– Должно быть холоднее, – добавила Ката, кивая на окно с бесконечной ночью за ним. Действительно, без Солнца каждая ночь должна быть холоднее предыдущей. И все же, казалось, температура зависла прямо перед нулем. Возможно, дело в Луне, которая стала больше и ярче, а появлялась чаще.

Неужели таким отныне будет мир? А что станет со смертными – мы просто вымрем или же отыщем живучие растения и тощих животных, которыми можно набить животы?

Я потерла лоб, стараясь унять беспокойство. Нам нужен солнечный свет. Мне отчаянно нужен солнечный свет.

Будто прочитав мои мысли, Энера прошептала:

– Солнце умер.

– Боги бессмертны. – Мне не впервой об этом напоминать.

Мама задумалась на мгновение.

– Возможно, война отдалилась от Матушки-Земли, и Солнце отдалился с ней. Или же к нам прибыл некий бог тьмы.

Опершись локтями о колени, я сказала:

– Вряд ли нами завладел новый бог. А другим полубогам и божкам не хватило бы сил поглотить всю Матушку-Землю целиком. Может, беда сразила только Рожан? И в других местах свет есть?

Божки – самые слабые небесные существа, тем не менее гораздо более могущественные, чем человек. Пусть они не бессмертны, как боги и полубоги, живут очень долго. Сотни, если не тысячи лет. Я уже давно не заглядывала в Священные Писания, а о божках люди говорили нечасто. И действительно, сами мы ни одного в глаза не видели. Может, их и больше, чем остальных небесных существ, но это вовсе не значит, что их много. Вряд ли я узнала бы божка, даже если бы столкнулась с ним нос к носу.

Бабушка стукнула тростью об пол.

– Я не брошу свой дом! Бегите за светом без меня!

Мы с мамой переглянулись. Не стоило об этом и спорить, тем более что мы ничего не знали наверняка. Отрезанные от мира тьмой, мы могли лишь гадать об истинном положении дел. Ни ученый, ни королевский гонец не примчится на нашу ферму с вестями. Информация будет медленно стекать сверху вниз: от самых богатых к самым бедным, в конце концов попадет в уста барда или купца, проезжающего через Гоутир, и тогда, вероятно, Даника или Зайзи донесут ее нам.

Я старалась не думать о том, что мы все тут умрем вместе с глубоко пустившей корни бабушкой.

Меня замутило. Энера коснулась моего локтя.

– Поспи на нашей кровати, милая. Мы пока не будем ложиться.

Я взглянула на часы. Четыре дня. Организм совсем сбился с ритма. Или сбилось чувство времени и сейчас четыре утра, но я точно помнила…

Мама ущипнула меня за руку.

– Ступай!

Кивнув, я направилась во вторую спальню, не потрудившись даже зажечь свечу.

Я и не заметила, как погрузилась в сон, а проснувшись, уставилась на тени на потолке, созданные слабым светом, просачивавшимся по коридору от камина. Я лежала поперек кровати, пахнущей шалфеем. Несмотря на сон, в глаза словно песка насыпали. Я потерла их ладонями и медленно села. Желудок заурчал, требуя пищи. Интересно, кто-то что-нибудь приготовил?

К счастью, в коридоре я услышала звяканье ложки о кастрюлю. Энера дремала на стуле в моей комнате – значит, на кухне Ката. Я мягко встряхнула маму за плечо.

– Поменяемся?

Она с благодарностью похлопала меня по руке и выскользнула в коридор.

Размявшись, я придвинула стул поближе к кровати и взяла альбом для рисования.

– Что будем делать сегодня, Золотой? Может, начнем с другого конца и нарисуем твои ноги?

Я открыла альбом на чистой странице и взяла кусочек угля.

Когда я вновь подняла взгляд, на меня смотрели глаза Золотого.

Сегодня Солнце казался немного ярче.

«Глаза словно перламутр», – эта мысль первой пробилась сквозь изумление. Глаза мужчины действительно походили на перламутр – внутреннюю часть раковины, куда попадает и отражается свет, – молочно-белый, переливающийся всеми цветами радуги и согретый легким оттенком золота. Радужки окаймляло более темное кольцо, напоминавшее внешнюю оболочку раковины. Глаза были глубоко посажеными, круглыми, с приподнятыми внешними уголками и со слегка нависающим верхним веком.

«Он очнулся!» – было моей второй мыслью.

Я чуть не выронила альбом, но успела поймать, когда он начал соскальзывать с колен. Углю повезло меньше. Он упал на пол и закатился под кровать.

Я приподнялась со стула, не вставая, однако, полностью.

– Как вы себя чувствуете?

Он глядел на меня растерянным взглядом человека, который только что пробудился от глубокого сна – тело уже тут, а сознание следует за ним слишком медленно. Его чудесные, захватывающие дух глаза устремились на стену позади меня, затем на кровать, затем на потолок.

– Вы в деревне, недалеко от Гоутира, – объяснила я.

Он резко сел, одеяло упало на бедра, странные одеяния натянулись на торсе.

Мои руки взметнулись, словно в попытке утихомирить испуганного коня.

– Это в Рожане. Но… вы ведь и сами знае- те, да?

– Ай? – донесся голос мамы из коридора.

Не обратив внимания на ее зов, я нервно сглотнула и представилась:

– Меня зовут Ай. Айя. Я нашла вас у реки без сознания. Вы здесь уже пять дней.

Замешательство углубило морщинки между его бровями и потянуло вниз уголки губ. Еще один образ для наброска… Впрочем, не время об этом думать. Отодвинувшись от меня, незнакомец похлопал себя по груди, животу, затем взглянул на ладони и оглядел их так, словно видел впервые.

Что же за сон ему приснился, который все никак его не отпустит?

Я попятилась.

– П-погодите немного, я принесу вам воды…

– Рожан?

Его голосу полагалось быть хриплым после долгого сна, однако воздух пронзил глубокий баритон, вызвавший мурашки на коже. Речь мужчины будто делала его более реальным.

Он по-прежнему глядел на свои руки.

– Рожан, вы сказали?

Я кивнула, и поскольку он на меня не смотрел, пробормотала:

– Да.

На пороге появилась Энера и ахнула.

– Проснулся!

Я протянула руку, останавливая ее: не стоило его обступать… Впрочем, наверняка и бабушка уже нас услышала, и уж она-то не станет терпеливо дожидаться ответов.

Золотой сжал кулаки и медленно опустил на бедра.

– Понятно.

Переглянувшись с мамой, я спросила:

– Разве вы… направлялись… не в Рожан?

Наша ферма находилась далеко от границы. Его не могло унести в наши края из другой страны по реке – точно не живым.

Он выдохнул, и по комнате словно пронесся порыв летнего ветерка. Золотой спустил ноги на пол.

Я поспешила к нему.

– Не вставайте так сразу. Вы еще больны…

Не успела моя рука коснулась его плеча, как он отпрянул.

Я застыла, вытаращившись на него. Он уставился на меня в ответ.

Сбитая с толку, я с трудом вспомнила, что хотела сказать.

– В-вы еще выздоравливаете. – Впрочем, выглядел он вполне здоровым. – Не спешите. Поешьте немного.

Шепот из коридора возвестил о приходе Каты, но, казалось, мама ей возразила – впервые в жизни. Я надеялась, что она попросила ее подождать и не пугать беднягу своим уж слишком большим интересом.

Кроме того, следовало учитывать возможную опасность. Мы его совсем не знали, и как бы мне ни нравилось его рисовать, и каким бы больным он ни был ранее, при желании он легко мог одолеть всех троих.

Его золотистые брови сошлись на переносице, когда он взглянул на меня.

– У нас есть суп, – донесся от двери робкий голос мамы. Держа свечу в одной руке и деревянную миску в другой, она осторожно приблизилась к нам. – Поешьте. Вам нужно набираться сил.

В свете двух свечей глаза Золотого стали еще ярче. Его брови расслабились.

– Я тебя знаю, – прошептал он.

Меня словно пронзила молния. Вниз по спине пробежала дрожь и поднялась обратно.