– Это тебе не поможет.

Голос был знаком, невозможно знаком. А внешность…

– А это не хамство – надевать личину той, кто дает тебе силу? – спросила Даша, глядя на бледную, темноволосую женщину у алтаря.

– Ты видишь меня такой, какой ты меня представляешь, – усмехнулась женщина. – И потом, я так долго служила ей, и неудивительно, что я стала похожей на нее.

– Но ты хочешь мое тело? – спросила Даша, повторяя уже про себя: ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа, и слыша, как эти слова эхом отзываются… где-то. Далеко – но очень близко.

– Да, – кивнула Белет Эршигаль. – Ты загнала меня в бездну, а теперь сама будешь моим трофеем.

– Ты сначала возьми этот трофей, – усмехнулась Даша…

Игорь смотрел на арену – это было страшно, пожалуй, страшнее, чем все, что он видел до этого. Когда Даша подошла к алтарю, из щели на нем поднялось… нечто. Это было похоже на саван мертвеца, наброшенный на пустоту – и под этим саваном копошились щупальца, лапы, руки, а главное, лица. Женские, прекрасные изначально, но все до единого исковерканные – одни гниющие, другие обожженные, третьи изрезанные…

А затем – между алтарем и партером словно опустилась полупрозрачная завеса из света.

– Это еще что? – встревожился Бел Энграл. – Раньше такого не было!

– Ну, все когда-то бывает впервые, – философски заметил Макарыч. – Раньше Владычица не возрождалась, или я что-то путаю?

Он щелчком отбросил папиросную гильзу, вызвав этим укоризненный взгляд Македонского, и широко улыбнулся:

– Радостно-то как! Петь хочется! Как там поется?

Как только Макарыч запел, Игорь полез под куртку, отбрасывая любопытных душеедов, свисавших вдоль его бронежилета, нащупал кнопку, от которой провода тянулись к детонаторам, и нажал ее.

Сначала ему показалось, что ничего не произошло…

С ног до головы покрытые кровью, слизью и копотью, утыканные иглами мантикор с ног до головы, Генка, Феликс и Волосатый сидели на ящике с пластитом, который они затащили в машинное отделение и поставили у кожуха, защищавшего машину, которую так хотел забрать Макс. Сам Макс был тут же – его истерзанное тело – без рук, ног, глаз, языка, со вспоротым животом, лежало поодаль. Когда они на него наткнулись, тело было еще живым. Они его добили.

– Ну, мужики, – сказал Генка, и замолчал, словно не знал, что сказать еще.

– У тебя со щеки червь свисает, – сообщил ему Феликс, вертя в здоровой руке зажигалку. Кисть другой руки Феликса превратилась в шар с торчащими во все стороны душеедами. – Кстати, он черный.

– Ты тоже не красавчик, – заметил Генка. – Давай, нажимай уже.

– Может, сначала по сто грамм? – предложил Волосатый, у которого теперь на лысине колосились душееды, заменяя отсутствующую шевелюру. – у меня есть с собой немного.

– Блин, Волосатый, ты без бухла даже в сортир не ходишь, что ли? – спросил Генка. – Хотя выпить не откажусь, спасибо. Феликс, ты как?

– А как ты думаешь? – ответил тот. – Конечно буду, что я, рыжий?

Они по очереди приложились к плоской фляжке, которую достал Волосатый, опустошив ее полностью. Генка достал сигареты:

– Помните, как Макарыч курил на ящике с динамитом? – спросил он. Остальные кивнули. – Интересно, что с ним стало?

– Кто знает, – заметил Волосатый. – А с Мишкой?

– Погиб, наверно, – заметил Феликс, подкуривая. – Хорошо, хоть девочек спасли.

– Да уж, – согласился Генка.

…со всех сторон их окружали твари. Они лезли через какие-то невидимые щели, по полу, по потолку, по стенам, медленно приближаясь к своей законной добыче. Ребята не могли видеть, но чувствовали – еще больше тварей облепило станцию, а уж сколько их было на алмазном льду вокруг нее…

– Так, народ, – сказал Феликс. – Кажется, все зрители в сборе. Рад был знакомству с вами. До встречи там, где этих не будет.

И нажал кнопку взрывателя.

– Ты сначала возьми этот трофей, – усмехнулась Даша…

– И возьму, – ответила Белет Эршигаль. – Кто меня остановит?

– А кто тебя остановил прошлый раз? – спросила Даша. – И позапрошлый?

– Тогда вас было больше, – сказала Белет Эршигаль, и Даша почувствовала в ее голосе легкое сомнение. – А сейчас ты одна…

Даша решительно шагнула к алтарю:

– Раньше я считала вас бесстрашными. Но потом поняла, что ваше бесстрашие – это ваша слабость. Вот только есть нечто, что намного сильнее страха, и чего вы ощутить не сможете как бы вам того не хотелось. Тот, кого вы не упоминаете, сказал: любовь не перестает никогда, даже если истощится все знание, иссякнет вся сила, замолкнут все слова в мире. Мы научили вас бояться, но Вы так и не поняли, что значит любить.

Она положила руку на свод черепа, и произнесла нараспев:

– Ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа!

– Ну и что? – удивленно спросила Белет Эршигаль – и тут за пределами круга, отделявшего их от партера храма, вспыхнул яркий свет. Вспышек было три, но поняла это только Белет Эршигаль – у мозга Даши на это не хватило времени, он раньше был испепелен взрывом, расплавившим даже каменный алтарь, не говоря уж о черепе на нем…

С платформы Мишка упал на что-то мягкое, погрузившись в него. Он тут же вскочил на ноги, но поскользнулся, и упал – на сей раз, ничком, в груду неприятной и вонючей слизи.

Кое-как встав, и с отвращением отряхнувшись, Мишка увидел, что окружен тварями, но странно – те совсем не обращали на него внимания. Не думая, что делает, Мишка побрел прочь от станции в сторону видневшегося на горизонте острова. Твари спешили в обратном направлении, окружая станцию, забираясь на нее… их полчища так облепили конструкцию, что ее почти нельзя было разглядеть под огромной массой копошащейся плоти. А твари все прибывали и прибывали, и не было им конца и края…

Внезапно алмазный лед вздрогнул, а затем – мощная взрывная волна ударила Мишку в спину, швырнув наземь, и потащила по алмазному льду вместе со сбитыми с ног тварями. В какой-то момент Мишка увидел станцию – в виде темного контура внутри чего-то очень похожего на ядерный взрыв. Теперь она стояла ребром, и, кажется, погружалась в подлёдное пламя. Вокруг станции громоздились большие торосы алмазного льда. Зрелище было таким фантастическим, что, когда Мишку перестало швырять, он просто лежал и смотрел, как контур станции тонет в стене пламени, поднимающегося из-под льда, который был не льдом, а самой благородной кристаллической формой углерода…

Потом Мишка, кряхтя, встал, сначала на четвереньки, потом на колени, затем на ноги… и понял, что положение у него не лучшее. Со всех сторон его окружали полчища мантикор, и воронки их пастей были разверсты, а взгляды настоящих глаз, цепочкой протянувшихся по сторонам головы – направлены на него.

Мишке стало смешно. Он понимал, что это – истерика, но удержаться не мог. Он понимал, что сейчас умрет, но не мог не хохотать…

И тут что-то полыхнуло с другой стороны, от острова, до которого пытался добраться Мишка. Взрыв, пожалуй, был еще сильнее – он на мгновение осветил свод пещеры, располагающийся на высоте в несколько тысяч метров, а сам остров стал темным пятном на фоне ярко-белого пламени. Но взрывной волны не было – то ли до места взрыва было далеко, то ли взрыв был не таким сильным, как казалось.

Мишка прекратил смеяться, и отвернулся от острова к окружившим его тварям. Он готов был умереть… но тут произошло что-то непонятное. Одна за одной, мантикоры, включая самок, стали переворачиваться на спину, открывая Мишке раздутые жабьи пуза и поворачиваясь к нему человеческими лицами. Глаза лиц были открыты, и все смотрели на Мишку. Зрелище было отвратительным, странным…