Все персонажи и события выдуманы. Лексикон героев соответствует (по мнению автора) лексикону определённой социальной прослойки описанной в книге эпохи. Их слова и отношение к некоторым вопросам могут не отражать мнение автора, а также они не преследуют цели кого-то оскорбить или навязать какую-то идею (как и сама книга).

В книге упоминаются, но не пропагандируются нетрадиционные сексуальные отношения. Автор выставляет их в непривлекательном свете и не создаёт искажённое представление об их социальной равноценности традиционным отношениям и (или) предпочтениям. Герои, имевшие эти нетрадиционные сексуальные отношения, не получают от них удовольствия и являются психически нездоровыми и аморальными представителями маргиналов и (или) деклассированных социальных элементов, подвержены риску заболевания ЗППП, терпят насмешки и осуждение со стороны окружающих людей. Те персонажи, что высказывают сомнительные мысли о подобных отношениях, не являются положительными и, следовательно, к их словам следует отнестись настороженно и скептически.

Также упоминаются, но не пропагандируются движение «АУЕ» (признано экстремистским на территории РФ, его деятельность запрещена) и символика национал-социализма/фашизма. Автор осуждает и не поддерживает любые проявления нетерпимости и насилия.

Также упоминаются, но не пропагандируются алкоголь, табак и наркотики, описываются процессы их употребления, вредящие здоровью. Автор не употребляет ничего из перечисленного, относится к таким вещам абсолютно негативно и призывает всех следить за своим здоровьем.

Помимо всего прочего, стоит упомянуть, что в 1998-м году на некоторое время вступил в силу ФЗ от 25.06.1998 № 92-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации», который вносил изменения в статью 134 УК РФ, заменяя слово «шестнадцатилетнего» на слово «четырнадцатилетнего». Все разговоры в книге о возрасте согласия и определении педофилии – не являются пропагандой, а являются отсылкой на это конкретное событие, и представляют собой вольную фантазию автора о том, какие могли бы быть основания для таких изменений, если бы их принимал странный, неприятный и аморальный человек, каким выступает персонаж Андрей. Автор осуждает и выступает строго против педофилии.

«Новый день – новое начало! Проснись навстречу счастливому утру! Новые возможности, новые достижения, новые поводы для радости! Улыбнись на пути к успеху! Улыбнись ласковому солнцу! Улыбнись людям! И всё улыбнётся тебе в ответ!» – сказал бы я, если бы по пробуждению обнаружил за окном утро, поводы для радости или хотя бы солнце. Ну и если бы был женщиной в рекламе чего-либо, что можно рекламировать с такой подачей. Сок? Овсяные хлопья? Прокладки? Похуй…

По ощущениям, угрюмая полумёртвая гримаса не пропала с моего лица. Но я хотя бы немного отдохнул. И мне повезло: даже несмотря на то, что я несколько раз просыпался, отдохнул я достаточно, чтобы хотя бы не устать, пока встаю с кровати. В глазах было ещё немного усталости, которую я размазал по ним, протерев руками веки и уголки глаз от хуйни, скопившейся там. «Открой сомкнуты негой взоры», – невольно вспомнил я, что было немного к месту, но как-то тупо, потому что это настолько заезжено, что я бы даже не рискнул говорить такое вслух в подобной ситуации, чтобы не прослыть мудаком. Тем не менее, мне всегда почему-то казалось, что эта некая «нега» – это как раз и есть эта хуйня в уголках глаз, которая скапливается после сна. Но подумав сейчас, мне кажется, что навряд ли Пушкин упоминал бы что-то такое неприятное и для кого-то, наверняка, даже мерзкое, в своих стихах. Стихе. Хотя… Кто его знает, может это действительно называется «нега». Хотя… Сомневаюсь. Похуй…

Встав и потянувшись, я заметил, что Светы в комнате нет, а за дверью слегка можно было слышать отдалённые разговоры. Это хорошо. Потому что я ненавижу просыпаться раньше всех. Потому что если просыпаешься раньше всех, то на тебе ответственность, если ты кого-то разбудишь. И пока все спят, а ты не спишь, то заняться можно мало чем. Короче тупость.

Вновь я встретился с вопросом, который стоял передо мной ночью: что надеть. Не то чтобы у меня был огромный выбор, но, типа, стоит ли надевать штаны? Очевидно, что лучше будет выйти с покрытым торсом. А, как уже было решено, кофта с трико смотрится нелепо. Похоже, придётся надевать кофту со штанами. Так я и сделал.

Пока я одевался, мой взгляд пару раз упал за окно. Темнота ещё не наступила, но солнце, если предположить его местонахождение за толстыми тучами, уже держало свой путь к горизонту. Сумерки подбирались к нам.

Я вышел из комнаты, ожидая услышать отдалённый разговор в какой-нибудь комнате, в который я встряну в самый неподходящий момент, оборвав говорящих на какой-нибудь забавной фразе с двояким смыслом типа выкрика «Да хочу я в жопу!». Хотя это не очень двоякая фраза. Тогда… Что-то типа «Схватись сзади и вставляй!». Это более вероятная тема, потому что есть много вещей, которые следует схватить сзади и вставить что-нибудь куда-нибудь. Но нет… Я дошёл до кухни, где за столом, в тусклом голубоватом свет с улицы, молча и угрюмо сидели Марк, Света и Саша, и пили чай.

– По кому траур? – спросил я, хотя, наверняка, не особо отличался задором от них.

– По проёбанному настроению, – пробубнил Марк.

– Да это пройдёт, – Саша погладила его по плечу.

– Да когда это пройдёт ещё? Заебёмся ждать блять… – выдохнул он.

– Ну а что нам ещё остаётся делать? – спросила Света.

– Хуй знает, – сказал Марк.

Я прошёл и направился к шкафу с кружками.

– Тебе налить чаю? – подпрыгнула Саша.

– Да. Только можно пакетик заварить? И в чайник новой воды залить, если там мало осталось, – сказал я и посмотрел на Марка.

Марк отвёл и опустил глаза.

– Садись, – сказала Саша и занялась чаем.

Я сел за стол между Светой и стеной, ощутив, что уже был в подобной ситуации. Света не смотрела на меня, и мне было от этого… Никак. Отсутствие неловкости и мудовых разговоров после ночи странной и нежеланной страсти меня вполне устраивало. Было бы прекрасно это просто забыть и не видеть в мыслях вагину Светы каждый раз, когда я смотрю на неё. И ещё лучше, если б и она не видела ничего подобного во мне.

– Саш, у нас осталось ещё шоколадное варенье? – Марк окликнул Сашу.

– Нет, – ответила она ему.

– Не бывает шоколадного варенья, – тихо проговорил я.

Марк немного помолчал, видимо, удивлённый моим встреванием, и затем ответил:

– Как, блять, не бывает-то? А что я тогда намазывал до этого целый месяц на хлеб? – раздражённо сказал он.

– Да я ебу, что ты там намазывал? Но не шоколадное варенье, сто процентов, – спокойно ответил я.

– Ну намазка, блять, соус… Чё ты к словам доебался?

– Да ничего. Просто шоколадное варенье невозможно в принципе, поэтому неправильно так говорить.

– С чего это оно невозможно? – встряла Света. – Берёшь шоколад и варишь из него варенье, в чём проблема?

– Проблема в том, что если ты делаешь что-то по определённому процессу, то это не гарантирует, что результат у тебя выйдет такой, какой должен выйти исходя из этого процесса.

– Началось… – тихо сказала Саша.

– В смысле? – спросила Света.

– Ну смотри. Есть процесс изготовления одной хуйни. Если ты будешь ему следовать, то это не значит, что результат будет такой, какой должен быть.

– Ну да, можно же проебаться на каком-нибудь этапе, – сказал Марк.

– Да здесь не про проёб дело… Как бы это объяснить… Короче. Вот есть процесс изготовления детали, да? Металлической, допустим. Если ты вместо металлической хуйни возьмёшь, блять… банан нахуй… То неважно, насколько точно ты следовал процессу изготовления детали, по итогу деталь из банана у тебя не выйдет, а выйдет хуйня. Так и с шоколадным вареньем. Оно не существует, потому что если ты прогонишь шоколад по процессу варенья, то получится не варенье, а шоколадная поебота. Поэтому шоколадное варенье в принципиально невозможно.