– Думаете, заказное? – Влада сделала пометку в блокноте.

Обухов неопределенно кивнул:

– Отрабатываем окружение Юрьева… Основные версии – бизнес, личные мотивы.

– А что с личными мотивами?

Обухов почесал над бровью:

– Юрьев неплохо продвинулся в последние два года. С женой в состоянии развода, с одной любовницей расстался, находился в поиске новой…

– И там все так, что могло вылиться в заказное убийство? – Влада подняла на него глаза.

Обухов почувствовал, как в голове помутнело, мысли улетели, словно воздушный змей, подхваченный порывом ветра. Начальник снова откашлялся.

Гаврила Иванович отвел взгляд:

– Мы сейчас как раз занимаемся этим вопросом.

– Тебе, может, людей подкинуть? – без особого энтузиазма поинтересовался шеф.

Обухов отрицатель качнул головой:

– Пока справляемся. Но я маякну, если появится такая необходимость… Я могу идти? – он привстал и вопросительно посмотрел на шефа.

– Иди, – тот скомандовал.

Обухов вышел и, стремительно пробежав через приемную, спустился пешком на первый этаж, выскочил на крыльцо и только там глубоко вздохнул. От сладкого, горьковато-пряного воздуха, пропитанного опавшей листвой и сизым дымом, закружилась голова. Обухов согнулся пополам, уперся в колени. Прикрыл глаза, прислушиваясь к шуму огромного города. Звон трамвая, обиженный клаксон, приглушенный хохот подростков. Где-то отчаянно плакал младенец.

За спиной протяжно скрипнула, открываясь, дверь.

– Я уж думала не попрощаешься со мной…

Мягкий голос заставил вздрогнуть. Обухов открыл глаза, выпрямился, но обернулся не сразу, словно оттягивая момент неизбежного. Щелкнула зажигалка, потянуло сигаретным дымом.

– Ты так и не бросила курить? – спросил грубовато и наконец обернулся: Влада стояла, прислонившись бедром к поручню, и, чуть склонив голову к плечу, рассматривая его. Зажатая между пальцев сигарета была отставлена в сторону. От нее поднимался серо-голубой дым и тянуло миндалем.

– Как видишь, – она пожала плечами. – Ты неважно выглядишь, Гавр…

Это небрежное «Гавр» когда-то выводило его из себя. Сейчас воспоминания укололи под ложечкой, перебаламутили кровь.

– Зачем ты приехала?

– Это моя работа, – напомнила она и отбросила сигарету, так ни разу и не затянувшись: она все-таки бросила курить, а сигареты таскала с собой по привычке. Сейчас жалела, что схватилась за них. Но не стоять же столбом за спиной Обухова в ожидании его ответа.

Обухов проследил за окурком, упавшим точно в центр урны, пробормотал:

– К черту…

Влада рассмеялась:

– Не нервничай, я не буду тебе докучать. Была в твоем районе по другому делу и решила заглянуть… Вижу, что зря. Больше не стану.

И, не оглядываясь, она быстро сбежала по ступенькам и пошла к черной «Волге», ждавшей ее на парковке.

На душе Обухова остался привкус ее духов – жгучий перечный, почти мужской аромат, – тоска под ребрами и ворох потревоженных воспоминаний. Они разошлись с Владой полтора года назад и все это время тщательно избегали встреч друг с другом. Не враждовали, помнили о днях рождения и дежурно поздравляли друг друга. «Желаю всего самого хорошего!». Иногда пересекались на общих вечеринках – все-таки годы в универе подарили им немало общих знакомых и друзей. Но всякий раз делали вид, что едва знакомы друг с другом.

«Почему мы расстались?» – вдруг озадачился Гаврила.

Он помнил безумные ночи, как она улыбалась, склонившись к нему и осыпая шелком белокурых волос. Помнил, как пахли ее руки – терпко и чуть горьковато.

Но напрочь забыл из-за чего они расстались. Вот была Влада Свиридова, а потом на ее месте, словно воронка от взрыва, образовалась пустота.

– Да ты, Обухов, романтик, – пробормотал он, наблюдая, как со стоянки выезжает ее «Волга» и надеясь, что Влада оглянется. Тогда он помашет ей рукой. Словно надеясь на новую встречу.

Мгновение отчитывались ударами сердца – гулко и напряженно.

«Волга» притормозила на КПП – Обухов видел сосредоточенный профиль Влады.

Приготовил руку, чтобы махнуть.

«Волга» тронулась, быстро занимая место в потоке машин. Рука Обухова так и осталась вытянутой в неопределенном жесте. Покраснев и откашлявшись, он сунул ее в карман.

На что он, собственно, надеялся?

Антон возвращался из офиса в странном настроении. Он его хорошо знал – это настроение. Сердце клокотало, будто намереваясь вырваться из груди, в ушах шумела кровь, мысли лихорадочно метались. Предчувствие.

В один из таких дней от него ушла Ирина.

В один из таких дней он узнал, что Ольга неизлечимо больна.

Уже при подъезде к дому сердце замерло, сгруппировавшись и приготовившись принять очередной удар.

Жилой комплекс, в котором Илантьев купил квартиру, был в самом центре города, окруженный садом, прогулочной зоной и уютными беседками, в которых можно было укрыться от непогоды или жары. Золотистые огни горели в окнах соседских квартир. Огромные окна искрились золотом, приглашая в тепло и уют со вкусом обставленных квартир. Но чем ближе Антон подходил к подъезду, тем тревожнее становилось на душе.

Он вздохнул в лифте. Постарался перевести дыхание и сосредоточиться на хорошем, что случилось за день. Отлично закрытая сделка с арабами, для нового жилого комплекса будет эксклюзивный интерьер в восточном стиле – большая редкость для столицы, а уж для местной публики вообще будет из ряда вон. Чтобы привлечь инвесторов, Антон выделил крыло, в котором предложил устроить галерею современного искусства, с помещениями для творческих коллективов и небольшим концертным залом на триста мест. В него можно было загрузить как оборудование для кинотеатров, так и ресторанные столики, отмечать праздники.

Он был любителем необычных проектов. Иначе ему становилось скучно.

Зам снял претензии заказчика по стадиону, который строили в области. Отделались, что называется, легким испугом.

В общем хороший день был.

За такие обычно приходится больно расплачиваться.

После того, как заболела Ольга, он вообще боялся успеха. Он иной раз предпочел бы подставиться под штраф или неустойку, чем выйти сухим из воды – деньги в его жизни не стоили ничего, а вот судьба потом жестко била по самому больному, по близким. Судьба словно напоминала ему, чтобы он не забывал знать свое место, чтобы не поднимал слишком высоко голову и не задирал подбородок. Он и не задирал, пахал по четырнадцать-пятнадцать часов, иногда без сна.

Под ложечкой сосало – верный признак надвигающейся катастрофы.

Антон Илантьев вышел на лестничную клетку, открыл дверь своим ключом – чтобы успеть услышать беду до того, как она ударит его под дых. Большая пятикомнатная квартира встретила его гробовым молчанием.

Мужчина бросил ключи в ключницу на комоде, поставил портфель и, не снимая пальто и не разуваясь, прошел внутрь. Ковры мягко приглушали звук его шагов, кровь пульсировала в венах.

Из его спальни, громыхая когтями и скользя по паркету, выскочил Бунька. Он тряхнул головой, на ходу расправляя заспанную морду и распрямляя помятые усы. Второпях он наступил на свою лежанку, потерял равновесие и, рухнув на передние лапы, прокатился до хозяина на нем, словно на ледянке. С размаху ткнулся влажным носом в колено Илантьева. Антон потрепал собаку за ушами:

– Ты опять все проспал, охранник, – Бунька сладко зевнул, сел и посмотрел через свое плечо на кровать хозяина. Антон догадался: безобразник опять спал не на месте. Подхватив лабрадора под нижнюю челюсть, заглянул в глаза: – Если постель помята, не дам косточку.

Лабрадор округлил карие глаза, жалобно вздохнул и, улыбнувшись, постарался лизнуть в щеку. Антон увернулся, отодвинул собаку. Прошел по квартире дальше. Бунька, всегда очень чувствительный к семейной беде, вел себя как обычно. От сердца почти отпустило – неужели показалось? Неужели он просто накрутил себя от усталости?