Еще через месяц дело это вернулось в район. Областной суд протест прокурора удовлетворил, а дело направил на новое судебное рассмотрение в тот же суд в ином составе суда. Но уже с участием прокурора, поэтому в новом рассмотрении помощник прокурора Коротков поддерживал интересы государства на стороне истца с тем, чтобы ответчику никто не потакал за счет государства!

Уже в самом начале судебного заседания молодой прокурор вынужден был пожалеть о своей принципиальности. Перед судом предстал ответчик, возраст которого можно было определить разве что по голосу. У этого человека не было лица. Носа нет, глаза одного тоже нет. На месте губ какие-то две красные продольные линии. Нет и одной ушной раковины. Голова ответчика обвязана бинтами, хотя после той злополучной охоты прошло больше года. Одного взгляда на этого человека было достаточно, чтобы понять, почему он утратил «общественную опасность». Молодому юристу стало стыдно: прежде чем писать протест на определение суда о прекращении дела, нужно было поднять задницу, сходить в милицию и изучить материалы проверки по факту браконьерства. Заключения судебно-медицинского эксперта по телесным повреждениям Дзюбы было бы достаточно, чтобы не наблюдать сегодня это зрелище. Коротков уже заметил, что молодые женщины – народные заседатели, которые смотрят на ответчика, близки к обмороку…

Ответчик назвал себя. Инвалид первой группы в двадцать шесть лет. В настоящее время не работает. Учится заочно во Львовском филиале академии лесного хозяйства. Судья дотошно опрашивал ответчика об обстоятельствах дела. Тот рассказывал подробно. Обстоятельно. На правильном украинском языке (что отнюдь не характерно для местных жителей), – учеба во Львове дала неплохой результат.

Оба егеря были с карабинами. Договорились разделиться, чтобы наверняка встретить медведя. Тот, который постарше, пошел по хребту, а наш фигурант – низом. Думали, что если обнаружат медведя, то подадут сигнал выстрелом. Дзюба увидел косолапого неожиданно, в малиннике. Стрелять было очень удобно. Расстояние – не больше ста метров. Старший напарник в это время находился далеко, в нескольких километрах. Выстрелил в голову. Видел, что попал. Мишка рявкнул и ушел в густой ельник. Дзюба пошел по кровяному следу.

«Разве так можно поступать?» – думает Коротков. Он уже знал, что такое карпатский ельник —в пяти метрах ничего не видно! Нужно было дождаться напарника!.. Видно, не договорились, как следует…Будучи городским жителем, прокурор в юности читал о сибирских охотниках, что-то рассказывал отец. Серьезно раненный зверь, уходя от преследователей, делает петлю и ложится в «засаду» на свой же след.

Именно так и сделал раненный мишка. Он долго ждал своего преследователя, как потом определили охотоведы по луже крови. Напал внезапно. Из-за скалы. Дзюба и выстрелить не успел.

– Що було дали?36 – Не унимался дотошный судья. Коротков удивлено смотрит на председательствующего в судебном заседании.

– Дали вин мэнэ иив…37 – пожал плечами ответчик.

Напарник, обнаружив Дзюбу с проломленным черепом и изуродованным лицом, тащил его на себе километров шесть к дороге. Мишка остался лежать недалеко от места происшествия. В деле была справка, что шкура зверя уничтожена, поскольку пришла в негодность.

Вынужденный поддерживать исковые требования Коротков, проклиная свою принципиальность, просил суд принять во внимание состояние здоровья ответчика, его материальное положение, уменьшив сумму, подлежавшую взысканию в частичное возмещение вреда, ограничившись размером его заработной платы на момент происшествия – 120 рублей.

Суд согласился с заключением прокурора по делу.

38

В производстве следователя прокуратуры Сюткина уже несколько лет было приостановленное уголовное дело по факту гибели трех подростков. Мальчишки были из неблагополучных семей. Часто уходили из дому. Но куда они пропали в последний раз, следствие установить не могло. Каждые полгода на совещаниях в прокуратуре области Сюткину грозили взысканием, но толку от этого было мало. Как-то при опросе пастухов с полоныны Гроссу, который проводил Коротков совершенно по другому поводу, возник разговор о пожаре. Пастухи, поднявшись в полоныну в начале лета, обнаружили, что сгорела добротная, из бревен колыба39, в которой они жили все лето, выпасая скот. На пожарище нашли, как им показалось, три обгоревшие тушки кабанчиков, поэтому и подумали, что колыбу по неосторожности сожгли зимой или поздней осенью браконьеры. Коротков поделился этой информацией со следователем. Тот доложил прокурору. Последний принял решение осмотреть место происшествия, поскольку время пожара совпадало со временем исчезновения подростков.

Погожим октябрьским утром отправились в полоныну вчетвером: Сюткин, Коротков, следователь милиции Николай Иванович и криминалист райотдела венгр Лоци. Николай Иванович – сорокалетний майор, жил у подножия горы в селе, от которого начинался путь в эту полоныну, и знал ее, как и окрестности, с детских лет. Пошли налегке, так как следователь пояснил, что дорога вверх займет часа три, а назад – вдвое меньше. Коротков взял папку с бумагами, в карман куртки положил бутерброд с колбасой. Сюткин взял следственный портфель. Следователь ждал их дома в брезентовой робе, кирзачах и с объемным рюкзаком. Всех удивил криминалист, одетый в импортный костюм. О понятых договорился Николай Иванович: возьмут двух лесорубов, которые работают где-то вверху, по дороге на полоныну. Подъем был непростым. Разношерстная группа людей двигалась по едва заметной среди камней тропке, протоптанной пастухами, охотниками и лесниками. Туристы здесь явно не ходили. Шли цепочкой друг за другом. Коротков лишь изредка мог оглянуться по сторонам на окружавшие их девственный лес и скалы. Места, конечно, необыкновенной красоты, но приходится смотреть под ноги, периодически цепляясь руками за кусты и выступы камней да поглядывая на маячащий перед глазами рюкзак Николая Ивановича. Когда капли пота стали заливать глаза, Коротков мысленно себя похвалил, что надел кроссовки. Правда, джинсы были явно узкими для такой прогулки. На каком-то привале к ним присоединились двое лесорубов, которых привел милицейский следователь. Где-то невдалеке они валили спелый лес. Подобные восхождения для молодого прокурора не новость. На Кавказе, в армии, в десантно-штурмовой бригаде приходилось проходить подъемы и посложней. Только тогда он еще тащил вещмешок с химзащитным комплектом и НЗ40, автомат, противогаз, штык-нож, подсумок с тремя рожками с патронами и малую саперную лопатку на заднице. Кирзовые сапоги – это само собой… Сейчас же, будучи налегке, он едва успевал за следователем милиции, который разменял сороковник. От Короткова не отставал крепкий и жилистый Сюткин, выросший в таком же горном соседнем районе. Его отец – родом из Тулы – после войны остался в Карпатах служить участковым. Хуже всех было Лоци. Группа часто останавливалась, поджидая этого городского хлыща в туфлях и костюме. Криминалистический портфель у него уже давно забрал один из крепышей-лесорубов, вероятно, из сострадания к соплеменнику (они с Лоци иногда переговаривались по-мадьярски), но это мало помогало. Наконец крутой подъем закончился. Втроем они минут пятнадцать наблюдают сверху за бедным Лоци и подталкивающими его лесорубами. Отсюда, со скалистого выступа, открываются сказочные пейзажи притихших перед скорой зимой гор. Деревья внизу еще не сбросили свои золотые наряды, а вверх теперь пошли замершие (ветра нет) и освещенные по верхушкам еще теплым солнцем сорокаметровые красавицы смэрэки41. В ельнике же, несмотря на солнечный день, как-будто сумерки. Далеко внизу видно деревню, прорезанную тонкой голубой линией реки. Воздух насыщен прогретой хвоей. Лепота! Приходится делать привал. Лоци едва живой. Его костюм испачкан глиной.