Это был высокий мужчина лет за тридцать, крепкий – косая сажень в плечах, несколько неряшливого вида. Англичанин по происхождению, в Карловы Вары он наведывался с завидной регулярностью. Особых симпатий к нему Хуберт никогда не испытывал. Как-то раз отец поведал сыну, что некогда Себастьян Моран служил в британской армии, но не так давно был изгнан со службы. Когда бы Хуберт ни встретил этого человека, от него вечно попахивало перегаром. Да и на женщин он смотрел так похотливо и вызывающе, что Хуберт испытывал отвращение. Сама мысль о том, что Бизоньози полагается в делах на такого человека, побуждала Хуберта относиться к начальнику отца с еще меньшим доверием.

Однако в тот день Себастьян Моран вышел из кабинета не один. Рядом с ним шел человек, с виду намного более опрятный: высокий, худощавый, с пронзительным взглядом и горделиво наклоненной головой. Беседовали они по-английски, так что Хуберт не очень хорошо понял, о чем они говорили, но все же ему удалось уловить имя, что использовал Себастьян Моран при весьма церемонном обращении к незнакомцу: профессор Мориарти.

Любопытно, как течение времени изменит перспективу всей истории. Но в тот момент это имя являлось для него пока что пустым звуком.

Двенадцать лет спустя, находясь уже очень далеко, приложив неимоверные усилия, чтобы спрятать поглубже любое воспоминание о Карловых Варах и обо всем том, что осталось у него за спиной, Хуберт услышит от девушки по имени Эмма Дойл, что профессор Джеймс Мориарти погиб, что некто по имени Шерлок Холмс его убил.

И только тогда Хуберт Елинек, уже сменивший к тому времени фамилию, сможет наконец спокойно спать по ночам.

Когда покачивание палубы сменилось таким привычным потряхиванием экипажа на конской тяге, для Эммы это оказалось изменением весьма приятным. Служащий отеля, в котором трудилась мисс Тернер и который должен был стать для них домом, приехал в порт встретить сестер и немедленно подхватил чемоданы, а потом загрузил их в повозку. В этот момент Эмма почувствовала себя чуть ли не особой королевской крови. И горячо поздравила себя с тем, что Элис заставила ее тщательно заплести косы и что обе они надели свои лучшие платья. Работник отеля – опрятный мужчина средних лет, с медной бородкой, обладатель ирландского акцента – был облачен в элегантную униформу, а запряженная в карету лошадь выглядела аккуратной и ухоженной. Сам экипаж сверкал чистотой как внутри, так и снаружи. Эмма уже умирала от желания поскорее приехать в отель и собственными глазами увидеть, окажется ли и там все таким же величественным.

– Ты только погляди на дома, Элис, – шепнула она сестре на ухо, показывая на фасады красного цвета по обеим сторонам улицы. – Как ты думаешь, отель «Белгравия» тоже такой?

Элис выглянула в окно кареты поверх головы сестры. Эмма никогда в жизни ничего подобного не видела. В Шанхае все оказалось совсем не таким, как в Англии. Многие строения здесь были деревянными, выкрашенными красной краской, с красивой керамической черепицей на крышах и широкими свесами кровли с заостренными углами. Встречались и более скромные строения – из нетесаного дерева под простенькой кровлей, но все они отличались своеобразным стилем, так непохожим на лондонские кварталы, что Эмме оставалось только завороженно улыбаться.

Другим был и воздух. Пахло специями и грунтовой дорогой, а также морской солью, к которой Эмма уже успела привыкнуть. По обеим сторонам улицы стояли торговцы рыбой, здесь и там двигались груженные бревнами повозки.

Элис улыбнулась сестре, чьи глаза сверкали от восхищения.

– Шанхай чудесный, правда? И все же, как ни жаль мне тебя разочаровывать, но я очень сомневаюсь, что отель «Белгравия» будет похож на эти здания.

Извозчик повернул за угол и сообщил пассажиркам, что уже совсем скоро они окажутся на территории Международного поселения. Панорама за окном слегка изменилась. Внезапно Эмма стала подмечать здания, гораздо более привычные ее глазу: огромные фабрики с тонкими трубами, над которыми к небу поднимались белые столбы дыма, роскошные казино, отели и универмаги. Традиционные китайские дома этого города перемежались здесь со зданиями в западном стиле. Улицы Международного поселения кишели пешеходами и двуколками. Люди европейской и азиатской наружности говорили на бесчисленном множестве языков. Английский и шанхайский диалект китайского, судя по всему, в этом лингвистическом море преобладали, но этими двумя языками полифония явно не ограничивалась. Эмма узнала итальянский и португальский. Китаянка, толкавшая перед собой тележку, доверху наполненную чем-то вроде диковинных фруктов, принялась ругаться на мальчишек, совершенно неожиданно выскочивших на проезжую часть, отчего велосипедисту пришлось резко нажать на тормоза. Мужчина адресовал сорванцам снисходительную улыбку в качестве прощения и обменялся с женщиной несколькими фразами на английском. Он говорил с американским акцентом, она приветливо ему улыбалась. За их спинами Эмма заметила здание, похожее на храм. Фасад его был украшен золочеными пластинами, в дверях мужчины курили фимиам, люди перед входом разувались. Рядом с храмом, приглашая вечером на водевиль, виднелись афиши концертного зала, что высился в центральной части широкого проспекта. Эмма не имела ни малейшего представления о том, что такое водевиль, и уже хотела было задать вопрос сестре, как в этот самый момент экипаж резко затормозил вслед за раздавшимся ржанием лошади и громким встревоженным восклицанием возницы – сначала на шанхайском, а потом на английском.

– С вами все хорошо, господин? – произнес кучер, второпях спустившись с кóзел.

Эмма и Элис, не успев прийти в себя после резкого торможения, обменялись недоуменными взглядами и последовали его примеру. На мостовой уже собралась небольшая толпа пешеходов, окружившая мужчину: он стоял на коленях и в сильнейшем замешательстве озирался по сторонам, как будто не до конца понимая, что же с ним случилось. Кучер опустился возле него на колени и без конца повторял, как сильно он сожалеет о произошедшем.

– Я вас не видел… Уверяю вас, что я смотрел на дорогу, но откуда вы появились – не увидел… Вы ушиблись?

– Ваша лошадь чуть не раскатала меня в лепешку, – жалобно бормотал мужчина. На нем был рабочий комбинезон, несколько выцветший, он говорил с северноанглийским акцентом, на вид ему можно было дать лет пятьдесят. Он попытался подняться, однако тут же скривился от боли и потянулся рукой к своему левому плечу. – Кажется… Кажется, у меня там что-то сломалось.

Кучер изменился в лице и стал просить пострадавшего не двигаться, пока его не осмотрит врач.

– Но мне нельзя здесь оставаться, – возразил мужчина и вновь попытался подняться. Кое-кто из присутствующих шагнул вперед, не давая ему шевелиться. – Смена на фабрике начнется через полчаса; если я опоздаю, то меня уволят.

В эту секунду сквозь толпу зевак протиснулся еще один человек. Молодой китаец.

– Позвольте мне осмотреть его, я ассистент доктора, – предложил он свои услуги. После чего присел возле пострадавшего и стал ощупывать разные части его тела.

Все молча наблюдали. Через несколько долгих минут молодой человек поднялся.

– Ноги и позвоночник в полном порядке, но вот в плечевом суставе вывих. Необходимо срочно его вправить, иначе сустав еще больше повредится.

Кучер застонал, словно это у него был вывих плеча, а не у пострадавшего мужчины. Молодой китаец продолжал:

– Мой учитель живет за пределами Поселения, но не очень далеко. Если пойдете со мной, он сможет вправить ваш вывих. И довольно быстро.

– Пойдите с ним, – вступила в разговор женщина из толпы зевак. – В таком состоянии работать вы все равно не сможете.

– Но у меня нет денег на всяких там докторов, – жалобно проговорил мужчина, вновь потянувшись к больному плечу.

– Я за все заплачу! – тут же воскликнул кучер. Он побежал обратно к кóзлам экипажа и достал большой кожаный кошель. Покопался внутри, извлек матерчатый мешочек меньших размеров и протянул его молодому ассистенту врача. – Я только что получил жалованье за две недели, вот оно все, нетронутое. Этих денег хватит на лечение пострадавшего?