– Вы – Маргарет, верно?

– Для тебя – мэм.

Оборвала дружелюбие парня тоном. Я – ему не подруга. Пусть помнит о своем месте.

– Да, мэм, – повторил послушно.

Мне понравилась его сговорчивость. Я одобрительно улыбнулась.

– Почему ты остался? Почему не поехал домой?

– Из-за рукописи.

– Хватит этой чуши. Из-за своих… “мыслей”? Разве тебя никто не ждет? Разве ты сам не хочешь       вернуться? Ты долго терпел лишения. Привык?

– Это не просто мысли. Все сложнее.

– Так расскажи. Я никуда не тороплюсь, – в подтверждение слов я села на край кровати и выжидательно посмотрела на парня.

– Не думаю, что вам будет интересно.

– Это не тебе решать.

Я еще раз внимательно осмотрела Калифа, его выразительные черты, треугольную фигуру, задела ответный взгляд.

– Когда я пошел на фронт, мне лишь недавно стукнуло восемнадцать. Все, что я хотел – это лезть девчонкам под юбки и пить эль. Но мир оказался куда сложнее. Мои рукописи – это то, что я узнал о нем и о себе.

– Автобиография? Воспоминания о беззаботном детстве?

Не найдя во мне понимания парень замолчал и опустил голову.

– Скольких ты убил?

Вопрос повис между нами свинцовой тяжестью.

– Одного, – наконец с усилием произнес он. – Я защищался. Когда понял, что он мертв, бросил оружие и убежал, – поиграл желваками и вновь обратил в мою сторону стеклянный взгляд.– Наткнулся на ваш отряд и сразу сдался.

Запятнал себя, но испугался, не захотел дальше впускать в себя черноту.

– Что еще ждать от мальчишки…

– Презираешь меня? – тут же с жаром откликнулся он. – За то, что не смог убивать дальше? Удивительно, как мало разницы по обе стороны баррикад…

– Не смей! – я прошипела сквозь зубы и вскочила с постели, поражаясь внезапной дерзости собеседника. – Я потеряла достаточно на этой войне. И не я ее развязывала. Я ее закончила! – шагнула грозно навстречу парню, готовая ударить за любое неосторожное слово.

– Дома меня никто не ждет, – продолжил он в мгновение ока вновь став безжизненно-ледяным. – Уверен, мое возвращение лишь разочарует родителей. Пусть думают, что я героически погиб. Они готовили меня к отправке на фронт словно к празднику, радовались, что я буду бороться с предателями, крысами, червями, по их мнению. А я увидел… другое.

Моя злость тоже схлынула, выпустила из тисков сердце. На мгновение передо мной предстал несчастный мальчишка, жизнь которого разломилась и рассыпалась. Соберет ли он ее заново?.. Сможет ли собрать?

– Жизнь жестока.

– Только не нужно меня жалеть. Я хотел того же, что и мои родители.

– И чего же ты хочешь теперь?

– Дописать рукопись и уйти.

– Ты не сможешь взять ее с собой.

– Тогда это станет уже не важно.

В комнате снова повисла тягучая тишина. Я тряхнула головой и усмехнулась.

– Мне кажется, тебе стоит вернуться к плану с девчачьими юбками и элем, а не писать талмуды. Ты потерял полтора года, но, по крайней мере, жив.

Обратилась к нему с сочувствием, не как к врагу, а как к человеку, но его ответ перечеркнул мои миролюбивые намерения.

– Боюсь, тогда вам придется надеть юбку и принести эль.

Зря. Я обожгла его грозным взглядом и, чеканя каждую букву, произнесла:

– На колени.

Пленник быстро осознал ошибку, испугался собственной заносчивости и мигом оказался на полу. Я быстро пнула его под дых, чтобы он лучше запомнил.

– Прошу прощения, мэм. Этого не повторится, мэм… – жадно хватая ртом воздух выдавил он.

– Правильно. Будь разумным мальчиком, если планируешь здесь задержаться.

Я грубо потянула пленника за волосы, откинула его голову, прошлась взглядом по раскрытым влажным губам. Его зрачки забегали в ответ, всматривались в выражение моего лица.

Гнев распалил, взбудоражил, пробудил темные стороны моего естества. С каждой секундой, с каждым мгновением, что я смотрела в глаза парня, моя ненависть приобретала все более странную извращенную форму. Снова это тянущее чувство…

– Ты – девственник?

Калиф задышал чаще, однако уже не от боли. Вопрос заставил его смутиться. Он не спешил отвечать. Его губы задрожали, готовясь что-то сказать, но ни одного звука так и не выпустили.

– На что ты готов, чтобы закончить рукопись?

Он понял, о чем я спрашиваю, понял мои намеки, словно пронзенный, он не поверил, занервничал, попытался ужиться с новой мыслью. Впрочем, я и сама не до конца осознавала свои намерения.

– Что вы хотите? – спросил осторожно, будто ступая на минное поле.

Этот испуганный взгляд, миловидное личико, невинная покорность, за которой он пытался спрятать собственные чувства. Навязчивое желание стало жечь меня изнутри, рвалось вопреки здравому смыслу, а гнев придавал ему силу. Под действием наваждения я продолжила говорить:

– Будешь развлекать меня после рабочего дня. Поможешь развеяться. Как именно? Думаю, мы разберемся.

Впилась бы поцелуем в его губы прямо сейчас. Но нужно сдержаться. Укрепить авторитет.

– Снимай одежду.

Калиф нервно сглотнул. Я отпустила его, отступила на шаг, освободила место для представления, предлагая ему начать. В груди клокотало, скрутило меня всю в плотный узел, ни вдохнуть – ни выдохнуть. Власть внезапно вместо тяжкого бремени показалась приторно-сладкой, дурманящей, будоражащей, необходимой каждой клеточке моего организма.

– Я мог бы…

– Раздевайся!

Жалкие попытки избежать своей участи. Неужели, он – правда девственник? В мои планы не входило стать его первой. Я наивно верила, что терять девственность нужно с любимым.

Пальцы Калифа дрожали на краях рубашки, сняли ее дерганно, несмело, делали много лишних движений. Следом стащили брюки, быстро, будто парень разом бросался в холодную воду. Под одеждой он совсем не такой, каким представлялся. Округлые плечи, полоска пресса, бурые соски на широкой груди, почти незаметная дорожка светлых волос уходит к паху, на бедрах проступают контуры мышц. Не похоже, что пленник растерял в неволе форму. Тренировался в перерывах от сочинительства?

– Снимай все.

Полумерами не обойтись. Он говорил “что угодно”. И мне угодно видеть его голым. Здесь и сейчас, полностью. Он сам виноват, что сумел меня спровоцировать, что дерзил, нарывался. Он сам виноват, что от его смущения у меня сводит скулы, что по спине бегут разряды, что между ног я становлюсь бесстыдно-влажной.

Калиф помедлил в надежде на мое снисхождение, но не дождался. Негнущимися руками снял трусы и тут же прикрылся. Дрожа от неловкости коротко переступил с ноги на ногу и облизнул губы.

– Снова встань на колени.

В этот раз опустился охотно, уже привычно.

– А теперь убери руки за спину.

Его лицо покраснело сильнее, стало пунцово-красным, тело напряглось, одеревенело. Он снова собирался заговорить, но передумал.

– Я жду.

Знаю, что заставляю его унижаться, что ломаю его, ставлю перед непосильным выбором. Сохранить рукопись и подчиниться? Или выбрать свободу? Я не тянула его за язык. Я дала ему множество шансов.

Дыша часто и шумно будто после пробежки Калиф сомкнул руки за спиной. Что я делаю? Зачем мучаю его? Он пригодился бы для помощи на ферме или ремонта домов, а я… я превращаю его в марионетку для утех. И хочу, чтобы он таковым и остался…

Его член не возбужден, густо покрытый курчавыми волосками вокруг, он не кажется ни маленьким ни большим. Аккуратный. Интересно, каков он в деле…

– Приведи его в чувство.

Новый приказ совсем не уложился в голове парня. Он заерзал сильнее, его глаза широко раскрылись от смятения.

– Я… я не…

– Представь девчонку, которую хотел трахнуть. Можешь потрогать себя.

Не ждала, что он справится. Потеряла над собой контроль, хотела увидеть еще больше растерянности на его лице, не просто вывести парня из равновесия, а сбросить с обрыва, нащупать его пределы, залезть под кожу. Что со мной?.. Я никогда не ощущала ничего подобного. Никогда не обходилась с людьми так нещадно…