Единственное упоминание о форме казни Михаила Ивановича удалось выявить в документе, составленном десятилетие спустя. В челобитной, поданной в июле 1728 года, бывший устюжский комиссар Семен Акишев между иного упомянул о судьбе своего следователя: «И по изследовании о нем в Санкт-Питербурхе в [1]717 году кажнен смертию, розстрелян»^{109}.

Расстрел являлся принципиально новой для тогдашней России формой смертной казни, впервые нормативно закрепленной в статьях 6, 36, 41 и 46-й Артикула воинского[24], а потому применявшейся исключительно к военнослужащим. Каких-либо известий о процедуре исполнения этой формы казни в первой четверти XVIII века встретить к настоящему времени не удалось. Процедуру расстрела представилось возможным реконструировать по немецкой гравюре, содержащей аллегорическое изображение военной юстиции тИИат). Гравюра эта помещена

перед титульным листом в публикации актов военного законодательства и комментариев к ним, вышедшей в свет в 1657 году во Франкфурте-на-Майне^{110}.

В средней части гравюры изображена сцена расстрела: осужденный стоит, привязанный к столбу, а расстрельная команда находится очень близко от него, готовясь дать залп почти в упор. Принимая во внимание отсутствие на тогдашних ружьях каких-либо прицельных приспособлений, подобное расположение команды вполне объяснимо.

Таким образом, учитывая топографию столичной Троицкой площади в 1710-е годы и публичность казни, можно предположить, что князь Михаил Иванович встретил смерть, будучи привязан к столбу, врытому у края площади, обращенной к Неве. Напротив того места, где за 12 лет до того капитан Михаил Волконский во главе абордажной партии атаковал «Гедан» и «Астрильд». Несмотря на то что в тот день, согласно «Юрналу» А. Д. Меншикова, был «ветр великой с метелицею»^{111}, осужденного вывели на казнь, вероятнее всего, без верхней одежды, в одном мундире. Поскольку знаков различия в тогдашней российской армии еще не было, погон с разжалованного Михаила Ивановича не срывали и каких-либо нарукавных нашивок не спарывали. Приговор привели в исполнение 5–6 гвардейских солдат, выстроенных в шеренгу в нескольких метрах от осужденного.

Согласно упоминавшемуся донесению А. де Лави, Петр I «на следующее утро… пошел на площадь, где, по обычаю, лежало тело покойного спиной вверх. Он собственноручно обернул его… и приказал похоронить»^{112}. Как явствует из цитированных строк, после казни тело М. И. Волконского было отвязано от столба и положено на землю.

Между тем 9 декабря был издан именной указ об учреждении шести новых следственных канцелярий, руководителю каждой из которых царь вручил собственноручно подписанный Наказ — первый нормативный акт, в котором закреплялось выделение стадии предварительного расследования в российском уголовном процессе. В единственной уголовно-правовой норме, внесенной в Наказ, определялась ответственность следователей канцелярии за совершенные при осуществлении расследования преступления против интересов службы. За это следователям грозила единственная санкция — смертная казнь.

Как было указано во вступительной части Наказа, «ежели ж какая мана[25], взятки или иная правды лишенная причина сыщетца, то без всякой пощады лишены будете живота и чести (ибо пример видете бывшаго маеора Волхонского)»"^{113}. «Пример бывшаго маеора Волхонского» следователи новоявленных канцелярий (почти все из которых являлись офицерами гвардии) могли, впрочем, «видеть» в прямом смысле слова.

Учитывая особенности характера Петра I, имеются все основания полагать, что те самые офицеры, из которых был образован кригсрехт, осудивший Михаила Волконского, были затем назначены руководителями («презусами») и асессорами следственных канцелярий. И списки Наказа будущий император вручил «господам штап- и обор-афицерам» либо непосредственно на месте расстрела Михаила Волконского на Троицкой площади, либо в первые часы после него.

Таким образом, казнь первого следователя России носила в значительной мере показательный, демонстративно устрашающий характер. Вместе с тем нельзя не отметить, что расстрел в XVIII — начале XX века являлся наиболее «почетной» для военнослужащего формой смертной казни"^{114}. Учитывая, что в статье 27-й Артикула воинского редакции 1715 года форма смертной казни не конкретизировалась, назначение князю Михаилу Волконскому в качестве санкции именно расстрела можно трактовать как меру (хотя и чисто символическую) в пользу осужденного.

Представляется, что казнь Михаила Волконского была адресована в качестве устрашающей меры не только будущим презусам и асессорам следственных канцелярий, основанных 9 декабря 1717 года. Дело в том, что менее недели спустя, 15 декабря, Петр I собственноручно начертал крайне важный документ — указ о назначении руководителей коллегий"^{115}, принципиально новых органов центрального управления России.

Согласно указу президентом Военной коллегии определялся давний покровитель Михаила Волконского А. Д. Меншиков, в повседневном «Юрнале» которого казнь Михаила Волконского оказалась почему-то не упомянута ни словом, хотя Александр Данилович никак не мог на ней не присутствовать.

А ведь, как уже отмечалось, составитель «Юрнала» описал даже погоду, которая была в столице 9 декабря. Не захотел почему-то Александр Меншиков иметь в своем «Юрнале» запись о казни «бывшаго маеора Волхонского».

Зато история с М. И. Волконским неожиданно всплыла пять лет спустя, когда 31 октября 1722 года на заседании Правительствующего сената разгорелась нешуточная перепалка между светлейшим князем Александром Даниловичем и бароном Петром Шафировым. Как явствует из сохранившегося в архиве протокола заседания, Петр Павлович выкрикнул тогда в адрес А. Д. Меншикова весьма примечательную фразу: «Я… за тебя, как Волконской и князь Матвей Гагарин, петли на голову не положу!»"^{116}И хотя Михаила Волконского (в отличие от М. П. Гагарина) не повесили, аллегорический смысл сказанного от этого не меняется.

Насколько удалось установить, следующая казнь гвардейского офицера состоялась в Российской империи лишь 14 лет спустя после событий 9 декабря. В 1734 году был обезглавлен бывший однополчанин М. И. Волконского отставной капитан Ульян Шишкин. Правда, состав преступления был совсем иным. Ульян Андреевич (страдавший, не исключено, помрачением рассудка) усомнился в легальности пребывания на престоле императрицы Анны Иоанновны, прилюдно заявив, что ее «изобрали, погреша в том пред богом» и что «ныне императрица Елисавет[26]» (!)"^{117}.

Что остается добавить в заключение? Думается все же, что Петр I испытывал впоследствии некое сокрушение в связи с решением не сохранять жизнь заслуженному боевому офицеру князю М. И. Волконскому. И об этом свидетельствует не только приход государя на следующий день к телу казненного. 11 марта 1718 года Петр I указал вернуть матери и вдове Михаила Ивановича часть его конфискованной земельной недвижимости. С примечательной оговоркой: «Другим не в образец»^{118}.

Место погребения Михаила Волконского неизвестно.

Князя Василия Владимировича Долгорукова затруднительно отнести к числу вовсе забытых государственных деятелей России XVIII века. Многим сегодня памятны боевые заслуги князя, неординарность его биографии. Достаточно только сказать, что в высший воинский чин генерал-фельдмаршала Василию Долгорукову довелось быть произведенным дважды.