Один из королевских докторов по очереди подводил больных к трону, и те вставали перед его величеством на колени. Некоторые хромали, кое-кто еле ковылял на костылях, других несли близкие. Мужчины, женщины, дети, богато одетые джентльмены, жены торговцев, крестьяне, ремесленники, нищие. Перед Господом все равны.

Внизу что-то неразборчиво зачитывали вслух из молитвенника: я не мог разобрать ни слова.

– Эдвард был в бодром расположении духа, – продолжила леди Квинси. – К тому же исполнен самодовольства, почти как при жизни отца. Дела его процветают, – во всяком случае, именно такое впечатление он постарался у меня создать.

Повисла пауза, и теперь до меня долетали только звуки толпы внизу и приглушенное нечленораздельное бормотание чтеца.

Наконец она спросила:

– Вам известно, где сейчас можно найти его кузину Кэтрин? Просто кивните или покачайте головой.

Я кивнул. Во время моей последней встречи с Эдвардом Олдерли он произвел на меня впечатление спесивого грубияна, и я был уверен в том, что его кузина не обрадуется, если он снова появится в ее жизни.

– Хорошо. Передадите ей от меня устное послание?

– Да, – ответил я.

– Эдвард сказал мне, что знает, где она прячется. Заявил, что это большой секрет, но скоро я все узнаю. – Леди Квинси выдержала паузу. – Мой пасынок отомстит ей за то, что она с ним сделала. Он сказал, что Кэтрин Ловетт не уйти живой от него и его друзей и он еще спляшет на ее могиле.

– Друзей? Каких друзей?

Леди Квинси пожала плечами и умолкла.

Я удивился, что нашлись люди, желающие стать друзьями Эдварда Олдерли, этого хвастуна с замашками деспота, к тому же его покойный отец был изменником. В прошлом году, торопясь смыть позор, леди Квинси вернула себе фамилию и титул, доставшиеся ей от первого супруга.

Между тем внизу, в зале, король длинными пальцами поглаживал шею стоявшей на коленях больной, в толпе кто-то плакал, а священник монотонно и неразборчиво бормотал молитву. Лицо короля было серьезно, массивные черты придавали ему меланхоличный вид. Монарх глядел поверх головы коленопреклоненной женщины. Казалось, будто он смотрит прямо на меня.

– Думаете, слова Олдерли – не пустые угрозы? – спросил я.

Леди Квинси пошевельнулась, и ее рука на долю секунды задела мою.

– Эдвард приходил, чтобы… – Она выдержала паузу, как будто решая, что сказать. – Возможно, он рассчитывал произвести на меня впечатление. Или… или запугать меня.

– Запугать? – Я снова повернулся к леди Квинси, но ее лица не было видно. – Вас? С чего бы вам его бояться?

– Окажите мне услугу: предупредите Кэтрин, – не ответив на мой вопрос, произнесла леди Квинси. – Дайте слово, что известите ее при первой возможности. Не желаю, чтобы ее смерть была на моей совести.

– Даю слово.

– Полагаю, Эдвард расправился бы с ней собственными руками, если бы мог. – Леди Квинси на минуту умолкла, затем резко сменила тему: – В воскресенье я буду слушать утреннюю проповедь в церкви Святого Олафа. Знаете, где она? На углу Харт-стрит и Ситинг-лейн.

Я кивнул. Эта церковь, расположенная неподалеку от Тауэра, одна из немногих уцелела во время Великого пожара.

– Давайте встретимся там, но не в самой церкви. После проповеди ждите меня на улице в наемном экипаже. Хочу сохранить наш разговор в секрете.

– Как пожелаете. – Я сразу оживился. – Можно узнать почему?

Но леди Квинси уже отвернулась. Она заскользила сквозь толпу к двери, а следом шел ее маленький сопровождающий. Теперь я разглядел, что это черноволосый мальчик – должно быть, паж леди Квинси, только без ливреи. Он шел, завернувшись в слишком длинный плащ с высоким воротником.

Стоило леди Квинси скрыться на лестнице, и меня охватило разочарование. Слуга последовал за госпожой. В дверях он оглянулся, и я увидел, что мальчик – африканец.

После того как леди Квинси и ее паж скрылись, я выждал несколько минут, чтобы не столкнуться с ней случайно. Затем я тоже покинул балкон и спустился на Пеббл-корт за Банкетным домом. Небо было затянуто серыми тучами, мостовая под ногами стала мокрой и скользкой.

Как и всегда в те дни, когда король исцелял недужных, покои дворца, куда допускались посетители, были забиты до отказа. Страждущие приходили не одни: их сопровождали родные и друзья, желавшие и поддержать больного, и увидеть чудо королевского руконаложения. Обычно многолюдные церемонии исцеления в сентябре не проводят, но количество желающих было так велико, что король отдал соответствующий приказ. Карл II был проницательным человеком, отдававшим себе отчет в том, насколько важно напоминать подданным о божественной природе королевской власти. И разве чудо наложения монарших рук не лучший способ доказать, что наш правитель – помазанник Божий?

Я направился в противоположный угол двора, прошел через дверь и поднялся в Тихую галерею. Господин Чиффинч ждал меня в покоях, где проходили ежеквартальные собрания Совета красного сукна, в котором он состоял. Я же был секретарем Совета. Чиффинч сидел в одиночестве, остальные заседатели уже ушли обедать. Он расположился у окна, и возле его локтя стояла бутылка вина. Чиффинч был дородным мужчиной, из-за румянца его лицо выглядело добродушным, но это впечатление было обманчивым.

Власть Чиффинча не бросалась в глаза, однако он обладал бо́льшим влиянием, чем многие придворные: ведь он служил хранителем личных покоев короля и к тому же его личным секретарем, а это означало, что только Чиффинч решал, кого допустить к монарху. Именно Чиффинч велел мне ждать леди Квинси на балконе Банкетного дома, объявив, что таков приказ короля и его величество рассчитывает на мою деликатность. Кроме того, мне было велено исполнять любые распоряжения ее светлости.

– И чего же она хотела? – поинтересовался Чиффинч.

– Не имею права говорить об этом, сэр.

Чиффинч пожал плечами: мой ответ его раздосадовал, но не удивил. Он не любил пребывать в неведении, однако король посвящал его не во все свои дела.

– Надеюсь, вы не привлекли к себе внимания?

– Похоже, что нет, сэр.

– Вот что я вам скажу, Марвуд: в чем бы ни состояло ваше поручение, постарайтесь оправдать наши ожидания, иначе вы горько пожалеете о своих ошибках. Король не любит, когда его разочаровывают. А сейчас он отнюдь не в снисходительном настроении, в чем лорд Кларендон убедился на собственном горьком опыте.

Я отвесил поклон. Несколько месяцев назад король отправил в отставку лорд-канцлера Кларендона, своего давнего советника. Это событие стало самым большим политическим потрясением со времен Реставрации монархии семь лет назад. Но отставка не лишила лорда Кларендона политического влияния. Его дочь была замужем за родным братом Карла II, герцогом Йоркским. Поскольку законнорожденных детей у его величества не было, а королева Екатерина вряд ли могла подарить супругу наследника, герцог стал предполагаемым наследником своего венценосного брата. Более того, следующими претендентками на престол были внучки Кларендона, пятилетняя принцесса Мария и ее младшая сестра Анна. В случае смерти короля Кларендон вполне может стать еще более важной фигурой, чем сейчас.

– Времена нынче опасные, – продолжил Чиффинч. – Большие люди то высоко взлетают, то низко падают и тащат за собой маленьких. Уж если сам милорд Кларендон впал в немилость, такая же судьба может постигнуть любого. Но разумеется, там, где можно упасть, есть шанс и взлететь. – Чиффинч замолчал, наполнил бокал и, понизив голос, продолжил: – Чем больше мне известно, тем лучше я служу королю. Если вы мне откроетесь, то и его величеству, и мне будет только польза.

– Простите, сэр, не могу.

Я подозревал, что Чиффинч ищет способ подорвать доверие, которое питал ко мне король.

– И все же любопытно, почему ее светлость выбрала для встречи с вами именно Банкетный дом, да еще и во время церемонии исцеления, – продолжил Чиффинч, устремив взгляд на содержимое своего бокала. – Леди Квинси нынче редко бывает в Уайтхолле. Впрочем, это вполне объяснимо. Одной смены имени недостаточно, чтобы все забыли о ее браке с обанкротившимся мошенником Генри Олдерли.