ее, хотя и немного сгорбился.

– Ты очень изменилась, – сказал он, глядя в ее лицо так, словно видел впервые. – Впрочем, твоя мать была такой же отчаянно смелой. За это я ее и любил.

Не отдавая себе отчета, Юна положила руку на грудь. Туда, где сейчас ёкнуло сердце.

Ульрих никогда прежде не вспоминал о ее матери, если не считать того короткого признания в подвалах дворца. И услышать сейчас, что она на нее похожа, стало сродни бальзаму на душу.

Прежде он был для нее королем – мудрым, сильным, но чужим и недосягаемым. А сейчас перед ней стоял сломленный старик, у которого отняли все, кроме воспоминаний и… дочери.

Она смотрела на него и видела перед собой не правителя, а отца. Того, кто по-настоящему беспокоился за нее.

Осознание было коротким и ясным: вот он, единственный родной человек, который у нее остался. Единственный, кому она может довериться, и который всегда, при любых обстоятельствах будет на ее стороне.

– Ты и внешне на нее похожа, – он улыбнулся, глядя на нее с затаенной печалью. – Если бы только можно было вернуться назад и все исправить…

Горло Юны сжалось от накативших эмоций, а сердце зашлось в неистовой пляске.

– Ты голоден? – выдавила она, беря отца за руку.

Ей хотелось разделить с ним воспоминания: от самых радостных, до самых печальных. Подарить ему частичку тепла.

– Есть немного. Хотя не скажу, что господин Бер-ан-Схар экономит на гостях, – усмехнулся бывший король.

– Хорошо, я тоже немного проголодалась. Тем более что обед мы уже пропустили.

Юна подозвала Авилину, которая все это время тенью маячила у дальней стены.

– Да, госпожа, – кивнула служанка. – Накрыть на стол в вашей комнате или здесь?

– Лучше здесь, – распорядилась принцесса. Глянула на отца еще раз и добавила: – И принеси больше мяса.

Несмотря на то, что исцеляющий огонь залечил его увечья, Ульрих выглядел худым, словно высохшим. Похоже, в тюрьме его не особо кормили. Да и зачем кормить смертника?

Юна боялась даже представить, что он пережил. Боялась расспрашивать и бередить душевные раны. Ей тоже хотелось о многом забыть.

Кроме обещания, данного самой себе.

Когда-то, плача у каменной стены, отрезавшей ее от отца, она поклялась, что вернется за ним и спасет. Теперь он здесь, рядом с ней, живой и почти невредимый. А у нее появилась новая цель. Только она больше не плачет.

За это время она стала сильнее.

– Я очень скучала, папа, – сказала принцесса, когда служанка покинула комнату. – Теперь ты в безопасности. Здесь ни Эола, ни Вильгельм тебя не достанут.

– Я тоже скучал, – признался он. – Знаешь, перед лицом смерти все, что прежде казалось важным, становится на редкость бессмысленным. А то, на что никогда не обращал внимания, внезапно оказывается жизненно важным.

– Ты стал философом, – улыбнулась Юна, прекрасно понимая, что он имеет в виду.

– Да, в Мертвой башне у меня была куча времени для размышлений.

Она взяла его морщинистую ладонь и приложила к своей щеке. Нежную кожу царапнули застарелые мозоли, натертые рукоятью меча. Но Юна лишь улыбнулась. Этим простым жестом ей хотелось показать свои чувства, которые отец не замечал столько времени.

Ульрих с тяжелым вздохом отвел взгляд.

– Прости меня, – сказал глухим тоном. – Я был ужасным отцом.

– У нас есть шанс все исправить, – она погладила его по руке.

Разговор прервала Авилина. Горничная широко распахнула двери, пропуская вереницу служанок в одинаковых платьях. Девушки внесли подносы с едой, быстро накрыли стол и, поклонившись, молча исчезли.

Отец и дочь остались одни.

Юна с умилением смотрела, как он зачерпывает первую ложку. Его рука немного дрожала. Человек, который прежде решал судьбы целой страны, сейчас был слабым и немощным.

Сердце девушки сжалось от этой мысли.

– Не смотри на меня так, будто я при смерти, – проворчал бывший король.

Она пристыженно отвела взгляд.

– Прости… не хотела тебя обидеть.

– Главное, что мы оба живы. А все остальное можно исправить.

Некоторое время они ели молча. Наконец, Ульрих снова заговорил:

– Ты должна знать… Это я виноват в том, что случилось в Астерии.

Юна удивленно взглянула на него:

– Ты о перевороте?

– Да.

– Но почему ты винишь себя? Разве ты мог предвидеть…

– Да.

Вздрогнув, принцесса отложила ложку и внимательнее вгляделась в лицо отца.

Бывший король невесело хмыкнул:

– На мужчинах нашего рода лежит проклятье. Ты взрослая девушка, замужняя, – он бросил короткий взгляд на драконье ожерелье, – тебе уже можно знать.