Женщина вырвала у Микул платье, вцепилась в него зубами и разорвала. Потом бросила на пол и стала топтать ногами. При этом она громко кричала, а когда подняла голову, в лунном свете заблестели слезы, заливавшие ее лицо.

Снаружи послышались крики, топот идущих строем воинов, звон оружия, ржание лошадей.

– Тебе интересно, что там происходит? Смотри! Смотри, говорю! – Женщина подбежала к двери и кричала, обернувшись к Микул: – Дикка уезжает. На войну! Он совсем перестал приглашать меня к своему столу; он идет на войну, чтобы убежать от меня. Смотри быстрее сюда, смотри!

Женщина кинулась к ней, схватила за волосы Микул, прижимавшую к груди разорванное испачканное платье, и потащила к двери.

– Иди сюда, смотри, что ты наделала! Никто не будет смотреть на тебя голую. Сюда иди!

За дверью Микул увидела воинов, выстроившихся во внутреннем дворе. Часть воинов уже двинулась маршем за пределы крепости.

– Выступать маршем посреди ночи! Это безумие!

Она толкнула Микул на пол.

– Слушай внимательно! И вспоминай. Все, что ты натворила здесь. Ты подружилась с рабами, научила их священным писаниям. Ты не знаешь, что письмена – это драгоценность? Наши мудрые предки, рискуя жизнью, получили их от бога. Ты же хочешь превратить это в ничто. Ты думаешь, что если тебя высекают из камня, то ты стала богиней? Ты пытаешься разрушить порядок. Ты как чума. Дьявол. После твоего появления все идет прахом. Тебя подослали рабы? Дикка должен был быть со мной. Дикка меня любил! Пока ты не приехала! После твоего приезда он стал редко со мной ужинать. Перестал брать на охоту. А ты что делаешь? Пользуясь доверием Дикки, разрушаешь здешний порядок… Почему тебя пустили в школу для благородных? Почему с тебя, простой девчонки, делают каменную скульптуру? Я никогда не слыхала ничего подобного. И ты еще пыталась затащить в класс рабыню Рой… Даже ходила в жилище рабов, изображая из себя учителя! В Совете каждый день тебя обсуждают. И Дикка всегда тебя покрывал. Из-за тебя он поссорился с Советом. У него появилось много врагов. Дикка изгнал и перебил всех до единого, кто тогда сместил его, но и без них врагов у него достаточно. Ты как будто его преследуешь… Дикка тебе об этом не рассказывал?

Женщина замолчала, и топот снаружи стал явственней.

– Я ничего не знала. Дикка мне ни слова не говорил.

– Очень похоже на него… Он все трудности всегда переносит сам. Если б он посоветовался со мной, то утопил бы тебя в Ниле. У него не осталось другого выбора, кроме как начать войну с Нубией, одержать в ней победу и этим восстановить свой авторитет. А после этого он собирается, не слушая никого, взять тебя в невесты… Какая глупость! Сейчас не самое лучшее время для войны с нубийцами. В пустыне ночи холодные. Воды мало. Будут большие потери. Совет единогласно был против, потому что Нубия сейчас настороже, но Дикка пошел всем наперекор. Он упрямый! Это так глупо! Кто ты такая, чтобы из-за тебя так рисковать жизнью? Из-за тощей деревенской девки! Из-за тебя он потерял рассудок. Несется, как взбесившаяся дикая лошадь, совершает поступки с необратимыми последствиями… Все из-за тебя! Лучше б ты умерла! Тогда все исправилось бы. Как я тебя ненавижу! Что со мной станет?! Что я буду делать, оставшись одна? Кто мне поможет, когда Дикка меня оставил!

Женщина упала на колени у входа и зарыдала, закрыв лицо обеими руками.

Микул в оцепенении лежала голая, свернувшись на полу. Она и представить себе не могла ничего подобного. Почему это произошло? Она поняла только, что ради нее Дикка взвалил на себя непомерный груз.

Микул смотрела невидящим взглядом на освещенный лунным светом угол комнаты. Женщина поднялась, задержала на Микул ненавидящий взгляд горящих, опухших от слез глаз и вышла из комнаты.

На следующее утро из рассказов Рой и рабов, с которыми она успела подружиться, Микул узнала, кто была эта женщина.

Ее звали Семетопетес, она была единственной дочерью своей матери из аристократического восточного рода, и еще в детстве окружение определило ее в невесты Дикке. Но в последнее время тот передумал и отдалил ее, еще и потому, что она была другой веры. Семетопетес стала настолько неприятна Дикке, что он хотел изгнать ее вместе с матерью из крепости, но не нашел для этого подходящего предлога.

Семетопетес недавно потеряла отца, которого убили вторгшиеся иноземцы, и, несмотря на знатное происхождение, положение ее стало незавидным. У Дикки уже не было причин обязательно брать ее в жены. Но в этой стране матери с дочерью не у кого было искать поддержки, кроме Дикки, поэтому Семетопетес пришла в такое бешенство. Когда-то у них было много вассалов и рабов, но их становилось все меньше, к тому же на Востоке у них больше не было дома, куда они могли бы вернуться, отчего они обе стали впадать в безумие.

Но правда и то, что Дикка попал в опасную ситуацию. Поэтому он, ни слова не сказав Микул, отправился воевать.

В 23:30 вечера писатель Джек Вудбелл и археолог Уолтер Уайт с женами Нэнси и Джейн болтали в курительном салоне первого класса. Как всегда, из ресторана доносилась веселая музыка, пассажиры за соседним столиком развлекались карточной игрой. Рядом в углу салона стоял еще один диван, на котором сидел порядком набравшийся управляющий Лондонской биржи Эндрю О’Брайан, по обыкновению отпускавший свои язвительные замечания.

Хотя О’Брайан и принадлежал к лондонскому высшему обществу, это был довольно своеобразный человек. Он родился в семье небогатого инженера в Бирмингеме, в одиночку перебрался в Лондон и упорным трудом достиг своего нынешнего положения.

Попивая вино, выдерживавшееся в бочках еще с прошлого века, О’Брайан испытывал жажду, как будто только что выплыл из водоворота биржи, и вполне ожидаемо скоро устал. Он говорил, слегка распустив галстук:

– «Титаник» похож на многоярусный торт.

Джек и Уолтер повернули головы на его голос. Управляющий продолжал, преувеличенно жестикулируя, как актер шекспировского театра:

– На этом корабле собрались богачи с множеством слуг и горами багажа. У их жен ящики платьев, ящики обуви, ящики драгоценностей для ежевечерней демонстрации мод в салонах и ресторанах. Но в этой плывущей по Атлантике пирамиде в поту и угольной пыли работают кочегары и другие члены команды. Им, чтобы купить на свою зарплату билет первого класса даже в одну сторону, понадобятся долгие годы. Прямо над ними – пассажиры третьего класса. Бедняки из Британии, Франции, Ирландии, проигравшие в жизненной схватке, едут с последней надеждой начать все сначала в новом раю. Палубой выше – каюты второго класса. Люди среднего достатка – учителя, торговцы, различные специалисты, нажившие хоть какое-то имущество и живущие более-менее пристойно. И наконец, самая вершина, фрукты со взбитыми сливками. Здесь разместились богачи и знаменитости с шеями в крахмальных воротничках. Это про вас.

– Нет, я совсем другой, – сказал археолог.

– У меня тоже нет с собой ни ящиков с платьями, ни одного слуги, – добавила Нэнси Вудбелл.

– Все равно, в разрезе этот железный торт – карикатура на общество Великой Британской империи образца двенадцатого года.

– Согласен, – прореагировал Уолтер Уайт.

– А вы не думаете, что процветание нашей империи долго не продлится?

– Не могу согласиться, – сказала жена писателя.

– Ну-ну… А вы как полагаете, мадам? Очень хотелось бы услышать ваше высокое мнение.

– Вы просто пессимист. Критика в адрес цивилизации нашей Великой Британской империи подобна критике убежденного холостяка в адрес женщин; она – плод вашей интровертности.

– О, это интересный психологический анализ… Доктор, продолжайте, пожалуйста.

– Одна страна выглядит процветающей в сравнении с другими. Допустим, что у нашей британской цивилизации нет большого будущего, но тогда кто будет процветать вместо нас? Франция? Италия? Австрия? Ответ – нет. Эти цивилизации уже сейчас подобны древним старухам.