Валерия провела ладонью по лицу.

– Ада Марковна появилась на свет в столице, все ее предки были потомственными москвичами. Детей в семье, кроме нее, не было. Поэтому ей одной достались огромные апартаменты в Глазовском переулке. Это Старый Арбат, из окон пятикомнатного жилья видно здание МИДа, совсем рядом шумит Садовое кольцо. Не самое лучшее место для жизни – шумно, грязно. Мои родители живут в самом начале Тверской. А у бабушки с дедушкой по линии папы была «трешка» неподалеку от Московской консерватории. Анна Степановна преподавала вокал, Мефодий Кириллович был концертмейстером. Они не были классическими дедулей с бабулей, которые занимаются внуками. Бабушка была вся в работе, у нее студенты, частные уроки. К сыну в гости они не приходили никогда! Но меня к себе приглашали, я у них бывала и дома, и в ресторане на днях рождения. Собиралась толпа народа. Меня наряжали, причесывали, велели молча стоять в холле около няни, всем улыбаться. Когда приходила пора садиться за стол, Ада Марковна уводила меня домой. Почему к нам родители отца не заглядывали? Я не знала. Но один раз, когда я уже была старшеклассницей, няня проговорилась, что старшее поколение терпеть не может жену сына, потому что та без роду и племени, обманом в приличную семью влезла, вынудила мальчика на себе жениться. Кстати, мама никогда не участвовала в приемах, которые проводились в ресторанах.

Валерия начала накручивать на палец прядь волос.

– Отвлеклась немного, простите. Когда Ада Марковна скончалась, мне и в голову не пришло поинтересоваться, кому досталась ее квартира, не думала о жилье Гришиной. И вдруг новость: я владелица ее хором. Я сходила к юристу, тот объяснил, что в течение шести месяцев кто-то может заявить свои права на наследство. Но так как завещание составлено в мою пользу, особо волноваться не стоит. А я уже ухаживала за могилой Ады Марковны. Няню похоронили на Ваганьково, у нее там лежат все родственники. Конечно, знала, что ее апартаменты в плохом состоянии, и когда стала их владелицей, поняла, что требуется масштабный ремонт. Встал вопрос: где денег взять? Получала хорошую зарплату, но чтобы не жить около мамы, снимала квартиру – большая часть получки уходила хозяйке однушки. Ну и пришла в голову мысль продать подарок няни, купить в Подмосковье дом с участком, поселиться там. Смогла бы исполнить мечту детства, завести собаку, да не одну, и кота в придачу. В основном работала дома, животные скучать не стали бы. Накопила бы на небольшую машину…

Валерия отвернулась к окну.

– Обратилась в риелторское агентство. Дальше как по маслу покатило! Нашлись три покупателя. Один предложил самые выгодные условия: обмен его нового коттеджа в хорошем поселке в пятнадцати километрах от Москвы на мою квартиру плюс сумма, на которую можно купить бюджетную иномарку. Оформили сделку. Взяла кредит на мебель, въехала! Вот оно, счастье! С родителями не ругалась, но наше общение почти к нулю свелось. Квартира родителей отца досталась Мариусу. И это справедливо. Московские апартаменты моего дедушки Гео отошли Леокадии. Каким образом моя мать оказалась на Тверской? Моя бабушка, жена дедушки Георгия, умерла рано. Вдовец впал в депрессию, начал говорить и о своей скорой смерти. На тот момент и тетя Лека, и моя мать совсем молодые были. Отец им сказал: «Предлагаю вам выбор. После моей смерти одна из вас получит мое московское жилье со всем содержимым. А другая станет обладательницей хором в любом районе Москвы. Только решать надо сейчас, пока есть возможность эти самые хоромы как бы бесплатно получить. Ну?» – «Не хочу жить в старой квартире, – закапризничала Эмилия, – мне нужны апартаменты на Тверской». Леокадия же произнесла другие слова: «Папочка, я останусь там, где прошло детство». Она не стала спорить с Эмилией, и та потом въехала в квартиру на Тверской. Лека постоянно была на гастролях. Когда свое оттанцевала, стала хореографом и снова начала разъезжать по разным городам-странам. Но о папе не забывала, всегда привозила ему вкусный сыр, чай, лекарства, одежду. Когда дедуле совсем плохо стало, мы с тетей Лекой его постоянно навещали, не давали скучать. И Леокадия наняла отцу сиделку с проживанием – тот никогда один не оставался. Вот еще интересный факт. Когда отец заболел, Лека и к нему забегать стала. Носила маминым свекру и свекрови хорошие конфеты, гулять их вытаскивала. Заботилась о них, как родная дочь, а ведь они ей никто! И тетя обрадовалась, когда узнала, что бабушка Анна завещала свои апартаменты Мариусу. Бабушка пережила мужа, но вечно никто не живет. Во время поминок свекрови мама вся нервная была – понятно, с трудом сдерживается, чтобы скандал не устроить. Очень ей хотелось поорать, а нельзя. Бабушка до последних дней преподавала, народу собралось ее проводить уйма! Можно сказать, весь цвет оперного пения, и не только России. Вот мама и стиснула зубы. Отец был спокоен, если не сказать радостен. К нему с соболезнованиями подходят, он унылое лицо делает. Но едва человек отойдет, папа телефон хватает, с кем-то переписывается. И вид у него становится как у кота, который славно пообедал.

Валерия неожиданно замолкла, потом молитвенно сложила руки.

– Пожалуйста, простите за ненужные воспоминания! Перехожу к делу. Все началось в прошлом году. У меня был день сдачи работ в «Союзмультфильме». Поехала туда, до обеда обсуждала свои работы, потом говорила о новом проекте. И тут звонок на мобильный. Меня разыскивал брат. У меня сердце екнуло. Мы с Мариусом поддерживаем хорошие отношения, но друг другу совсем чужие. И прямо крик из трубки: «Лера, приезжай скорее, матери совсем плохо!» Естественно, я понеслась домой к маме. Кто дверь открыл? Не помню. Голос сказал: «Ты отца убила». Потом стакан в руке оказался. Выпила воду. Кто ее принес? Не знаю. И тут мать перед глазами, хватает меня за руку, впихивает в комнату, визжит: «Смотри, что ты наделала! Ты во всем виновата!» Я обомлела. Мать вопит, пахнет чем-то противным, вроде сладкого протухшего мяса, дышать нечем, в ушах звенит, сил почему-то нет, спина вдруг похолодела, закружилась голова, ноги подкосились… Больше ничего не помню.

Посетительница замолчала, мы с Борисом тоже не произносили ни слова. Фокина потрясла головой.

– Дальнейший мой рассказ покажется вам фантастическим романом. Но это правда. Очнулась в незнакомой комнате, лежу в кровати, захотела встать – не могу, руки-ноги привязаны к постели. Начала кричать. Появилась крепкая женщина, высокая, прямо огромная, и неожиданно ласково спросила: «В себя пришла? Ты в клинике. Не нервничай. Если что надо, скажи». Я ей ответила: «Хочу в туалет, но меня почему-то привязали». – «Так положено, – кинулала незнакомка. – Натворила ты, девка, дел. Судно сейчас подам. Затем поговоришь с доктором. Не бойся, он умный, добрый. А потом поглядим, как станут события развиваться».

Валерия сложила руки на коленях.

– Не стану грузить вас описанием своих чувств. Суть такова. Мать рассказала, что я пришла к ней домой и словно с ума сошла, затеяла скандал, орала на нее. Отец вмешался, я что есть сил его толкнула, он начал падать, ударился головой о консоль и умер. Мариус плохо помнит, что произошло, он очень испугался. Мать же утверждает, будто я, поняв, что убила отца, кинулась к аптечке, вытряхнула разные лекарства, проглотила их, запила водой, сказала: «Сама себя накажу за смерть папы», – и рухнула без чувств. Что в этот момент делал сын, мать не в курсе, потому что сама потеряла сознание. Мариус ничего сообщить не может, на диване сидел, голову руками обхватил, глаза закрыл. Я кричала: «Моя квартира! Ты никогда не была родственницей Ады Марковны». Мать в ответ: «Марк, отец Гришиной, родной брат моего папы. Я тоже наследница». И тут я превратилась в фурию, бросилась на женщину. Мариус кинулся к маме, отец – ко мне… Дальше версии совпадают: я отпихнула отца, тот упал головой на угол консоли.

Валерия потерла лоб.

– У кого угодно спросите, я никогда не дерусь. Даже в детстве в песочнице я предпочитала отдать ведерко, а не лупить им другого малыша. Почему в тот день продемонстрировала яркую агрессию? По какой причине почти ничего не помню? У меня диагностировали реактивный психоз. Отца похоронили, понятно, что я в траурной церемонии не участвовала. Меня поставили на учет в психдиспансер. Заперли в клинике надолго, вышла пару месяцев назад. Сейчас мать меня ненавидит еще сильнее, чем раньше. Мариус от меня не отказывается, он со мной мило разговаривает. Живу за городом в своем коттедже. Издательство никак не отреагировало на нахождение автора в сумасшедшем доме. Редактора волнует лишь одно – сдам ли вовремя рукопись. Я, вроде, начала в себя приходить. Но недавно позвонил Мариус, предупредил, что он с мамой теперь не живет, обосновался в апартаментах, которые ему завещала бабушка Анна Степановна. Но каждый день навещает мать. Она сыну сообщила, что легко докажет, будто я больна и опасна для окружающих. Мать добьется опеки надо мной, засунет опять в психушку, запрет там навсегда. Я убила отца и могу лишить жизни других людей. Пожалуйста, докажите, что я не лишала жизни папу.