— Мой сумасшедший дом, где хочу, там и выгуливаю! — сообщил доктор Ф., выводя на прогулку группу страдающих агрессивным психозом, которые немедленно открыли охоту на гиппопотама Надежду.

— Моя шкура, как умею, так и спасаю! — трусливо пробормотала Надежда, подобралась и взмыла над бушующим страстями двором.

— Моя белая горячка, что хочу, то и вижу! — гордо заявил хронический алкоголик Изя Го-й в ответ на просьбу пытающегося записывать его видения практиканта Феди бредить почетче.

Федя почесал в затылке. Он дошел только до слона (как его там звали? Акакий?) и смутно помнил, что впереди его еще ожидает, как минимум, один дворник и один летающий бегемот. Кстати, бегемота тоже как-то, кажется, звали. Вера? Люба? Маша?

— Мужик, будь другом, повтори про бегемота, меня профессор убьет, он дословно просил!!! — взмолился Федя.

— Повторить? — возмутился горячечный Изя Го-й, но увидел расстроенное лицо Феди и смягчился. — Ну ладно, повторю. Только ты пиши быстрей, у меня уже голос садится.

Федя благодарно кивнул и занес ручку над бумагой. Изя Го-й откинул голову назад, прикрыл глаза и задумался. За окном, пошловато хихикая, неловко парила гиппопотам Надежда, пытаясь привлечь к себе внимание, но практикант и пациент были заняты, поэтому Надежда прекратила свои попытки завязать знакомство именно здесь и посмотрела вниз. О! — сказала она сама себе.

Внизу, тоскливо глядя на растоптанный газон, в полном одиночестве сидел Георгий и жевал шланг. Все почему-то разошлись: Диану Ы. любящий Ы. унес на руках домой, водитель самосвала Эдик Я., утратив цель, куда-то отрулил вместе с самосвалом, Воскресения Мамаевна пошла смотреть программу «Вам, садоводы», мальчика Вову зазвали обедать. В явные тартарары провалились дворник дядя Н. и пенсионер Гайкин Д., заснул под кустом дрессировщик Георгия Гренкин У. Георгию было грустно. Так весело все начиналось, а теперь…

Георгий еще не видел, что над ним, радостно размахивая толстыми лапами, парит Надежда.

Адам Снегуревич давно знал, что его жизнь в опасности. В какой-то момент его точно обнаружат и догонят, и тогда — все. Адам напряженно следил за происходящим в мире, пытаясь понять тенденцию. Несколько лет все было тихо, потом началось.

Сначала случилось то землетрясение в Южной Америке. «Промахнулись континентом», — понял Адам и насторожился. Затем по телевизору сообщили, что в Турции — государственный переворот и масса жертв, в том числе дети. «Никого из-за меня не жалеют», — огорчился, но и возгордился Снегуревич. Турция далеко, лупят наугад, видимо. Должно пронести. Но страшное наводнение в соседней с Адамовой стране встревожило его не на шутку. Он понял, что охота идет всерьез.

Когда в городе, граничащем с родным городом Снегуревича, случилась крупная авиакатастрофа, Адам перестал выезжать за пределы своего района. Это не помогло: всего за час до его визита в ближайший универмаг на соседней улице упала крупная сосулька. Он долго не высовывал нос за пределы подъезда, но жизнь взяла свое: пришлось пойти за хлебом. Через пять минут после того, как он вышел на улицу с батоном, в двери булочной случайно въехал грузовик. Адам переждал панику, вернулся в булочную, приобрел сорок килограмм сухарей и перестал выходить из дома.

Через неделю, когда Адам был в своей спальне, над его же кухней упал потолок (позже выяснилось, что это подрались соседи сверху). Снегуревич перетащил сухари в спальню и забаррикадировал дверь.

Сидеть в спальне оказалось безопасным, но очень тоскливым занятием. Потолок висел, как приклеенный, стены не шатались, ни одна собака не звонила и не стучала. Тишина. Скука. И ладно бы только скука, но еще и страх. Адам боялся, постоянно боялся. «Догонят», — шумело у него в ушах на разные лады. Догонят, догонят, догонят. Уже почти догнали, тот грузовик — на пять минут ошиблись, а потолок над кухней, да он вполне мог там находиться в тот момент. Догонят, как пить дать догонят. Бессмысленное существование такие пряталки, если подумать, но как-то унизительно было думать, что — вот, догнали. Надо сопротивляться. Надо не дать себя догнать. Адам думал. Больше ему делать все равно было нечего.

В какой-то момент его осенило. Чтобы не догнали, надо уйти — самому. Он должен вырваться отсюда раньше, чем его выставят. Он должен их опередить.

Снегуревич подошел к окну и распахнул его. Девятый этаж. С гарантией. Он легко взобрался на подоконник, без огорчения оглядел свою заставленную коробками с сухарями спальню, вдохнул свежий холодный воздух и громко сказал: «Ку-ку!». Потом показал неизвестно кому длинный нос и шагнул вниз.

Его резко перевернуло в воздухе и повлекло. Лететь пришлось всего ничего, мостовая приближалась с дикой скоростью. В последнюю секунду падения до Адама дошло, что его все-таки догнали.

Курочка Ряба клевала крошки и перебирала старые обиды. Дед бил-бил — не убил… Баба била-била — не убила… В Курочкиной голове не умещалось больше одной мысли сразу, посему мысли сменяли одна другую, но были похожи, как облака в небе. Внучка била-била — не убила… Жучка била-била — не убила…

— Привет, подкурятник! — радостно проорал пробегавший мимо Серенький Козлик в спортивных трусах. — Еще скворчишь?

Курочка отвлеклась от своих грустных дум («кошка била-била, не убила») и подняла голову.

— Привет, старый козел, — без выражения сказала она.

— Чего это сразу «старый», — удивился Козлик, — я форму соблюдаю, от инфаркта бегаю и от психозов всяких, мышцы качаю, зачем мне стареть? Я — вечно молодой!

— Оно и видно, — мрачно сообщила Курочка и вернулась к своим крошкам. Мышка била-била…

Тут, на мышке, Курочкины мысли прерывались. Мышка, судя по всему, сделала что-то такое, что навсегда отбило Курочке память. То, что и Мышка ее не убила, Курочка помнила (иначе откуда бы она тут сейчас взялась, крошки клевать?) — но вот какое именно зло проистекло от серой стервы, вспомнить не удавалось.

— Мышка била-била, — бормотала Курочка, — мышка била-била, била-била, била-била…

— Да не кисни ты, окурок яйценосный! — весело проорал Козлик. — Ты спортом займись! Авось поможет.

— Поможет? — недоверчиво спросила Курочка. — Кому поможет?

— Да тебе же! — Козлик терял терпение. — Тебе, матрас на лапах! Позанимаешься, окрепнешь, сможешь всем отомстить, кто тебя… так. Думаешь, я не слышу, что ты там бормочешь?

— Бабка била-била, не убила, — вспомнила Курочка.

— Во-во, — поддержал Козлик, отбегая, — вот видишь. Давай беги за мной. Всем покажешь, как пернатых обижать.

Курочка подумала секунду и резво побежала за Сереньким Козликом. Она решила рискнуть.

Прошло несколько месяцев. Курочку Рябу было не узнать: она окрепла, поправилась, налилась мускулами и приобрела весьма устрашающий вид. Обитатели двора смотрели на нее и шушукались: ждали, что же будет дальше.

«Дальше» не заставило себя ждать. Прежде всего Курочка Ряба нашла Деда. Она била-била его, била-была — но не убила. Дед, в бессознательном состоянии, был свален на кучу мусора. Та же участь подстерегла Бабку. Внучку Курочка тоже била-била, но поменьше, ибо на Внучку особого зла не держала. Жучка уползла от мстительной Курочки практически на бровях. Кошку Курочка ну вот только что не убила (совесть не позволила), но била-била на совесть. Последней настала очередь Мышки.

На Мышку Курочка явно имела какой-то зуб. Памяти спортивные занятия ей не улучшили, и в чем зуб заключался, Курочка не помнила, но что-то очень плохое связывало ее с Мышкой, что-то просто из рук вон никуда. Курочка зарычала, подбежала к Мышке крупной рысью и на бегу случайно махнула хвостом. Мышка упала и разбилась.

Вид разбившейся Мышки внезапно открыл перед Курочкой совсем другие воспоминания. Она одним махом вспомнила, что же не давало ей жить все это время.