Довольно бодро шагая, я незаметно для себя вышел из леса, преодолев перелесок, и уперся взглядом в одинокую избу на пригорке. Хорома травницы стояла поодаль от остальных сельских домиков, жавшихся друг к дружке заборами и плодовыми садами.

Интересно, если все местные — не местные, могут они вернуть меня обратно, в мой мир? Странно, что только сейчас мне это в голову пришло. Ведь давно очевидно, что я оказался не за городом, а в каком-то неведомом месте, в другой вселенной или реальности. При мысли о возвращении вдруг тоскливо засосало в желудке. Представил, что больше никогда не увижу Агриппину, не услышу ее голос, не увижу глаз, не прикоснусь к ее... Так, стоп!

Огорошенный мыслями, я прошел в избу, даже не озаботившись риском получить новых звездюлей от колдуньи. Чем она незамедлительно воспользовалась. В меня метнули мокрым полотенцем, следом полетели валенки, веник и ведро. Спасибо, что небольшое и пустое. Отвернувшись и переждав беззвучное на этот раз извержение вулкана, я умиротворяюще поднял руки перед собой и ласково произнес:

— Агрюшка, хорош блажить! Побаять надо! Видел я диво дивное в лесу. И хотел бы уразуметь, какой травой ты меня уложила отдыхать. Из-за травы твоей я это видел или сам по себе?

Травница замахнулась, чтобы метнуть в меня глиняный горшок, но притормозила. Бровями повела, горшок на стол поставила.

— Не должно было ничего видеться тебе от моей травы-муравы. Только сон сморить мог, а большего не ведаю. Што видел-то?

— Если бы знал, «што», — пробормотал я, раздумывая, как много можно открыть Агриппине, и не подумает ли она обо мне дурного.

— Чудо чудное, диво дивное? — с иронией уточнила колдунья, улыбнувшись.

Это она мне впервые улыбнулась только что?! В груди тепло стало, будто солнышко крохотное там поселилось. Да что ж со мной творится! Я ведь так и вправду не захочу обратно возвращаться. И чихать на туман этот и на жрущих бурёнок тварей со склизкими языками. Впрочем, язык-то как раз был коровушкин, наверное.

— Давай, Юрашка. Поведай нам, што видел, — лениво разнёсся голос с печи.

— Оклемался, котик? — поинтересовался я в надежде отодвинуть начало серьезного разговора.

— Ежели жаждешь, штобы мы с Агриппинушкой не отдали тебя марам из тумана на съедение, то выкладывай всё. Больно нам не любо на поводу у чуждых тварей идти. Но, без сказа твоего, помочь чем, не ведаем.

Куда хватало глаз — везде вокруг меня текли волны ковыля. Они завораживали. Наверное, я мог бы сидеть так вот, на взгорке, вечность. Сидеть и тупить, глядя на ковыль.

«Не из этого мира, ты, Юра, и не из нашего. Ты чужое, беду нам принёс!»

«Нельзя его выгонять, Агриша, на глазах он должен быть, натворит што-нить».

«Этот калечный? Натворит? Ха-ха! Натворил уже, што смог».

Я с размаху саданул кулаком о землю и взвыл. Кто сказал, что земля мягкая? Дурак, не иначе. Рука от удара согнулась в запястье, там что-то хрустнуло, волна боли мгновенно выветрила из головы все разговоры, которые навязчиво крутились там больше часа.

К черту все. Этот мир, или реальность, или что это вообще такое — заставлял меня меняться. Дом я себе нашел, ага! Сортир на улице, интернета нет. Сколько я тут? Даже посчитать не могу! Без VR-игр, без фильмов, без чатов с друзьями. Шарахаюсь по лесу то в слизи, то в беспамятстве. Меня лупят, мне хамят, в чем-то подозревают. Когда я успел стать мазохистом-то?

Пусть катятся в свой лес сами. И травница, и кот ее. И деревня вся с машками и коровами.

Я лег на спину, подставив лицо небу.

Могу пойти куда глаза глядят. Вдруг набреду на другую деревню, с более вменяемыми людьми. Или остаться здесь? Ведь меня ищут в моем мире. Ищут же, да? Не может быть, чтобы не искали. Хотя бы затем, чтобы выговор сделать за несоблюдение техники безопасности. Взыскание в трудовую написать. Уволить. С позором.

Или... Я вскочил и завертел головой. Скалы! Агриппина уперлась, что видения у меня не от ее травы. Значит, они могут быть настоящими? А вдруг это как в «Portal Stories» — находишь портал и попадаешь на следующий уровень. В хороме унитаз появляется, травница добреет. Кот бухать перестает.

Я глупо хихикнул.

С моего взгорка прямо вот чтобы скал было не видать. Но какое-то возвышение в лесу я разглядел. Делать мне все равно нечего, и, хоть от леса уже порядком тошнит, вполне могу прогуляться — посмотреть, что за веретено мне привиделось.

По полю разнесся голос Агриппины. Звала меня. Обиженно фыркнув, я нырнул в ковыль. Если кота по следу не пустила, пересижу поиски, затем пойду искать портал.

Кот был при ней, как же еще. Но чем хорош кот, это абсолютно не собака-ищейка. Толстый, раскормленный Василий порядком запыхался, преследуя травницу и уговаривая ее находу:

— Агриппинушка, солнышко ты мое, ну куда ты так бежишь. Ушел и ушел гость наш незваный. Баба с воза...

— Да пропадет он!

Ох, какая улыбка растянулась у меня на лице от тона травницы. Неужто переживает?

Кот фыркнул, но спорить не стал.

Агриппина поднялась на взгорок, огляделась.

— Смотри, был здесь. Натоптано.

Они долго стояли, вглядывались в море из ковыля. Травница несколько раз меня звала, только отзываться я не собирался. Поздно, Агришка, слишком поздно ты стала за меня переживать. Я успел скинуть с себя весь морок «дома». Не здесь мой дом, и никогда его здесь не будет.

Они ушли. Травница — с поникшими плечами, кот — с одышкой, но гордо задранным хвостом. Я подождал еще какое-то время и, закинув котомку на спину, пошел в сторону леса. Вечер близился, вот бы дойти до странных скал засветло. А если не получится, придется ночевать в лесу.

В котомку я успел накидать всякой снеди, пока Агриппина костерила меня и беды, что я принес в ее мир. Сейчас на ходу, вытащил пирожок. Идти сразу стало веселее.

Лес обступил меня привычными темными стволами. Как родной. Направление движения я зафиксировал в телефоне и сейчас, сверившись, правильно ли иду, с грустью посмотрел на двадцать четыре процента зарядки. До скал должно хватить, а дальше придется учиться определять направления по звездам. Чужим для меня звездам.

Засветло я, естественно, никуда толком не дошел. Но и лес меня больше не пугал. Не иначе кухарка насовала в пирожки какой-нибудь храбро-травы.

Стемнело. Начали разгораться гнилушки, и, выйдя на очередную лесную опушку, я решил переночевать здесь. Тумана не было, погода стояла ясная и теплая. Я плюхнулся на землю возле огромного корявого пня на краю поляны. Поесть успел, пока шел, а вот пить сильно хотелось. Хорошо, что воды с собой прихватил, не надо бегать по лесу в поисках озерца или ручья какого. Сделал несколько глотков, заткнул бутылку, сунул ее назад в сумку. Сумку же подложил под голову.

Над опушкой кроны деревьев размыкались, открывая кусочек неба, усеянного звездами. Надо же, фонари в городе делали засветку. Звезды обычно плохо видно, и все они тусклые, словно выгоревшие. А гнилушки хоть и прилично освещали лес, звездам совершенно не мешали.

Я лежал на полянке в лесу, глядя вверх, удивительным образом ощущая себя... на месте. Что-то менялось во мне.

Туман я не услышал — почувствовал. Неспешно сел, повернулся в ту сторону, откуда показалась первая призрачная фигура. Из серой массы этих фигур выбралось пять. Три мужских, две женских. Беззвучно приблизились ко мне, выстроились полукругом и замерли.

— Что надо? — грубовато поинтересовался я, снова откидываясь на сумку.

— Наш господин, — прошелестела первая тень, — Время навести порядок. Начались раздоры, нужно это прекратить.

— Прекращайте, — милостиво позволил я.

Тени затрепетали. То ли от негодования, то ли от ветра.

— Без вашего участия, наш господин, это совершенно невозможно, — тени подобострастно склонили головы. Все пятеро, хотя говорил со мной один. Ну как говорил. Я его слышал и понимал, но не поручился бы, что он издает какие-то звуки.