– Да? – прищурился имперец. – Хорошо, приведу пример из одной вашей книги. Некий герой искал себе автоматические заводы по производству чего-то там. Обнаружив большую космическую станцию, на которую собрались напасть враги, он дождался нападения, хотя мог предупредить о нем, а затем, когда на станции начали взрываться ядерные заряды, принял воровать нужные ему заводы, помещая их в пространственный карман. Не спасать выживших, не помогать несчастным, даже женщинам и детям, а обворовывать их! Так поступить мог только последний скот! Даже хуже. Вы же описали все это так, словно он поступил правильно. У вас есть что возразить?

Писателю перехватило дыхание. Ему не в первый раз поминали этот эпизод. Да как они не понимают, что иначе было нельзя?! Герой не мог ничего поделать, не мог остановить атаку, а заводы ему требовались. Помогать? А зачем? Кому? Незнакомым людям, которым он ничем не обязан? С какой стати?! Они ему ничего хорошего не сделали, так почему он должен был что-то делать им?! Ах, это, видите ли, жестоко! Достали со своей поганой моралью и этикой! Ох, как достали! Никто никому и ничего не должен! Каждый должен быть только сам за себя, максимум за свою семью, да и семье доверять нельзя, предаст при первой возможности. Тем более, что заводы жителям станции были уже не нужны, их все равно уничтожили бы вместе со всем остальным, а так герой в последний момент перед взрывами успевал их перехватывать. Да, он никому не помогал, но и не вредил, какое ему дело до склок местных жителей между собой? До их жизней? Сами во всем виноваты!

Не выдержав, Владимир возмущенно высказал все эти мысли вслух, не замечая, что чем дольше он говорит, тем большая гадливость проявляется на лице имперца. Когда он замолчал и понял, что него смотрят, как на кучу дурнопахнущей субстанции, то удивился. Почему? Он же все правильно, логично сказал! Это же основа мира! Нет ничего превыше самого человека! Только он сам решает, что правильно, а что нет! Неужели это непонятно?!

– Мда… – произнес, наконец, инспектор. – Я поначалу посчитал вас человеком, искренне заблуждающимся человеком, которому можно что-то объяснить. А вы, оказывается, убежденная эгоистичная мразь. Что ж, буду говорить с вами именно как с мразью. За этот ваш монолог вы внесены в серый список. Для вас отныне запретны имперская медицина, перемещение телепортами, пребывание на других планетах, работа в пространстве и еще многое другое. Но самое главное, отныне вы обречены на молчание. Вы не сможете оставить ни одного сообщения ни на одном сайте интернета, ни в одном мессенджере. Вам доступны только голосовое общение по телефону и переписка посредством бумажной почты. Обеспечение необходимым остается на уровне обычного имперского гражданина. А ведь я хотел предложить вам выложить ваши первые книги снова, ведь там герои – люди, а не скоты, как в ваших последних опусах. Но после вашего гнусного монолога это предложение снимается. И вы виноваты во всем сами.

– В чем я виноват?! – выдохнул ошалевший от такой отповеди Владимир. – Что я сказал неправильно?! Люди – это звери, животные, скоты! По определению! Я их такими и показываю! Я правду пишу! И мои читатели понимают это! Чем раньше человек поймет, что все вокруг звери и скоты, тем лучше! Чем раньше он избавится от химеры под названием совесть, тем ему будет лучше житься! Как можно этого не понимать?!

– Люди, это крылатые душой существа, стремящиеся в небо, – с грустью посмотрел на него имперец. – Если, конечно, их такими воспитать. Мы справились с этой задачей в родной вселенной, справимся и здесь. Вот, смотрите!

И на распахнувшимся перед Владимиром голографическом экране потекли кадры имперской жизни. Вот группа энтузиастов придумывает и испытывает новый планер. Вот молодые ученые разрабатывают новый принцип движения через гиперпространство. Вот несколько друзей, поддерживая друг друга, поднимаются на почти отвесную гору. Не бросают отставших, как положено на Земле, как делают земные альпинисты, а несут пострадавших на руках, даже если это угрожает гибелью всем остальным. И еще сотни подобных картин. Имперцы настолько отличались от всех знакомых писателя, что ему стало не по себе. Это были какие-то совсем другие люди, забывшие о своем естестве зверя, хищника. Они были не такие, неправильные!

– Мы никому не позволим калечить души молодых эгоистичным творчеством, – негромко произнес инспектор. – Вскоре ничего из него в свободном доступе не останется. Ни книг, ни песен, ни игр, ни фильмов. И я предупреждаю вас. Молчите. Пока вы молчите, вы живете. Откроете рот прилюдно – пожизненная ссылка на Саулу, в тот же день. Раз уж вы настолько убежденный подонок, то говорить с вами не о чем.

Владимир медленно встал, у него темнело перед глазами от отчаяния. Выходит, имперцы такие идиоты, что отрицают человеческую природу? И активно пытаются переделать ее? Но ведь уже пытались сделать это в СССР. Не вышло. Значит, и не стоит! Нужно выстроить общество согласно природе, а не противореча ей! Выходит, они идеологические враги. Но как с ними бороться, если ему перекрыли любую возможность говорить с людьми? Как?! Писатель не знал, но сдаваться не собирался. Люди – это звери и скоты! Так правильно, иначе не бывает! И проклятые имперцы тоже таковы, только почему-то притворяются другими. Зачем они это делают?!

Он снова сорвался и высказался. Его внимательно выслушали, после чего посоветовали заткнуться и выметаться. А на прощание инспектор бросил:

– Не думал, что человек может искренне верить в такую чушь. Вы же не были таким, я же прочел ваши первые книги. Что с вами случилось? Что вы с собой сделали?!

– Столкнулся с реальной человеческой натурой! – с ненавистью выдохнул Владимир. – С подлостью и безразличием! И все про людей понял. Я не пойму другого. Зачем вы притворяетесь, что может быть иначе?! Зачем эта ложь?!

– Какой же вы дурак! – укоризненно покачал головой имперец. – Но вы сами выбрали. А я все сказал. Пропаганду эгоизма мы прекратили и не позволим этим гнусным идеям снова появиться в общественном бессознательном. У вас и прочих ваших коллег не выйдет превратить мир в клоаку и сделать людей скотами. Вы многим перекорежили души, многих извратили. Но мы вылечим если не их самих, то хотя бы их детей. А вы все канете в бездну. О вас забудут. Именно это ваш приговор – забвение!

Когда до Владимира дошли последние слова, он едва не упал. Понимал, что забвение – это самое страшное, что может случиться с творческой личностью. Однако ничего изменить было уже нельзя, и это он тоже понял.

Семен Петрович на мгновение задумался, прежде чем отправить описание своего многострадального проекта в имперскую канцелярию, но все же нажал клавишу Enter. Письмо ушло. Старый инженер не верил, что это что-то даст, вряд ли новой власти понадобятся его измышления, но не попытаться не мог. Сколько лет он надеялся протолкнуть идею использования атмосферного электричества, ведь это даст немалый экономический эффект, однако во всех инстанциях только крутили пальцами у висков, считая инженера очередным сумасшедшим изобретателем. Так он всю жизнь и проработал обычным энергетиком, пока в прошлом году не вышел на пенсию, начав отдавать все свое время доработке проекта в надежде, что тот все-таки кого-то заинтересует. Но все тщетно, никому и ничего не было нужно.

Жена умерла три года назад, дети разъехались по всей России, а дочь и вовсе укатила в Израиль, а оттуда в Канаду. Ее можно было понять, то, что творило в стране либеральное правительство, не укладывалось в голове. Целенаправленно разрушались целые отрасли промышленности, с таким трудом восстановленные во время правления второго президента. А пресса надрывалась воплями о благословенной свободе и отказе от имперского мышления, тщательно вылизывала пятые точки западников, утверждая, что вся цивилизация там, а русским дикарям надо знать свое место у параши и не сметь претендовать на науку и какие-либо достижения.