Архитектурный фон Радзивиловских миниатюр необычайно пестр и многообразен. Изображения реальных зданий есть, но их очень мало, и, кроме того, они плохо помогают датировке: Десятинная церковь простояла два с половиной столетия, и ее правдоподобное изображение не позволяет датировать время жизни художника. Условная архитектура важнее для датировки, так как менялись степень условности, манера изображения. Очень устойчив тип символа города, восходящий к византийским образцам, — высокая, квадратная в сечении башня с четырьмя условными башенками по углам. Иногда символом бывает башенка, крытая нависающей крышей с карнизом. Типология этих символических городков может дать результаты при сопоставлении с текстологическим анализом. Подобные башни-города преобладают в «Повести временных лет», но как только государственное лицевое летописание попадает в руки Мстислава Владимировича, так сразу же появляется новый стиль, характеризующийся отходом от византийской схемы. Художник изображает замысловатые комбинации из толстых стен с широкими проемами или сочетает их с коробовыми сводами. Они есть на миниатюрах 1117–1119 гг. (л. 156–157), встречаются в 1127 г. (л. 161). Интересно, что тот же «конструктивный» стиль мы находим во вставленном в «Повесть» рассказе об ослеплении Василька. На одном рисунке с дьяволенком и Святополком есть этот стиль (л. 138 о.). Ясно, что это более поздняя интерполяция: часть событий времен Святополка (1097 г.) иллюстрировал художник из скриптория Мстислава примерно в начале 1120-х гг.

«Конструктивный» стиль получил продолжение и развитие при сыне Мстислава Изяславе. Его летопись за 1150–1154 гг. изобилует конструкциями из стен; появилась даже изощренная форма крестообразного в плане сооружения (л. 194 о. н.; 198 о. н. и др.). Этот стиль сразу же исчезает при вокняжении в Киеве Юрия Долгорукого. С появлением Юрия в миниатюры вводится новый, так сказать, «белокаменный» стиль, вероятно, соответствовавший размаху белокаменного строительства на северо-востоке. Появляются большие башни с зубцами. Они сопровождают самые ранние фрагменты летописания Юрия (1149–1150 гг.) и продолжают существовать до конца эпохи Андрея. Любопытны некоторые ретроспекции. Подобной башней украшена миниатюра 1094 г., посвященная погребению владимирского епископа Стефана (л. 130 в.). Владимиро-суздальский рисовальщик конца XII в., вероятно, ввел дополнительную миниатюру, думая, что скончался епископ его города; Стефан же был епископом Владимира Волынского.

Особый раздел составляет аксонометрическая архитектура с некоторыми готическими чертами. Корреляция этого стиля с рыцарским доспехом XV в., с пушками и свободной экспрессивной композицией позволяет считать этот стиль признаком дополнительного введения тех сюжетов или целых кусков летописания, которые сводчиками 1212 г. были оставлены без иллюстрирования и выполнялись художниками XV в. Таких миниатюр 25 на пространстве от 1152 г. до конца рукописи. В споре о месте изготовления копии XV в. миниатюры явно показывают неприемлемость Новгорода[304]. Наибольшее количество доводов приходится в пользу Смоленска, как это полагал в свое время А.А. Шахматов по данным языка. Доводы эти таковы: во-первых, особая миниатюра (л. 4 о.), обозначенная надписью «Град Смоленескъ». Исходные два рисунка выражали иную тему (см. выше), но художник сам захотел придать рисунку такой смысл, поставив Смоленск в ряд с Новгородом и Киевом. Во-вторых, неясна по происхождению миниатюра (л. 212 о. в.), где слуги бьют дубиной князя Всеволода Юрьевича; хозяином положения в 1174 г. был смоленский князь Давыд Ростиславич, и только с позиций смолянина XV в, эта миниатюра может быть понята правильно. Возможно, что с этих же позиций изготовлена еще одна миниатюра, отклоняющаяся от общей линии (л. 239 о.) — полочане дают дары тому же Давыду Ростиславичу Смоленскому в 1185 г. Композиция вольная, позволяющая считать автором ее художника XV в. Миниатюра говорит в пользу Смоленска значительно больше, чем текст на листе 239: летописец сообщает, что, узнав о походе Смоленского князя, полочане встретили его «на межах с поклоны и со честью и даша дары многи и уладишася». На рисунке же полочане подносят не только дары, но и княжескую шапку, изъявляя тем вассальную покорность Смоленску. Важным документом в пользу смоленского происхождения сохранившейся до наших дней рукописи Радзивиловской летописи является изображение каменной ротонды при описании пребывания Юрия Долгорукого в 1154 г. в Смоленске (рис. 66).

Такая ротонда в Смоленске обнаружена при раскопках. Д.А. Авдусин датирует ее рубежом XII и XIII вв., т. е. временем более поздним, чем иллюстрируемое событие. Мало вероятно, чтобы эту зарисовку с натуры произвели сводчики 1206 г. Еще один довод (косвенный): большое количество западных элементов копии XV в. не противоречит смоленскому происхождению ее, так как Смоленск входил тогда в состав Польско-Литовского государства.

Иллюстративная часть свода 1206 г. в целом лишена тематической стилистической стройности и единства. Учитывая то, что многие разделы последней части свода вообще не были иллюстрированы в свое время, приходится думать, что художники эпохи Всеволода Большое Гнездо удовольствовались копированием тех довольно многочисленных образцов, которые оказались в их распоряжении, не нивелируя их и почти не производя пересмотра принципов отбора сюжетов.

В итоге этого беглого рассмотрения можно предполагать в руках владимирских сводчиков начала XIII в. наличие (фактически или опосредствовано) следующих лицевых рукописей или их фрагментов:

1. Описание похода на Византию в 866 г. (?)

2. Лицевые жития Ольги, Владимира, Бориса и Глеба.

3. Свод 997 г.

4. Летопись Ярослава Мудрого.

5. Свод Никона Тмутараканского 1073 г.

6. Повесть о Печерской обители (помещена под 1074 г.).

7. «Повесть временных лет» Нестора (включавшую все шесть предшествующих произведений).

8. «Повесть временных лет» с ретроспективными дополнениями и переделками Мстислава в 1117–1118 гг.

9. Летопись Владимира Мономаха и Мстислава 1111–1132 гг.

10. Летопись Ярополка 1132–1139 гг.

11. Летопись Изяслава Мстиславича (летописца Петра) 1146–1154 гг.

12. Фрагменты летописи Юрия Долгорукого.

13. Летопись Андрея Боголюбского 1154–1174 гг.

14. Повесть об убиении Андрея.

15. Летопись Всеволода Большое Гнездо 1177–1199 гг.

16. Переяславская (?) летопись о делах Романа Мстиславича 1200–1205 гг.

Обилие книг в средневековом Владимире до поры татарских погромов не должно нас удивлять. О старшем сыне Всеволода князе Константине Мудром источники (в записях Татищева) сообщают, что он «великий был охотник к читанию книг и научен был многим наукам… Многие дела древних князей собрал и сам писал, також и другие с ним трудилися»[305].

Среди книг А.И. Мусина-Пушкина числился (за указание его приношу благодарность Г.Н. Моисеевой) «Летописец с лицами от первого-на-десять века».

ГАИМК — Государственный архив Института мировой культуры.

ЗОРСА РАО — Записки Отделения Русской и славянской археологии Русского археологического общества.

КСИИМК — Краткие сообщения Института истории материальной культуры.

МИА — Материалы и исследования по археологии СССР.

ПСРЛ — Полное собрание русских летописей.

СА — Советская археология.

ТОДРЛ — Труды Отдела древнерусской литературы.

УЗ ЛГУ — Ученые записки Ленинградского государственного университета.