В этой связи уместно поставить вопрос о назначении подобных городищ. П.Н. Третьяков, обнаружив на близких Колочинскому городищу памятниках Смоленщины прокопанные в центре площади круги, пришел к выводу, что это были городища-святилища. Не исключая это предложение, мы все же не можем счесть его вполне удовлетворительным[233]. Трудно представить себе, чтобы население, видимо подвергавшееся постоянной военной угрозе и вынужденное возводить мощные оборонительные сооружения, строило эти городища, прежде всего, как храмы. Колочинское городище, например, не имеет следов каких-либо культовых построек. Так же как и Тушемлинское городище и подобные ему, оно было в основном крепостью. Конечно, в некоторых случаях на них могли быть установлены идолы, в воображении древнего населения способствующие неприступности городищ. Например, святилища типа Арконы были мощными крепостями-убежищами. Там под покровительством своих божеств скрывалось население в период опасности. Чем больше выстаивала крепость, освященная присутствием божества, тем больше возрастала святость этот места. Городища, возникнув из-за практических нужд, обусловленных опасностями, изобиловавшими в эпоху переселения народов, когда многие племена пришли в движение, со временем могли стать народной святыней.

Таким образом, раскопки городища Колочин I отражают этапы каких-то инфильтраций племен в чуждую им среду — во всяком случае в культурном отношении. Мы имеем в виду смену зарубинецкой культуры памятниками середины I тысячелетия н. э. и затем роменско-боршевский этап. Генетическая связь предшествующего населения с более поздним, сменившим его в результате нападения и разгрома, основываясь на несходстве керамики и жилищ побежденных и победителей, представляется более чем сомнительной. На юге, в Среднем Поднепровье, открытые селища типа Пеньковки (урочище Молочарня), близкие по времени Колочинскому городищу, содержат совершенно иную керамику[234]. Существенно отличается керамический комплекс с западноукраинских памятников того же времени[235]. Другие селища, у с. Корчака, раскопанного И.П. Русановой, или ранние слои поселения в Луке-Райковецкой, раскопанного В.К. Гончаровым, по ассортименту керамики более близки нашим находкам[236]. Совершенно явно недалеко время, когда памятники середины I тысячелетия н. э., представляющиеся в настоящее время исследователям в виде некоего культурного монолита, будут расчленены. Уже сейчас намечаются не только разные локальные варианты одной культуры, но и совершенно разные культурные группы. Подкурганные захоронения на Житомирщине и «поля погребений», обнаруженные на Смоленщине Е.А. Шмидтом, подкурганные роменско-боршевские могилы и грунтовой могильник в Волынцеве — все это не одно и то же[237].

Замкнуто жившее без торговли и культурного обмена население, оставившее Колочинское городище, совсем не соответствует облику славян-землепроходцев, которые, по сведениям Прокопия и Иордана, в VI в. воевали чуть ли не под стенами Константинополя. Вряд ли тот факт, что памятники типа Колочина I встречаются единицами, соответствует сведениям о бесчисленных племенах древних славян-антов, о которых говорят письменные источники. В то же время жилища и лепная керамика памятников Среднего Поднепровья типа ранних поселений Пеньковки во многом имеют сходство с землянками и рядом форм посуды некоторых черняховских памятников раннего облика, как, например, на поселениях в Ломоватом I и в прибрежной части в Лесках, а также поздних, подобных исследуемому в Журавке Ольшанской. В таком случае можно говорить о постепенном развитии, сложной и длительной эволюции культуры местного древнеславянского населения. С другой стороны, примитивные жилища и керамика колочинского типа, насчитывающая по сути дела всего две формы горшков, а также низкий уровень развития всей культуры памятников корчакского типа, не сохранившей никаких следов общения с античным миром, вряд ли могут быть сочтены за те явления, которые объяснят последующий расцвет славянской культуры в эпоху Киевской Руси.

Одной из важнейших проблем древней истории нашей страны является проблема происхождения и ранней истории восточных славян, а также освещение уровня их экономического, общественного и культурного развития накануне образования древнерусского государства — Киевской Руси. Исключительно важное значение в этом отношении имеет изучение раннеславянских памятников середины и второй половины I тысячелетия, особенно расположенных в Среднем Приднепровье, явившемся ядром формирования древнерусского государства с центром в Киеве. Усилия советских исследователей в последние годы в значительной степени сосредоточены на изучении таких памятников в указанном районе.

Настоящее сообщение имеет целью познакомить с материалами, происходящими из раскопок одного из таких поселений, расположенного в самом Киеве — на горе Киселевке, являвшейся составной частью древнейшего города[238]. Гора Киселевка представляет собой одну из обособленных высот правого берега долины р. Днепра, расположенную к северу от центральной части города — Старокиевской горы. Самая высокая ее точка возвышается на 80 м над современным уровнем Днепра.

Гора Киселевка является одним из наиболее рано заселенных человеком районов территории современного города. На ней раньше многих других районов, еще в конце XIX в., были начаты специальные археологические исследования, периодически продолжавшиеся с тех пор в течение многих лет. В результате этих исследовании установлено, что Киселевка была обитаема человеком со времени позднего триполья, т. е. с конца III тысячелетия до н. э. Непрерывное заселение ее славянским населением устанавливается с рубежа нашей эры — со времени зарубинецко-корчеватовской культуры[239].

Древнейшие материалы, относящиеся к интересующему нас периоду, обнаруженные на Киселевке, могут быть датированы серединой I тысячелетия н. э. Это небольшое число обломков лепной глиняной посуды, близкой к керамическим комплексам так называемого корчакского типа[240]. Они представляют собой обломки лепных тонкостенных сосудов темно-серого цвета с шероховатой поверхностью, с примесью слюды в глине. Края этих сосудов чаще всего совсем прямые, близко напоминающие края сосудов так называемой баночной формы (рис. 1, 1–3), реже слегка отогнуты наружу (рис. 1, 4, 5). На двух обломках края сосудов имеется орнамент из защипов (рис. 1, 6, 7). Донья этих сосудов плоские, без выступов-закраин (рис. 1, 8).

Вероятно, как к полагают исследователи, материалы корчакского типа относятся ко времени VI–VII вв. н. э.[241] К середине I тысячелетия н. э. относится также ряд других материалов, обнаруженных раскопками на Киселевке. Они свидетельствуют о довольно интенсивном заселении ее в это время. Об этом, в частности, говорят находки монет V–VI вв. С.В. Коршенко определил среди них три византийских фолиса императоров Анастасия I (498–518), Юстиниана I (527–566)[242]. Монеты с горы Киселевки не только свидетельствуют о заселении этого района в середине I тысячелетия н. э., но и подтверждают существование ранних связей населения древнейшего Киева с Византийской империей. К V–VI вв. относится также найденная на Киселевке небольшая амфора высотой 35 см, серо-желтоватого цвета. Горло у нее длинное с узким прямым венчиком, ниже которого находятся оттопыренные ручки; заканчивается амфора узким округлым дном. Поверхность амфоры ниже ручек и у самого дна украшена двумя поясами из крупных желобчатых полос (рис. 2, 1). Кроме Киселевки, подобная амфора (рис. 2, 2) была найдена в Киеве и недалеко от нее, на Подоле[243] — древней торговой части территории города на берегу Днепра (его притоке Почайне). Последнюю из киевских амфор вместе с аналогичными амфорами средневекового Херсонеса А.Л. Якобсон относит к V–VI вв.[244] Аналогичная амфора была найдена также недалеко от Киева на левом берегу Днепра в с. Светильне Бориспольского района Киевской обл.[245] Подобные амфоры из Болгарии (в частности, из Преславско) Й. Чангова считает встречающимися на поселениях, которые перестали существовать в VI–VII вв.[246]