Ему наконец удалось, хотя бы на короткое время, забыть обо всем, что его терзало и тревожило.

Когда Гейб пришел в себя, ему было так хорошо, что он решил полежать не двигаясь еще немного. Простыня туго обернулась вокруг его бедер и ног Рэчел. Он прижался губами к ее шее и закрыл глаза.

Внезапно он почувствовал на спине какую-то тяжесть.

— Отпусти мою маму! Отпусти, слышишь?! — раздался у него над ухом детский крик.

Что-то твердое ударило его по голове, маленькие кулачки забарабанили по его телу, ногти ребенка впились в кожу на его шее.

— Прекрати! Прекрати сейчас же! Отпусти ее! — звенело в комнате.

Рэчел обмерла и сжалась под тяжелым телом Гейба.

— Эдвард! — воскликнула она.

На затылок Гейба стали один за другим ритмично сыпаться удары чего-то гораздо более твердого и тяжелого, чем крохотные кулачки пятилетнего ребенка.

— Ты делаешь ей больно! Прекрати делать ей больно! — в панике кричал мальчик сквозь слезы.

Гейб пытался отражать удары, но это было непросто.

Эдвард оседлал его бедра, а откатиться в сторону Гейб не мог, так как в этом случае Рэчел предстала бы перед маленьким сыном совершенно обнаженной. Интересно, каким образом он попал в комнату, думал Гейб. Он был уверен, что Рэчел заперла дверь на ключ.

— Эдвард, перестань! — выкрикнула Рэчел, хватаясь руками за простыни.

Гейбу удалось поймать маленький, острый локоть.

— Эдвард, я вовсе не делаю ей больно.

Тяжелый удар, гораздо более сильный, чем все предыдущие, обрушился на его висок.

— Меня зовут не…

— Чип! — выдохнул Гейб.

— Я убью тебя! — воскликнул ребенок и ударил его еще раз.

— Немедленно прекрати, Эдвард Стоун! Ты слышишь?!

На этот раз в голосе Рэчел звучала сталь. Удары прекратились. Мальчик затих.

— Гейб вовсе не делает мне больно, Эдвард, — сказала Рэчел более мягким тоном.

— А что же он тогда делает?

Впервые с того момента, когда Гейб с ней познакомился, Рэчел не нашлась, что сказать. Повернув голову, Гейб посмотрел на Эдварда, сидящего на кровати, — волосы мальчика были всклокочены, покрасневшие щеки блестели от слез.

— Я целовал ее, Эд… Чип.

На лице ребенка появилось выражение ужаса.

— Никогда больше этого не делай, понял?

Гейб знал, что вес его тела мешает Рэчел нормально дышать, но тем не менее, когда она снова заговорила, пытаясь успокоить сына, голос ее звучал почти нормально:

— Не волнуйся, все в порядке, Эдвард. Мне нравится, когда Гейб меня целует.

— Нет, это не правда!

Было ясно, что, если разговор будет продолжаться в том же духе, это не приведет ни к чему хорошему, поэтому Гейб решил взять инициативу на себя.

— Чип, прошу тебя, сходи на кухню и принеси маме большой стакан воды. Она очень хочет пить.

Мальчик исподлобья посмотрел на Гейба, но не двинулся с места.

— Пожалуйста, сделай, что он говорит, Эдвард, — вмешалась Рэчел. — Мне действительно очень хочется воды.

Малыш неохотно слез с кровати, всем своим видом при этом показывая Гейбу, что, если он попытается причинить его матери вред, это ему даром не пройдет. Как только он исчез за дверью, Гейб и Рэчел вскочили с постели и начали лихорадочно натягивать на себя одежду. Гейб буквально впрыгнул в джинсы. Рэчел, схватив с пола его футболку, торопливо нырнула в нее и тут же стала шарить вокруг в поисках трусиков. Не найдя их, она торопливо надела трусы Гейба. Как это ни смешно, в эту минуту ее больше всего волновало, успеет ли она одеться к тому моменту, когда сын вернется в комнату.

— Я думал, ты заперла дверь, — сказал Гейб, застегивая молнию на джинсах.

— Нет, я решила, что это сделал ты.

Эдвард вернулся в рекордно короткое время. Он бежал с такой скоростью, что вода выплескивалась через края голубого пластикового бокала без ножки с изображением кролика — героя многочисленных мультфильмов.

Шагнув навстречу, чтобы принять у него бокал, Рэчел обо что-то споткнулась. Посмотрев вниз, Гейб увидел, что на полу лежит «Стеллалуна» — книжка, которую Эдвард так полюбил. Ему потребовалась всего секунда, чтобы понять, каким образом книга оказалась в спальне: именно ею Эдвард колотил его по голове.

Итак, Гейбу Боннеру чуть не разбили голову той самой книгой, которая вызывала у него воспоминания, лишающие его желания жить.

Рэчел сделала вид, что ее в самом деле мучила жажда, и осушила стакан с такой жадностью, что никому и в голову бы не пришло, что она притворяется. Когда стакан опустел, она положила руку на голову Эдварда.

— Давай-ка я уложу тебя обратно в постель, — сказала она.

Гейб шагнул вперед, понимая, что ясность должна быть внесена до того, как Рэчел отправит ребенка спать. Он внимательно посмотрел на маленького Эдварда, невольно вспоминая, с какой силой и яростью тот колотил его своими крошечными кулачками, и впервые увидел перед собой его самого, а не жалкое подобие Джейми.

— Чип, я очень люблю твою маму, и я никогда и ни за что не сделаю ей больно. Мне хочется, чтобы ты это запомнил. Если ты еще когда-нибудь увидишь, как мы трогаем друг друга, то знай — мы делаем это потому, что нам это нравится, а не потому, что что-то не так.

Эдвард бросил на мать изумленный взгляд.

— Тебе хочется его трогать?

— Я знаю, тебе трудно это понять, тем более что вы с Гейбом не очень-то ладите, но мне нравится быть с ним рядом.

— Если тебе хочется кого-нибудь трогать, дотрагивайся до меня! — упрямо заявил мальчик.

— Мне очень нравится тебя обнимать и целовать, — улыбнулась Рэчел. — Но я взрослая женщина, Эдвард, и иногда мне необходимо прикасаться к взрослому мужчине.

— Тогда обнимайся лучше с пастором Этаном.

У Рэчел хватило чувства юмора, чтобы рассмеяться:

— Боюсь, это невозможно, мопсик. Пастор Этан — твой друг, а Гейб — мой друг.

— Пусть он не врет, они с пастором Этаном никакие не братья.

— Почему бы тебе не спросить об этом самого пастора Этана, когда ты встретишь его завтра в школе?

Тут Гейб заметил, что его трусы вот-вот свалятся с Рэчел.

— Ну, иди, Чип. Я тебя сейчас догоню. Давай с тобой покормим еще раз Твити, прежде чем ты отправишься спать, — предложил он.

Эдвард, однако, был не так глуп, чтобы попасться на подобную удочку.

— А откуда я знаю, что ты снова не начнешь ее целовать, когда я уйду?

— Я буду целовать твою маму, — твердо сказал Гейб, — но только когда она не будет против этого возражать.

— Тебе вообще нельзя ее целовать. — Эдвард топнул ногой. — Я все про тебя расскажу пастору Этану.

— Замечательно, — пробормотал Гейб. — Только этого нам и не хватало.

Пастора Этана, однако, заботили свои проблемы. Было всего одиннадцать часов утра среды, а в кофейнике, которым пользовались они с Кристи, кофе не оставалось уже и на полчашки.

Дело было не в том, что Этан не знал, как варить кофе.

Дома он каждое утро сам заваривал его себе. Но ведь сейчас он находился не дома, а на работе. Он сидел у себя в кабинете, и для него было ужасно непривычно, что Кристи, которая в течение последних восьми лет неизменно следила за тем, чтобы кофейник всегда был полон, теперь этого не делала.

Схватив стеклянный графин, он с возмущенным видом вихрем пронесся мимо ее стола. Набирая воду, Этан умудрился порядком забрызгаться. Затем он побрел обратно, вытряхнул из кофейника спитую гущу, бросил в него несколько ложек свежесмолотого кофе, добавил воды из графина и раздраженно хлопнул по кнопке выключателя. Ничего, подумал он, пусть полюбуется и подумает о своем поведении.

К сожалению, Кристи слишком увлеченно напевала себе под нос мелодию одной из старых песен Уитни Хьюстон и набирала на компьютере какой-то текст, чтобы заметить все эти маневры Этан не мог решить, что раздражало его больше: то, что ему самому приходилось варить кофе, мурлыканье Кристи или то, что она на этот раз пришла на работу одетая так, как раньше, в свою привычную, скромную одежду.