Светлая копна волос вздрогнула. Солнечные лучики мгновенно заиграли, забегали, весело перепрыгивая с кудряшки на кудряшку. Она обернулась. В её взгляде было столько чистой доброты, столько волнующей нежности, что хотелось прямо сейчас поднять на руки, подбросить в воздух и смотреть, смотреть, как копна волос подлетает, разлетается в разные стороны, а затем медленно опускается. Хотелось слушать её весёлый смех, а в промежутках – «Ещё, ещё, выше».

Она обернулась, увидела его и, радостно вскрикнув, помчалась навстречу. Ей было примерно лет шесть, тот самый возраст, когда всё искренне и всерьёз. Она бежала быстро, но никак не могла добежать. Он протянул вперёд руки, готовясь встретить её. Ещё немного, ещё несколько шагов, и она будет в его объятиях. Волна счастья уже пробежала по телу. Предвкушение прикосновения нежности и доброты переполняло его. А она всё бежит и бежит. И вот она в его руках. Она смеётся, она вскрикивает – «Папа!».

И вдруг что-то рядом громко хлопнуло. Он зажмурился и открыл глаза, молча взглянул по сторонам, ещё не в состоянии понять, что происходит, куда подевалась девочка. Но это длилось не долго, уже через несколько секунд, его взгляд упёрся в щель в стене. Хлопок был оттуда, снаружи, за стеной. Мужчина лежал на куче старого тряпья в углу комнаты. Окна были разбиты, и ветер свободно гулял, поднимая клубы пыли. На улице собиралась гроза, воздух потяжелел и наполнился влагой. Было ещё светло. Новый порыв ветра толкнул открытую створку окна и ударил её об стену. Иных звуков не было, и мужчина, ещё раз оглянувшись по сторонам, плотнее завернулся в полы куртки и попытался уснуть, но сон больше не шёл. Ему хотелось снова вернуться туда, к ней, в тот мир, который остался в прошлом. Хоть на немного, хоть на минуточку, хоть во сне. В последнее время, эти сны приходили настолько редко, что память уже начинала стирать мелкие детали. Но одно он помнил чётко. Её лицо и копну белоснежных волос.

Поворочавшись ещё несколько минут, он не выдержал и сел, негромко выругавшись. Он услышал свой голос и напрягся, затем огляделся, стараясь понять, не выдал ли он себя. Но нет, услышать его сейчас было маловероятно. Ветер крепчал и натужно подвывал далёким раскатам грома.

«В такую погоду они не ходят, сидят по убежищам, прикрывая свои чувствительные уши» – подумал он. Значит надо торопиться. Нельзя упускать такую возможность, он уже и так несколько дней ждал. Главное, чтобы гроза не стихла до темноты, тогда он сможет сегодня добраться до Агеевки.

Он молча достал из рюкзака свёрток, развернул мягкую ткань. Оставалось четыре небольших кусочка. Немного подумав, он взял один, а остальные три бережно завернул и спрятал в рюкзак. Ни наесться, ни утолить голод этим кусочком было невозможно, но это всё что было. Еду надо экономить. Не известно ещё, сможет ли он что-то раздобыть в ближайшее время. Мясо было сухим и, из-за долгой сушки на ветру, безвкусным. Кроме того, оно не пахло, но это было как раз кстати, запах мяса они чувствовали издалека, а человеку не хотелось попадаться им сейчас. Нельзя было раскрываться так рано. Откусывая по чуть-чуть и медленно пережёвывая, твёрдый и сухой кусок мяса, он пытался вспомнить вкус еды. Он сейчас бы всё отдал ради тарелки горячего, вкусно пахнущего супа. Вот уже несколько недель человек был в походе, и не ел горячего. И от этого желание только крепло. Но выдавать себя было нельзя. Он даже огонь не разводил, хотя ночи уже были прохладными. «Вот закончу дело, вернуть и наемся так, что встать не смогу, а потом залезу в тёплую кровать и уйду в спячку на пару дней» – подумал он. От этой мысли он грустно улыбнулся.

Ветер снова ударил створкой окна о стену. Мужчина вздрогнул и посмотрел в окно. Солнце клонилось к закату, а значит скоро в путь. Он не знал, сможет ли дойти и, уж тем более, сможет ли вернуться. Он только одно знал, что это его долг и что, это может быть единственный шанс, пусть не вернуть, но хотя бы попытаться всё исправить.

Спустя полчаса после заката он вышел из своего убежища. Небольшое конторское помещение на окраине городка принадлежавшее ранее металлургическому комбинату он выбрал не зря. Висящие цепи лебёдок, кучи ржавого металла, створки ворот и дверей, которые при встрече с потоками ветра издавали разнообразные скрипы и стоны. А разбросанные в спешке мешки, с какой-то химией, дурно пахли серой. В таком месте его шаги не могли быть услышаны, а запах терялся на фоне окружающей вони. Здесь он мог быть в относительной безопасности. Его трудно было услышать или учуять. Но оставаться надолго было нельзя. То зачем он шёл, вглубь территории Молчания, так её называли выжившие, не могло ждать.

Гроза крепчала, ветер рвал и гнул деревья. Первые капли дождя уже упали на просохшую землю. Судя по всему, будет сильный ливень. Человек поёжился. Идти под таким дождём не лучшая идея, но лучше уж дождь, чем быть разорванным на куски. Городок остался позади. Он шёл вдоль дороги, держась ближе к кромке леса, поросшей мелким кустарником и высокой травой. По дороге идти, конечно же, легче, но на открытой местности, даже в темноте, он рисковал быть замеченным. Сухие, почти без травы участки леса, где возвышались могучие сосны, также приходилось обходить. В таких местах, в непогоду, можно было легко наткнуться на заражённых. Они ещё не смертозомы, но уже и не люди. Все что им нужно в таком состоянии, так это растерзать кого-то и утолить голод, вызванный быстрым ростом мышц и костей, перерождающегося тела. Стать обедом, для этих глупых, гонимых одним лишь голодом неутомимых созданий, не входило в планы человека, и потому он шёл самым неудобным путём, петляя и путая следы.

К полуночи он заметил на поляне, среди леса, небольшой хутор. К тому времени он уже промок до нитки, и его трясло от холода. Как бы не был велик соблазн зайти в сухой дом и обсушиться, он отмёл эту идею. Нужно было за ночь дойти до Агеевки. Вспомнив уже заученную наизусть карту, он понял, что прошёл треть пути. За хутором будет развилка и надо не пропустить отворот от основной дороги, старый тракторный путь. Его сделали лесозаготовители в те времена, когда люди ещё населяли эти места. По нему путь будет длиннее километров на пять, но это необходимая мера. Когда-то он встречался с людьми, бежавшими из этих мест. Они рассказывали, что, убегая из своих домов, несли с собой свои пожитки. А на старом плотбище их настигли. Бойня была страшная. Три зверя настигли людей, всего три, но из пятидесяти сельчан, выжить удалось только троим, да и из тех троих оправиться удалось не всем. Пятнадцатилетнюю девочку нашли под грудой разорванных тел. Её всю, с ног до головы, залило кровью. Запах свежей крови скрыл её собственный запах, поэтому смертозомы не смогли почуять девочку. Позже она была признана сумасшедшей. Её сознание осталось на той поляне. И с тех пор, она ежедневно, вот уже много лет, переживает тот страшный день, и не понимает, что она спаслась. Её восьмилетний братишка пытался встать на пути зверя, защитить маму. Но чудовище было увлечено схваткой и, видя перед собой более крупные цели, просто отмахнулось от ребёнка. Но силы в нем было столько, что мальчишка, потеряв сознание, пролетел по воздуху метров десять и, упав на кучу порубочных остатков, провалился сквозь сгнившие сучья. Запах сероводорода, от гниющих останков деревьев, отпугнул смертозома, и мальчик выжил. Третьим выжившим был взрослый мужчина. Он, наверное, единственный кто имел навыки бойца. До того, как поселиться в Агеевке и заняться фермерством он служил в армии. Десять лет подготовки не прошли даром. Вооружённый обыкновенным плотницким топором, он долго отбивался от превосходящих его по силе монстров. Одному даже смог перерубить шею. Но он бы тоже погиб, если бы не спасательная команда, возвращавшаяся из хутора Бердянского, откуда выводили выживших жителей. Они-то и отпугнули двоих смертозомов, третий же остался лежать на поляне.