– Скажи, какое. На этот раз ты выбирала намного тщательнее.

Называю марку и напиток, замирая.

– Хорошая девочка. Дала ему подышать немного?

– Да. Родители научили, как правильно выбирать вина.

– Ты по ним скучаешь?

– В последнее время все чаще.

– Так и бывает, когда что-то не ладится, мы вспоминаем о дорогих и любимых ушедших близких чаще, чем, когда только потеряли их. Знаешь, почему?

– Нет. Почему?

Всего на миг в разум впивается, будто колючка, справедливый укор: Яна, что ты творишь? Скажи, что? Болтаешь на отвлеченные темы с адвокатом, пока твой муж откисает в большой ванне? Что, если ему придет в голову встать и отправиться на твои поиски? Что, если он застукает тебя?

Мало не покажется.

Остро понимаю, что так и есть, но не могу отказаться от беседы.

Голос адвоката слишком низкий и бархатный, по телефону слушать его – чистое наслаждение.

Баюкающие прикосновения к слуху, как дорожки от прикосновений его крупных, но чутких пальцев.

– Когда мы только теряем близких, мы не думаем о них. Мы думает о себе, упиваемся горечью потери. Просто вспомни, какие мысли тебе приходили на ум? Тебе горько, сложно, ты спрашиваешь, почему так рано? Почему они бросили тебя?

Он выделяет каждое местоимение “ты”, подчеркивая звуком голоса, и я ловлю себя на мысли, что так и есть.

– Эгоистично, не правда ли?

И я снова соглашаюсь.

Черт побери, я даже не задумывалась и не смотрела на потерю с такой точки зрения!

– Но, когда проходит время, мысли очищаются от этой шелухи, от боли, что мешает мыслить здраво. Любая боль притупляется со временем. Любая, Яна, и на сцену выходят истинные чувства, мысли. Мы вспоминаем, какими они были – наши родные и близкие. Больше не зацикленные на собственной боли и обидах, мы чувствуем и понимаем, насколько на самом деле они были важны. И потом хочется плакать. Самые истинные слезы по близким – это поздние слезы, а не первые. Сначала мы плачем только по себе, запомни.

Он говорит, говорит, и я чувствую, как по щекам вниз сбегают слезинки.

– Теперь пригуби вино.

Оно холодное, но вкус хорошо раскрывается.

Делаю глоток.

– Чудесно, правда? Расскажи о нем.

– На вкус, будто напиток из доброй сказки. Легкое, нежное. Аромат фруктово-цветочный. Чувствуется легкая ваниль и сочность луговых трав…

– Прекрасно. Выбор вина и то, как ты его описала, рассказали мне о тебе больше, чем ты сама при первой встрече.

– Вот как?

– Да.

Я неспешно пью вино, болтая. Холодные дорожки спиртного спускаются по пищеводу и согревают изнутри.

– Согрелась?

– Немного.

– Теперь убери бокал в сторону, закрой глаза и намочи свои пальчики.

– Зачем?

– Чтобы запустить их под трусики и завершить то, что мы начали.

– Я… Я не буду, – сопротивляюсь немного, ловя себя на мысли, что собираю языком слюну, а под попу врезается край столика.

– Будешь, – давит немного голосом, и я…

Наверное, от выпитого вина и слишком приятного звука мужского голоса, действительно делаю то, что он говорит. Оттянув трусики, я запускаю под них пальчики, удивленно ахнув.

– Ты влажная?

– Да.

– Нет, не так.

Ммм… Нет сил сопротивляться искушению. Я двигаю пальцами, поглаживая клитор.

– Ты влажная для меня. Повтори это…

Край стола врезается в ягодицы. Пальцы сминают припухшие складочки, скользят вверх, сжимая узелок удовольствия. Бархатный голос мужчины ласкает слух, но, когда в голосе под мягкой подложкой звенит сталь, в крови будто начинают бурлить и лопаться пузырьки, тело до краев переполнилось предвкушением.

– Повтори, – требует жестче.

– Я…

– Смелее, Яна. Тебе понравится.

– Влажная, – срывается с губ.

Пальцы неожиданно ускоряются.

Тихая усмешка проносится мурашками по шее, скользит вниз по позвоночнику.

– Не спеши, крошка. Почувствуй это. Почувствуй, для кого ты намокла. Кому собираешься признаться в этом.

– Для тебя, – звучит вместе со всхлипом.

– Для меня, – повторяет с удовольствием, смакуя. – Теперь все вместе, крошка.

– Я влажная для тебя… – говорю быстрее, но все еще с небольшими паузами, растягивая слова.

– Умница… Теперь раздвинь ножки немного шире, распахни их так, как это было сегодня. Когда я встал между твоих ножек и целовал. Ты помнишь, как я тебя целовал?

– Помню…

Под закрытыми веками проносятся картинки такие четкие и яркие, что забыть просто невозможно.

Он напористый, жесткий, сильный. Его губы и язык… врезаются в мои.

– Помнишь вкус поцелуя? Вкус моего языка?

Дыхание мужчины учащается.

– Да, я помню.

– Хочешь еще?

– Д-да?

– Без вопросительных интонаций, крошка.

– Да. Да, я хочу еще, – говорю смелее.

– Глубже! – высекает мгновенно. – Двигай пальчиками быстрее и глубже. Примерно так, как это делал бы я… Увереннее всаживай их до последней фаланги и вынимай, снова и снова….

– А-а-ах, – постанываю, уже в открытую трахая себя пальцами.

– Течешь?

– Очень сильно… М-м-м… А-а-ах! Я хочу…

– Продолжай.

– Хочу тебя!

Мои бедра дрожат, внизу живота накапливается шар, который будто набухает от посылаемых импульсов.

– Хочешь на мой член? – интересуется адвокат. – Ты чувствовала, что у меня на тебя сразу встал?

– Да. Ты… Большой.

– Большой, но ты справишься. Ты примешь в себя каждый сантиметр, поскуливая от удовольствия. Когда я в тебя войду, ты будешь поджимать пальчики на ногах, ерзая от нетерпения, как ерзаешь сейчас… Только это будет в тысячи раз острее. Я буду в тебе…

Слова адвоката становятся быстрыми и резкими, паузы между ними сокращаются. Он больше не говорит, вальяжно раскатывая слова, но частит ими, дыхание шумное, резкое. Оно дополняет картинку в моей голове, она приобретает ясность, размах, напитывается реальностью так же, как мое белье напитывается сочащейся влагой.

Мои пальцы вязнут в собственных соках, я больше не в силах выдержать эту пытку.

– Я хочу тебя… Прямо сейчас хочу, а ты? – спрашиваю.

– Что?

– Ты так дышишь. Ты тоже…

– Догадайся, что я делаю сейчас?

– Ты трогаешь себя?

Звучит короткий смех.

– Это не совсем точно описывает то, как быстро я двигаю рукой по стволу, слушая твои сладкие стоны и представляя, как твоин тонкие, сильные пальчики трахают себя. Но знаешь, что?

– Что?

Пожалуйста…

Умоляю мысленно.

Пожалуйста!

Меня со всех сторон уже сжимает, терзает, становится невыносимо от подкатывающего вала удовольствия.

– Это я трахаю тебя между ножек. Это я… – стонет. – И это ты цепляешься за мой член, вымаливая его в себе. Ты – для меня. Дааа… Кончай, крошка. Кончай со мной…

Тело, получив разрешение, мгновенно выпускает скопившееся напряжение вместе с легким вскриком.

Меня так сильно трясет, что стол под попой сильно шатается. Стеночки влагалища стискивают пальцы еще и еще…

– Моя послушная крошка, теперь оближи свои пальцы. Оближи их и запей вином собственный вкус.

Черт.

Это… слишком, да?

Но я все-таки это делаю, чувствуя себя преступницей, изменщицей!

Это мой муж обманом завлек меня в брак, который был нужен ему только для получения власти над деньгами. Это мой муж имеет любовниц, меняя их время от времени.

Но именно я чувствую себя переступившей черту, и… мне это нравится.

– Твои трусики липнут между ножек?

– Да. Очень. Мне хочется в душ.

– Не стоит.

– Но…

– Хочу, чтобы ты ходила с этим потрясающими ощущением, чтобы думала обо мне весь вечер.

– У нас будут гости. Гость, – поправляю себя.

– Твой муж-кретин ничего не заметит, а гость… Если это посторонний мужчина, просто не позволяй ему разглядеть себя такой, какой увидел тебя я – чувственной девочкой, нуждающейся в ласке. Это я буду ласкать тебя, только я. Ты будешь моей, крошка. Запомни. Я получу тебя полностью. Всюду… Теперь выбери вино для ужина и ни о чем не беспокойся.