– У нашего пациента похоже ПТСР, посттравматическое стрессовое расстройство. Именно от него и пьянка.

Крестовоздвиженский покивал:

– Согласен.

– Так вот, некоторые считают, что ПТСР является результатом усиленной реакции миндалевидного тела на сигналы, специфичные для травмы…

– Ладно, как гипотеза, – еще не понимая, куда я веду, кивнул доктор.

– А МДМА повышает уровень окситоцина, что улучшает доверие и снижает реакцию миндалевидного тела, а также уменьшает его связь с областями ствола мозга, связанными с вегетативными и поведенческими характеристиками страха.

Сказал – и выдохнул. Только не спрашивай, Анатолий Варфоломеевич, откуда дровишки. Еще то дерево не посадили, с которого их срубят. Лет через тридцать пять до этого дойдут. Не скоро, короче.

– То есть микродозы псилоцибина должны убрать источник переживаний, который пациент пытается заглушить алкоголем? – прошел скользкий поворот доктор, не полюбопытствовал, откуда это взялось. А как же, перспектива карьеры вырисовывается.

– Да. Методику можно наработать быстро, у нас сейчас случаев ПТСР – как грязи, куча ребят из Афгана приезжают. Сделать выборку по разным критериям… – говорил я как по писаному. А то мне эти клинические исследования сниться еще долго будут. Нет такой дозы алкоголя, которая могла бы заставить меня забыть про коэффициенты корреляции и медианные значения. – Прогнать на группах слепым методом, вуаля, можно предлагать небожителям, да и, наверное, обычным людям.

– В этом что-то есть, – Анатолий Варфоломеевич внимательно на меня посмотрел. – Откуда ты все-таки про это знаешь? Псилоцибин, МДМА? Точно не из лекций в институте.

Эх, не удалось проскочить. Придется врать.

– Я тут ездил на медицинский конгресс в Вену, познакомился с несколькими представителями иностранных фармкомпаний. На фуршете разговорились о новых методах лечения разных болезней…

К тому моменту, когда мы свернули с М-4 и отправились по петляющей между посадками и рощами дороге, концепция была вчерне выработана. По крайней мере, говорить было о чем, не пальцем в небо тыкать.

– Ты молчи, докладывать буду я, – предупредил меня доктор. – Он не любит, когда младшие вперед лезут. Не переживай, твой вклад не забудут. И шишки, и звезды вместе собирать будем.

– Так я не претендую, изложил только.

– Вовремя вспомнить – тоже хорошее дело.

Цинев шел впереди, мы с Крестовоздвиженским – чуть сзади, шагах в трех. И снова Георгий Карпович никакого знака не подал, что знает меня. Наверное, он прав, незачем афишировать наше знакомство.

Андропов сидел в саду за основным зданием, под деревом, недалеко от бассейна. Редкая штука для наших краев. Хороший, кстати, водоем, метров десять, не меньше. На официальные портреты главный чекист был похож мало. Ну, там всегда ретушеры старались, чтобы вожди выглядели пободрее. А тут – кожа нездоровая, желтоватая, лицо уставшее, под глазами мешки. Или это из-за очков так кажется?

Он закрыл папку, отложил ручку в сторону и, не вставая, сказал:

– Здравствуйте, товарищи. Спасибо, Григорий Карпович. Располагайтесь, – и кивнул на простую садовую скамейку.

Цинев исчез куда-то, а мы сели. Помолчали. Интересно, почки у него уже все или еще нет? Нет, лезть с этим не буду. Наконец, хозяин заговорил:

– Для лечения Игоря были испробованы разные методы. К сожалению, это не принесло ожидаемого результата. Хотелось бы выслушать ваши предложения, если они есть.

Доктор опять опередил меня и встал первым. Я вскочил на ноги на долю секунды позже, но Андропов махнул рукой, мол, сиди. Крестовоздвиженский, конечно, зубр. Мне до такого четкого изложения учиться и учиться. Чувствуется класс. Он буквально за несколько предложений обрисовал все недостатки основных методов. Про Довженко, кстати, тоже упомянул. Вот только никакой реакции на это не последовало. Зато когда доктор, кивнув на меня, обрисовал перспективы лечения с помощью МДМА и псилоцибина, хозяин встрепенулся.

– Это же наркотики!

– Да, но разница между лекарством и ядом – только в дозировке, – спокойно и каким-то учительским тоном ответил Анатолий Варфоломеевич. – Предлагаю создать группу для скорейшей выработки экспериментального лечения. Думаю, подбор нужных специалистов…

– Это уже не ваша задача, – перебил его Андропов. – С вами свяжутся.

И это все?

Ради чего у нас проводником послужил сам Цинев, я только догадки строил. Сверхсекретность? Вряд ли, у Андропова любой порученец ничего и никому. Послали бы безымянного Васю – и эффект тот же. Щепетильность по поводу семейного дела? Я вас умоляю, эти люди спокойно носят чемоданчики с отходами начальственной жизнедеятельности, а уж насчет чьего-то запоя даже думать не будут. Загадка, одним словом.

Долго ли, коротко, мы погрузились в «рафик» и двинулись назад. Естественно, никто нас обедами не кормил. Даже чай не предложили. Да что там чай, когда я спросил у какого-то бойца невидимого фронта насчет сортира, тот сделал вид, что не расслышал. Пришлось терпеть, а потом, когда выехали, всем коллективом по заветам дедов-прадедов оросить придорожную траву.

У Ясенево мы тормознули в самый раз возле автобусной остановки – водиле почему-то показалось, что переднее левое колесо слегка спустило, и мы минут десять развлекались, наблюдая, как из лесочка выходят по одному непонятные ребята в строгих костюмах с дипломатами и тщательно делают вид, что между собой совершенно не знакомы, и вообще, оказались здесь впервые в жизни. Ну да, вон там, за насаждениями, первое главное управление конторы.

Домой меня привезли первым и выгрузили прямо у подъезда. Только зашел в квартиру и начал проводить ревизию холодильника, как снова треклятый телефон зазвонил. Да сколько же можно? Отключу заразу и поем спокойно.

– Андрей Николаевич, – ага, это Цинев решил всё-таки пообщаться, – вы не могли бы приехать ко мне? Прямо сейчас.

– Конечно, выхожу.

– Очень хорошо, вас встретят.

Видать, с приемом пищи придется повременить. Ладно, у меня в машине сушки есть, как раз для такого случая, пока доеду, погрызу.

Какие-то круговые маршруты у меня сегодня. То месяцами на Ленинградку не заезжаю, а сейчас вот – второй раз в один и тот же день. Во дворе тут тесновато, однако. Пешком здешние обитатели ходить не очень любят. Даже поискать пришлось, куда приткнуться. Надеюсь, не стал на место какого-нибудь маршала, а то выйдешь – а твоя машина уже по пути на мусорный полигон.

Только вышел, оглянулся по сторонам, чтобы сообразить, куда идти, а тут уже добрый молодец спешит. Дескать, пройдемте со мной.

Цинев встретил меня в той же одежде, что был с утра. Пиджак только снял и галстук развязал. Почему знаю про удавку? Так вон, висит на спинке стула. Редкий навык для советского человека – обычно предпочитают завязать единожды, а потом стаскивать через голову. Хотя что там сложного? Шнурки на ботинках зашнуровывать и то труднее.

Не очень здоровым выглядит генерал. Зеленцы в окрасе, как в первую нашу встречу, нет, но бледноват. Я встал в прихожей в ожидании.

– Проходите, – кивнул он и показал на дверь комнаты.

Я зашел следом за ним и сел на предложенный стул. Цинев расположился на диване, вздохнул тяжело и сказал:

– Что-то мне хреново. Сначала после операции все устаканилось, я обрадовался, даже ел почти всё, что раньше было. Так, жареного чуть меньше, но не страшно. А тут с неделю уже тошнота, справа тянет, брюхо дует… Сил нет терпеть. Посмотрите?

Я кивнул, подождал, пока он снимет рубашку и ляжет. Хотя что тут думать? Постхолецистэктомический синдром, он и в Африке, и у нас одинаковый. Но я честно пощупал живот, посмотрел на язык и задал парочку интимных вопросов про характер стула.

– Вам, Георгий Карпович, в больницу надо. Вот к тем самым специалистам, что оперировали. Потому что патология это хирургическая. Последствия заболевания. Вины здесь ничьей нет, – добавил я на всякий случай. – Возникает часто. Лечения радикального, к сожалению, нет.