Магия пузырится под поверхностью моей кожи, угрожая выплеснуться в комнату. Желание поджечь шторы и устроить в комнате снежную бурю становится всепоглощающим.

Но я не собираюсь этого делать. Я себе этого не позволю. Мне позволено злиться, но такой уровень ярости совершенно необоснован. В нем есть что-то такое, что волнует меня больше, чем следовало бы. Если бы меня спросили, я бы сказала, что он скрывает слишком много. В каждой крупице информации, которую он мне сообщит, есть другая сторона, которую он держит при себе.

Это одна из немногих вещей, за которые я отдаю должное своим родителям: они никогда ничего от меня не скрывали. Не имело значения, насколько ужасной была правда или как сильно я могла испугаться этого знания, они всегда рассказывали мне всю историю целиком. Не то чтобы я могла игнорировать слухи о своей судьбе, особенно когда она отражена у меня на груди и когда я родилась в одну из двух Кровавых Лун в истории – в день смерти последнего бога.

Я полагаю, что им также пошло на пользу то, что они были такими «открытыми», потому что, в конце концов, я все-таки сбежала.

Сделав глубокий вдох, я отвожу от него взгляд в надежде, что успокоюсь.

– Слушай, ты можешь ненавидеть меня. Тебе может быть противно все, чем я являюсь. Но уважай то, что наши интересы совпадают. Пока что. Так ответь мне вот что: почему они охотятся за тобой? – Я наблюдаю за ним, чувствуя, как ярость медленно переходит в слабый огонек.

– Я – оружие. – Это не сомнение и не вопрос. Он говорит это так, словно это факт, в котором он уверен.

– Какого рода? – Мой вопрос почти сквозит сомнением.

– Такого, о котором никто никогда не забудет. – Кажется, темное облако нависает над его плечами, когда он говорит это, как будто то, что он есть, причиняет ему боль. – Я – оружие, которым можно управлять только с помощью кольца, но предполагалось, что все три части будут использоваться вместе.

Его слова крутятся у меня в голове, пока я смотрю на свою сумку, невинно лежащую поверх стопки книг. Внутри сумки находится одна из частей предполагаемого оружия, которая вернула калиака обратно. Что произойдет, если он получит все три? Что станет с миром, если мы получим перо и кольцо и он освободится из тисков моего разума?

– Может, мои руки и в крови, но у меня не настолько черное сердце, чтобы стать оружием против человечества, оказавшись на свободе, – говорит он, как будто точно знает, о чем я думаю. – В этом мире и так достаточно смертей, и мне не нужно усугублять обстановку. Если я получу кольцо, никто не сможет использовать меня против кого-либо другого. Я хочу быть свободным, чтобы увидеть свою семью.

У него есть семья? Я не ожидала, что он окажется человеком, у которого есть семья, не говоря уже о том, что он относится к тому типу людей, которые ценят эту семью.

В моей голове крутится еще один вопрос: живы ли они? Гидеон сказал, что он ждал «сотни» лет внутри книги. Многие существа могут жить веками, но все еще возможно, что их могли убить, когда король Нодиси и мой отец убивали богов.

Решит ли он стать оружием, если узнает, что его семьи больше нет в живых? Мог ли он использовать свои силы против людей, которые лишили их жизни? А еще лучше сколько людей попало бы под перекрестный огонь? С другой стороны, вполне возможно, что семья Гидеона собралась за столом, оплакивая своего сына, или мужа, или отца.

Меня расстраивает, что я верю ему, когда он говорит, что не будет пытаться уничтожить мир, как только освободится. Но также никто не попадает в ловушку на века, если они действительно искренние.

– Может ли кто-то управлять тобой, если у него есть кольцо, но нет «Книги Сумрака» и Адского Пера?

Он кивает, вздергивая подбородок с непоколебимой уверенностью.

– Но я не позволю этому случиться.

Я смотрю на него в полном недоумении.

– Вернемся опять к мудрости. Ты был в этой книге «сотни» лет. Весьма возможно, что у кого-то твое кольцо. Черт возьми, знатная дама могла бы надеть это кольцо, перед тем как отправиться на чаепитие со всеми остальными дамами.

Я знаю, что эта мысль расстроит его из-за его чувствительности к артефактам. Но я получаю нездоровое удовольствие от того, что подначиваю его.

Внезапный резкий запах трав распространяется по моему языку.

– Никто бы не посмел. Кольцо сделано из кости дракона, выкованной…

– А, ладно. Тогда не знатная дама. Позволь мне исправиться, – быстро говорю я, наслаждаясь яростью Гидеона. – Твое кольцо могло бы быть на пальце члена королевской семьи, – добавляю я чуть громче, чем обычно.

Виски обжигает мой язык, в то время как его пристальный взгляд прожигает во мне дыры. Прикусив внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от ухмылки и еще больше рассердить «оружие», я заставляю себя вернуться к книге. Гидеон – это оружие, которое не имеет силы и не может причинить вред никому, кроме меня. Я внутренне хихикаю над этой иронией.

Мой нос морщится сам по себе, когда сатир испускает дурно пахнущий газ.

– Поторопись. Выбраться из комнаты с мертвым телом – мой главный приоритет сейчас, – ворчу я, тыча пальцем в его книгу, готовая перевернуть страницу за него.

– Это бесполезно. Пошли, – распоряжается Гидеон, когда доходит до середины своей последней книги, все еще стоя, заложив руки за спину.

Я поднимаю взгляд на него сквозь отяжелевшие веки, разминая затекшую шею. Я люблю читать, но читать, чтобы собрать информацию? Не очень. Я бы лучше сразилась с чудовищем, чем провела еще одно утро перебирая стопки книг в надежде заполучить хоть какой-то намек на то, где находится перо.

– Слава божествам, мой желудок подсказывает мне, что пришло время обеда. – Его заявление приносит такое же облегчение, как снятие корсета после долгого дня.

Меня пронизывает укол вины из-за того, что я так быстро отложила книги и не перерыла всю комнату в поисках ответов. Тихий голосок в моем сознании твердит мне, что, признав поражение, я позволяю ему оставаться в моей голове. Однако угрызения совести недолговечны. Я проголодалась, мне скучно, я устала и обливаюсь по́том. По правде говоря, еще немного, и я уверена, что буду способна совершить военное преступление.

– В последний раз я видел перо в Таравине. Мы отправимся туда и пойдем по следам. – Он поправляет свое пальто, как будто оно в принципе здесь к месту.

Я качаю головой, тыльной стороной ладони вытирая пот, выступивший у меня на лбу.

– Сначала мы поговорим с Венсеном. У него был контракт на то, чтобы отыскать и доставить твою книгу. Вероятно, он располагает той информацией, которая приведет нас к заказчику сатира.

– Кто такой Венсен?

– Твоему тщедушному умишку этого не понять, – дразню я, желая использовать эту фразу, пока не забыла ее. Кроме того, я понятия не имею, как описать, кто такой Венсен.

Он издает рык, направляясь к двери, не дожидаясь меня. Я могла бы побежать за ним, чтобы не отстать. Но это кресло довольно удобное, и я была бы не прочь понаблюдать, как он в отчаянии врывается обратно в кабинет. Поэтому я наслаждалась каждой секундой своего драгоценного времени. Судя по часам, у меня есть полчаса, чтобы добраться до рынка, прежде чем состоится сделка с клиенткой. Так уж вышло, что рынок находится в противоположной стороне от гостиницы, в которой остановился Венсен. Поэтому я быстро иду к своей сумке, и моя нравственность засыпает, когда я закидываю в сумку первые попавшиеся под руку безделушки, чтобы подзаработать или просто пополнить свою сокровищницу.

Прошла уже одна ночь. Период траура закончился. Все, что осталось в этой комнате, теперь общее.

Я чувствую приближение Гидеона, ощущаю густой привкус трав на языке. Я никогда не умела ощущать вкус того, чего не ем и не улавливаю обонянием, так что это еще один пункт, который можно добавить к моему бесконечному списку вещей, которые я не понимаю.

Виски обжигает мне рот, когда он врывается обратно внутрь, проходя прямо через дверь. Если бы он действительно мог прикасаться к вещам, я уверена, что от свирепости его обжигающего взгляда по зданию пробежала бы дрожь. Это, должно быть, ошеломляющее зрелище для любого, кто стоит снаружи.