Нет, я не две куклы вуду смастерю. Три!

Третья для этого козла!

Тея Арди

– Осторожнее в выражениях, адепт Родан Тарион. Вы можете нарваться на серьёзные неприятности, – подчёркнуто вежливо и ласково звучит мой голос. – Советую вам прислушаться к моим словам и сделать так, как я… вежливо вас попросила.

И одариваю молодого мужчину обольстительной улыбкой. Улыбкой, обещающей ему огромные неприятности.

Он горой склоняется надо мной, хмыкает и говорит полным колючего льда голоса:

– Нет, маленькая глупая ведьма, это ты меня обязана слушать и прислушиваться к моим словам. Запомни, пока ты в этой академии, я для тебя и папа, и мама, и даже сам Бог. Не делай глупостей, будь послушной ведьмочкой и тогда я не стану осыпать тебя проблемами.

У ведьм нет Бога-покровителя. У нас многоликая богиня Инанна. А Родан как-то не дотягивает до прекрасной и грозной богини, что восседает на колеснице, запряжённой семью львами.

Теперь я хмыкаю и уже не скрывая издевки говорю:

– Запомни, глупый маг, я и есть больша-а-я, размером с эту мрачную, неуютную академию, проблема.

Тыкаю в него пальцем и добавляю:

– Твоя проблема.

– А-а-ай! – взвизгиваю, когда этот недоумок хватает меня за указательный пальчик и сжимает его раскалённой докрасна ладонью.

Огненный маг!

Вот же засада!

– Пусти-и-и! – рычу и изо всех сил пытаюсь вырвать из его стальной хватки свой несчастный пальчик.

Адепт даже в лице не меняется, но смотрит на меня жёстко, держит крепко.

Замахиваюсь, чтобы врезать по его холёному лицу, но он перехватывает другую мою руку и тоже огненная хватка обжигает мою кожу.

Я шиплю, ругаюсь, пинаюсь, но этого гнилого упыря ни один мой удар ногой не настигает.

Потом он рывком разворачивает меня спиной к себе, крепко прижимает и говорит в самое ухо:

– Не раздражай меня, ведьма. Я – маг огня, Теодора, и нянькой к тебе не нанимался. Лишь из огромного уважения к ректору, я согласился присмотреть за тобой. Но знай, меня это дело с тобой страшно бесит. Хоть один шаг без моего разрешения сделаешь, я сотворю с тобой такое, о чём ты будешь до конца жизни помнить. Уяснила?

И что-то было такое страшное в его голосе, что поняла – сдержит обещание.

Закрыла глаза, сделала вдох, длинно выдохнула и ответила:

– Уяснила. Теперь могу идти? Или сопровождать буде… те даже в туалет?

– Если понадобится, то и спать будем вместе, – обжигает он моё ухо горячим дыханием.

Вздрагиваю, кривлюсь и мысленно представляю, как уже издеваюсь над куклой вуду – проекцией Родана Тариона.

Он меня отпускает и небрежно говорит:

– Пока иди. Но вечером после занятий жду в парке, объясню тебе правила.

Не дожидаясь моего ответа, разворачивается и уходит.

А я стою, будто помоями облитая возле секретарской ректора и пылаю праведным гневом.

Нет, одной куклой вуду не отделаешься, адепт! Тебя ждут страшные и мучительные страдания, уж я от души постараюсь.

Ждать девочек не стала.

Пыхтя и негодуя от злости, возвращаюсь в общежитие. Влетаю разъярённой фурией в комнату и рявкаю фамильяру, который до моего появления чистил пёрышки, сидя на жёрдочке:

– Вискарь! Мне нужен василиск!

Красный адмирал замирает и издаётся приглушённый звук, похожий на кряканье, потом встряхивается и осторожно интересуется:

– Дитя моё, что произошло?

Я срываю с себя ненавистную форму. Остаюсь в одной нижней рубашке и вытряхиваю из шкафа всё наше с Шейлой барахло.

Из вороха ярких тканей нахожу искомое и злобно усмехаюсь.

Кидаю платье на кровать. Потом чешу макушку и отыскиваю такое же платье подруги, и оно летит уже на её кровать.

Щёлкаю пальцами, призывая бытовую магию (и плевать, что запрещено колдовать в общежитии), возвращаю одежду обратно в шкаф. Мне лень заморачиваться и потому одежда одним большим ворохом запирается в раздувшемся шкафу. Если его сейчас открыть, то всё вывалится прямо на голову.

Как же плохо без домовых! Некому за ведьмочками поухаживать.

– Что случилось, мой хороший? – притворно ласково повторяю за фамильяром. Снова при помощи бытовой магии разглаживаю складки на платье, убираю с него невесть откуда взявшееся маленькое маслянистое пятнышко и говорю: – А случилось то, что ректор всех собак на ведьм спустил. Он обвинил собственно меня! Но даже не поинтересовался мотивами поступков, хотя любой маг знает, что ведьмы просто так не пакостят! Всему есть причина. Но не-е-ет, зачем же интересоваться причинами? Проще выставить дурой и назначить надзирателя! И мало того, что за мной хвостом будет ходить какой-то маг-недоучка, говорить мне, что можно, что нельзя, так это ещё знаешь кто?

– Кто? – выдохнул изумлённый Вискарь.

Посмотрела на кардинала, и гневно раздувая ноздри, буквально выплюнула ненавистное имя:

– Родан Тарион!

Вискарь чуть с жёрдочки не сверзился.

– Ты шутишь! – выпаливает он удивлённый новостью.

– Была бы рада, окажись это шуткой, – рычу я. – Так что, василисков достанешь или самой придётся?

Кардинал нахохливается, закрывает глаза. Сейчас он связывается по своей астрально-птичьей связи с кем-то из родни или знакомых. И пока он думает, решает, обсуждает и считает, во сколько нам обойдутся василиски, я одеваюсь и встаю напротив зеркала.

Изумрудного цвета платье как всегда подчёркивает мою фигуру. Но дело не в красивом цвете и простом, но элегантном крое, это платье – артефакт. Платье из тончайшего льна. Его соткали тринадцать ведьм за тринадцать дней, и последний стежок сделан был в полнолуние.

Скромный вырез декольте, удобная шнуровка на талии, плотные длинные рукава наполовину закрывают ладони. По вороту, рукавам и подолу платья золотой заговоренной нитью лежит магическая вышивка – стоит мне захотеть и вышивка засияет, сменит цвет с золотого на цвет лунного серебра и редчайшая магия куполом невидимости меня укроет.

Да, я пойду на преступление. Заберусь в комнату к Родану Тариону и стащу у него всю одежду, обувь, бельё и подкину девчонкам, которые сохнут по нему, болезные. Потом проберусь в деканат и стащу последний выпуск академического журнала «Выдающиеся адепты «ВАМ», пририсую Тариону рога, клыки, хвост, когти, а на ноги – копыта. И рисунки станут видны только тогда, когда журналы вынесут из деканата и откроют на странице, где описываются успехи этого гада.

Но это всё мелкие пакости, которые станут лишь началом моего возмездия.

Затем в ход пойдут василиски – маленькие забавные змейки, которым нельзя в глаза смотреть без защиты, иначе застынешь. Чем старше василиск – тем дольше будешь скованным.

Когда я одета и настроена крайне воинственно, Вискарь отмирает, открывает глаза и говорит:

– Василиски будут, Тея, но с чёрного рынка.

Кривлюсь и чешу затылок.

– Что, ни у кого из твоих знакомых нет лишних змеюшек? А если в аренду? – спрашиваю с надеждой.

Но фамильяр качает головой и повторяет:

– Только с чёрного рынка.

Выдыхаю сквозь стиснутые зубы:

– Проклятье!

– Значит, не берём? – тоже с надеждой интересуется Вискарь.

Вздёргиваю брови.

– Ты что! Конечно берём! Сколько у них есть? Две или три дюжины наберётся?

– Две или три дюжины? – удивляется кардинал и раскрывает от волнения крылья. – Тея, зачем тебе столько василисков? Для мести над адептом тебе и трёх гадов хватит.

– Мне может и хватит, но ты и о девочках подумай, – говорю с укором.

Вискарь нахохливается и ворчит:

– Пусть другие фамильяры о них думают.

Подхожу к любимой птичке, ласково и бережно чешу ему под клювом и говорю мягко:

– У всех ведьмочек фамильяры ещё юные, не такие опытные как ты. Связями нужными не обросли, нужное количество шишек на мягкое место не собрали, да и мудрости не набрались. Если они займутся контрабандой василисков, то наследят так, что даже мыши след возьмут. А ты умный, Вискарь. Очень умный. И мудрейший красный кардинал. А ещё всемогущий.