Ручей Фонтаноне перед фронтом армии Наполеона представлял собой большое препятствие для разворачивания австрийских войск, которые ничего заранее не подготовили, чтобы облегчить проход, и долго оставались зажатыми в этом узком пространстве… В конце концов, им удалось выбраться. Они захватили ферму Стортильяна, обошли левый фланг французов, и находившаяся здесь часть французской армии была приведена в большой беспорядок.

Французские войска, увидев реальную угрозу с обоих флангов, начали оставлять Маренго и отступать, правда, медленно и в полном порядке. Было взято направление на Сан-Джулиано, причем движение осуществлялось параллельно большой дороге. Кровопролитное сражение сократило численность практически всех батальонов на четверть, и почти все французские орудия были повреждены: только пять из них были способны отстреливаться при отступлении.

Наполеон послал адъютантов за Дезэ и Лапуапом. Его послание к генералу Дезэ было похоже на мольбу: «Ради Бога, приходи скорее, если можешь!»

К счастью, войска Дезэ, задержанные разлившейся рекой, не успели отойти слишком далеко, и адъютант Наполеона настиг их примерно в час дня. До Лапуапа же удалось добраться лишь к вечеру, и тот физически уже не мог принять участия в сражении.

В это время Наполеон ввел в бой резервы. Это ненадолго укрепило корпус Ланна и центр французской позиции. Однако, убедившись, что все возможности французов уже исчерпаны, австрийцы усилили натиск. Тогда в бой были брошены гренадеры консульской гвардии, то есть последнее, что оставалось у Наполеона. Гренадеры как «гранитный редут» встали под атаки австрийской пехоты и конницы, но решить участь сражения они уже не могли.

В 15 часов, после отчаянного сопротивления, французские войска стали отступать под прикрытием корпуса Ланна и консульской гвардии. Это героическое отступление запомнилось австрийцам. За три часа Ланн, отступая, прошел примерно четыре километра. Неоднократно он останавливался и под картечным огнем бросал своих солдат в штыки. При этом 24 австрийских орудия палили по нему практически в упор. Ядра пробивали в плотных каре целые коридоры, куда стремительно бросались австрийские кавалеристы и гренадеры, но французские гвардейцы еще теснее сжимали свои ряды и отражали атаки.

72-я полубригада дивизии Моннье отличилась во время этого отступления: приняв боевое построение, атакованная большим отрядом кавалерии и полностью окруженная, она не проявила ни малейшего страха: два первых ряда стреляли вперед, а третий ряд, совершив полуоборот, стрелял назад.

Однако мужество и героизм французов не могли спасти положение. Им грозило полное поражение, и поле боя оставалось за австрийцами. Счастливый барон фон Мелас даже послал в Вену курьера с известием о своей грандиозной победе. Австрийский двор в полном составе пустился в пляс, и шампанское полилось рекой. Сам Мелас, получив легкое ранение, уехал на отдых в Алессандрию, поручив преследование французов своему начальнику штаба генералу Антону фон Цаху. И тот, построив войска в походную колонну, пошел следом за отступавшими по всему фронту войсками Наполеона.

Было около 16 часов. Фактически Наполеона ждало бы полное фиаско, если бы генерал Дезэ с дивизией Буде в последний момент не подоспел ему на выручку.

Дезэ, ставший дивизионным генералом в 25 лет, обогнал быстро шедшую на помощь погибающей армии дивизию Буде и явился к первому консулу. Он нашел состояние дел ужасным и высказал об этом свое мнение. Не слезая с лошадей, генералы провели импровизированный военный совет. После этого Дезэ вынул часы и хладнокровно сказал:

– Первое сражение проиграно. Но еще есть время начать второе.

Затем он повернулся к начальнику артиллерии генералу Мармону и приказал:

– Надо обрушить на противника мощный огонь артиллерии, а уже затем предпринимать атаку; без этого она обречена на провал. Нам необходим хороший артиллерийский огонь.

Мармон смог составить батарею лишь из 18 оставшихся у него орудий. Как и предполагал Дезэ, сильный и внезапный артиллерийский огонь сначала вызвал замешательство в рядах уверенных в своей победе австрийцев, а затем и остановил их.

В это время подошедшая дивизия Буде построилась в атакующую побатальонную колонну. После двадцатиминутного непрерывного артиллерийского огня французы двинулись в наступление. Примерно 3000 австрийских гренадер во главе с генералом Цахом были уничтожены или взяты в плен. Около 2000 австрийских кавалеристов, стоявших на расстоянии полувыстрела пушки, наблюдали за этим беспорядком, но не оказали своим никакого содействия. Как впоследствии вспоминал Мармон, «они могли бы легко все поправить, и их бездействие покрыло позором их командира»[59].

К несчастью, в первые же минуты этой атаки отважный генерал Дезэ был сражен пулей, попавшей ему точно в грудь. Маршал Мармон, хорошо знавший Дезэ, характеризует его в своих «Мемуарах» следующим образом: «Он был храбрее всех, причем отличался той непритязательной храбростью, которая не стремилась быть отмеченной. Прежде всего, он был человеком совести, человеком долга, строгим к себе и справедливым к другим, очень деликатным в отношении денег, но экономным до скупости, уважаемым всеми, кто его окружал. Его смерть стала большой потерей для Франции»[60].

Итак, решительная атака Дезэ заставила австрийцев дрогнуть. Генерал Ланн контратаковал их центр, смял и опрокинул его. В рядах австрийцев началась паника. К 17 часам вся неприятельская армия побежала назад к реке Бормида. Проигранная первоначально битва превратилась в сокрушительную победу.

При Маренго австрийцы потеряли 6000 человек убитыми, около 8000 человек пленными, 25 знамен и 40 пушек. Их воля к сопротивлению была сломлена. На следующий день Мелас послал в штаб Наполеона парламентеров с просьбой о перемирии, и это оказалось весьма кстати, так как победители были слишком измучены, чтобы преследовать своего разбитого противника.

9 февраля 1801 года (20 плювиоза IX года) австрийский министр иностранных дел граф Людвиг фон Кобенцль заключил с французами Люневильский мир, по которому к Франции отошли Пьемонт, Ломбардия и вся Италия до реки Минчо. Как неизбежное следствие победы при Маренго 25 марта 1802 года (4 жерминаля X года) между Францией и Англией был заключен Амьенский мир. Десятилетие войн революции было закончено.

Маренго, без сомнения, стало важнейшим поворотным пунктом в карьере Наполеона. Он вернулся в Париж настоящим национальным героем.

Историк Жак Бенвиль пишет: «Что такое Маренго? Ватерлоо, которое закончилось удачно, из-за того, что Дезэ оказался Груши, прибывшим вовремя. 14 июня 1800 года Наполеон бросил вызов судьбе и победил <…> Если бы австрийцы победили при Маренго, а они считали себя таковыми до того момента, когда Дезэ решил исход дня, вполне возможно, что Консульство было бы лишь коротким эпизодом. Оно длилось бы всего на десять недель дольше, чем Сто дней»[61].

Получается, что Наполеону очень повезло с его подчиненными. Особенно с Дезэ. Именно он вырвал для Бонапарта эту победу. Но вся слава победителя при Маренго досталась именно Наполеону. И это на многие годы стало одним из важнейших элементов его «фирменного стиля». И сражение при Маренго именно в таком виде вошло в историю.

Можно себе представить ликующий австрийский двор, в который ворвался запыленный гонец с пренеприятнейшим известием: вышла небольшая ошибочка, мы не блистательно выиграли сражение при Маренго, а катастрофически проиграли его. Потеряли кучу людей, знамен и пушек, а вместе с этим и всю Италию…

Жан-Огюст Доминик Энгр. Портрет первого консула Наполеона Бонапарта. 1803–1804